— Угум. Намекаешь, что я женщина... — грустно заметила Ария, понимая, что от Миралы вряд ли укрылась её дезориентированность.
— Знаешь, а ведь люди во многом правы. "Оно" — это как — то безлично. — ответила Мирала, беря в руки бокал и отпивая несколько глотков. — Хотя с другой стороны — чистая анатомия и физиология. Зато смысл — гораздо более высокий.
— Угум. — Ария сграбастала несколько печенюшек в ладонь. — Прости, немного пограблю. Ты права. Много жидкости после тренировки — напрягает.
— Опять кубы тягала? — понимающе спросила Мирала.
— Угум. — Ария проговорила это с набитым ртом, прожевала, договорила. — Один раз чуть себе трёхтонник на башку не свалила. Не понимаю.
— Явик...
— Да, он подарил мне несколько лет дополнительной жизни. До сих пор привыкнуть к этому не могу, Мира.
— Ну так он и ненасильственно это сделал, Ари. — отметила Мирала. — А привыкать... Ари, я скажу так — вся твоя жизнь принадлежит тебе. Сколько бы минут впереди ни было. Двести лет — это тоже цифра.
— У нас может и не быть этих двухсот лет, Мира. — Ария взяла новую порцию печенюшек, запихала в рот, прожевала. — Очень даже может не быть.
— Странно, Ари. — Мирала взяла печенку в руки, повертела её между пальцев, затем откусила кусочек, положила остатки на блюдце. — При твоей-то деятельности...
— Да понимаю я. — Ария отхлебнула несколько глотков, посмаковала аромат и вкус, проглотила. — Должна я быть фаталисткой в стиле "чему быть — того не миновать". Да и возраст...
— Ари, какие там твои годы... Вот позже...
— Позже, Мира, может и не быть. Меня чуть не убили, тебя чуть не убили. Знаешь, может действительно азари к смерти относятся слишком уж легкомысленно. — Ария отставила бокал, откинулась на спинку кресла.
— Относились, Ари. Относились. — кивнула Мирала. — Раньше — да. Пока вот не припёрло вот так вот. С этими креветками... Многие азари, да и не только они, кстати, теперь вынуждены научиться ценить жизнь. Свою и чужую. Дружественную, конечно, не вражескую. И понимать, что и смерть может быть разной — лёгкой и трудной, честной и позорной... Война такого уровня заставляет мыслить наиболее интенсивно. Потому что у многих разумных органиков понятие "завтра" превращается в возможность, а не в вероятность и не в реальность. Думала о дочери?
— Тише ты, Мира. — Ария протёрла уголком салфетки глаза. — Уши же кругом.
— Никто ничего не слышал, Ари. Можешь мне поверить. — Мирала не стала оборачиваться и оглядываться.
— Ага. Тебе в этом смысле легче — сразу чувствуешь реакцию. — кивнула матриарх. — Хотя... Никому сейчас не легче. Это даже я чувствую.
— Ты права. Никому. Мало тех, кому сейчас легко. — подтвердила телепат. — Работать сегодня ты не смогла, пошла в зал, потягала веса, но тоже не успокоилась.
— Теперь вот пришла в бар, заливать горе алкоголем. Скоро совсем стану пьянчужкой. — подтвердила Ария. — И будешь ты чувствовать, как мои мозги затуманивает.
— Война только началась, Ари. — не кивая, ответила тихо Мирала. — И ты такая же живая разумная органик, как и большинство на этой станции.
— Ребёнка я хочу, Мирал. — вдруг тихо сказала Ария. — Ты права, не верю я, что долго проживу. Не верю. Да, может быть и хотела бы прожить долго, да какие-никакие биологические гарантии есть, а вот веры во всё это благолепие... ну нету, Мира. Ребёнка хочу. Извелась вся. Вот держусь, держусь, а потом — как накатит... Хоть на стенку, хоть — со шпиля станции вниз головой без скафандра и биотики... Веришь?
— Верю. — подтвердила телепат-псионик. — Верю. Ты говоришь искренне, хотя сама не понимаешь, почему здесь, сейчас и мне это говоришь.
— А кому я могу это сказать? Своему столу в кабинете? Чтобы охранники подслушали? Или секретари? — горько усмехнулась властительница Станции. — Мигом упрут в обездвиживатели. Никакой Петровский не потребуется.
— И чего ты стесняешься, Ари? На Станции, как сказали бы земляне — полный интернационал. Выбор — на любой вкус и цвет.
— Мира... — чуточку укоризненно сказала Ария. — Статус...
— У тебя один сейчас статус, Ари. — твёрдо сказала Мирала. — Ты хочешь быть стопроцентной женщиной? Так ищи себе мужчину. Мужчину, понимаешь?! Любого возраста и расы, но ищи. Пусть даже не сразу у тебя будут постельные взаимоотношения, но ты уже будешь гарантирована от лазания на стенку от одиночества. Ты сама не понимаешь, но потом поймёшь, насколько это важно и нужно — знать, что кто-то позвонит тебе в любое время дня и ночи не для того, чтобы озадачить, а для того, чтобы поддержать...
— Ты... уверена, что у меня... получится?! — Ария не стала поднимать взгляд на собеседницу.
— В этом я больше уверена, чем в том, что для тебя будет нормальным метаться между крайностями. — ответила телепат.
— Уф. — Ария выдохнула, допив из бокала чай. — Ты права. Может, мне действительно следует найти мужчину. Может, даже и не одного. Жаль, если он окажется не стопроцентным.
— Ари... — Мирала встала. — У Шепарда уже очередь в приёмной. И ты там далеко не на первых местах в списке. Уж извини, но ты сама не захотела перевести отношения с ним в стандартный долгоиграющий и многоуровневый сценарий. Ты его уважаешь, но любишь, как говорят люди, платонически. Может быть это выход, а может быть и знак, что тебе просто надо найти другого мужчину-землянина. Он, знаю, не будет полной заменой Шепарду, но он даст тебе то, что может дать любой обычный мужчина-землянин. Человек, проще говоря. А уж будет он один у тебя или он будет делить тебя с другим партнёром, может быть даже другой расы — извини, но это решать придётся только тебе одной. Советовать здесь я тебе ничего не могу. И, если честно, то и не хочу. А вот мужчину... мужчину тебе надо привлечь к себе. Увы. Так захотела эволюция или природа. Или они обе вместе. Ты слишком долго была одна, Ари. Да, с наших азарийских позиций восприятия, ты так и состарилась. Но у тебя есть шанс. Используй его и у тебя будет столько времени... сколько будет. Для счастья, Ари, а не для одиночества. — Телепат, расплатившись с подошедшим официантом-саларианцем, прощально кивнула матриарху. — Действуй, Ари. — и с этими словами она покинула помещение бара.
Ария задержалась ещё на полчаса. Потягивая напиток теперь уже из бокала не через соломинку, она думала над словами Миралы. Решившись, а точнее — приняв несколько внутренних, прямо не осознаваемых разумом решений, матриарх поднялась и, расплатившись с барменом, вышла.
Идя к себе в Штаб-Квартиру, она думала. Продолжала думать. Пока что она не смотрела на окружающих, не искала среди них достойного её неслужебного внимания и... понимания. Она знала, что это время придёт. А пока ей... Пока ей просто надо работать. Работать для блага Станции и её населения. "Но теперь. — подумала Ария. — Теперь у неё есть задача и для свободного, неслужебного времени. Ведь она — живая разумная органик, а не гет-еретик какой-нибудь с одной единственной функцией и программой. Она — живая. И она будет живой столько, сколько будет. А будет она — долго. Потому что она хочет жить. Хочет жить и дать жизнь другим. Своим детям, например. И у неё будут дети. От землян-людей или от кого-другого — всё равно. Но будут. Потому что дети требуют чувств и эмоций. Они живут этими чувствами и эмоциями, особенно, когда маленькие". Ария хорошо это помнила по Лизелль. И хотела, чтобы у неё были те, кому эти чувства и эмоции можно было дарить. Потому что когда даришь — получаешь что-то и взамен.
Мирала, идя к себе, улыбалась. Она улыбалась часто, её улыбка была разной. Она имела основания для таких улыбок. Потому что её самые близкие разумные были здесь, на станции. Архангел и Найрин. Потому что за пределами Станции тоже были близкие ей, Мирале, разумные. Мама, сёстры. Шепард, Явик. Турианцы-Спектры. Они жили, действовали, воевали, боролись. Они любили и дружили. Они дали ей право и возможность владеть океаном психики разумных органиков. Владеть и ощущать единство органической разумной жизни. И даже жизни неорганической, но разумной. Да, ей так и не пришлось до сих пор применить свои возможности и способности в боевом режиме, но она готова к этому. Она к этому постоянно готовится. А пока... Пока у неё предостаточно будет возможностей для применения своих способностей в мирных целях — для блага обитателей Станции.
В разговоре с Арией она снова обошлась минимумом, не подключала ни телепатию, ни псионику. В этом ведь не было необходимости. Ария — не стальная, не каменная, не железная. Она — живая и она имеет право на слабость. Потому что она — живая. А живым надо жить. Полной жизнью. Многогранной. И долгой. В том числе продолжая себя в детях. Пора Арии обзаводиться детьми, пора. Будет кому передать Станцию. Сколько бы ни было впереди дней, декад, месяцев, лет — дети важны для любого разумного органика, имеет он возможность прожить тысячу лет или может прожить всего полсотни.
Путь к Цитадели. Оперативное и перспективное планирование работы
Джеф Моро ругался. Его напарник, хранивший молчание, выжидал, давая возможность шеф-пилоту фрегат-крейсера выговориться. Немудрено — раньше путь до Цитадели занимал несколько суток в очень сложном случае, а сейчас... Сейчас путь к центральной Станции Галактики занимал неделю, а то и две. И это при том, что война с Жнецами только начиналась.
Джеф всё чаще вспоминал о том, что он — живой человек, а не кибер, предназначенный для управления кораблём, пусть даже и таким совершенным, как "Нормандия". Нет, своей работой он был более чем удовлетворён, прорывы к станциям и планетам в условиях войны требовали всего его мастерства, всех его знаний, умений и навыков, но... Как ни странно, именно в это время Джеф понял с особой остротой, что кроме пилотской кабины есть ещё большой корабль и очень много, очень много собеседников. Да, занятых, да, уставших. Но — собеседников. Это Оливия и Аликс с Марком, приходя в пилотскую кабину садились в свои кресла и, как казалось бы любому разумному органику, забывая обо всём остальном, выполняли работу пилотов. Они — киборги, им это привычно. А он — человек. И ему хочется даже во время пилотирования корабля чего-то большего, чего-то разнообразного.
Так что Джеф Моро ругался, пусть и вполголоса, пусть и сдерживая себя в свободе употребления очень крепких выражений, учитывая, что две киборгессы постоянно контролируют происходящее на корабле, но ругался. Ругался и продолжал работать, потому что считал работу важной и нужной.
К ругани пилота нормандовцы относились с пониманием — у них тоже души были явно не на месте. Приходилось привыкать к очень длительным переходам, приходилось находить время и силы для многочисленных тренингов и занятий по повышению уровня теоретической подготовленности. Раньше для этого не было необходимости, поскольку перелёты много времени не занимали. Теперь в этом необходимость была.
Шепард в своей каюте — сейчас он даже не знал, командирская она или старпомовская, всё чаще считая её просто каютой для старшего офицера корабля — просматривал новостные выпуски, транслируемые по большинству сохранившихся каналов Экстранета. Жнецы, уверенные в своей победе, словно кошки полузадушенным мышам, позволяли органикам многое. Иногда — очень многое. В новостных выпусках война представала во всей своей неприглядности. Журналисты, операторы, комментаторы представляли зрителям и слушателям весь спектр оценок, весь спектр эмоций. От самых положительных до самых отрицательных.
Шепард смотрел эти выпуски для того, чтобы быть в курсе дел, потому что по прибытии на Цитадель начнётся самая сложная работа — формирование списка потребностей и нужд обитателей Галактики и составление перечня мест, куда следует направиться. Часто он восхищался работой бесстрашных журналистов, добывавших такие кадры, что любая журналистская премия была бы слишком маленькой платой за тот уровень риска и опасности, которым эти разумные подвергали себя, чтобы сообщить зрителям и слушателям правду о происходящем в Галактике.
Каждый, считал Шепард, даже на войне, даже на такой войне должен заниматься своим делом. Если уникальный Отряд сможет параллельно с выполнением своей задачи по формированию и поддержке Сопротивления помогать многим совершенно не знатным разумным органикам в это тяжёлое время, значит так тому и быть. Должно же быть какое-то "легальное" основание для их мотаний по просторам космоса? Вот это и будет железобетонным основанием. Потому что пока работают ретрансляторы — капитан сомневался, что Жнецы, навалившиеся своими флотами на множество обитаемых миров Галактики, настолько ослабеют, что будут вынуждены прибегнуть к такой мере — надо действовать, надо выигрывать локальные битвы, чтобы не проиграть, ни в коем случае не проиграть войну в целом.
Многие органики её, эту войну, уже проиграли, платя страшную, высшую цену за сорок тысяч лет ничегонеделания. Шепард не думал о том, что у многих органиков сейчас идёт тяжелейшая переоценка ценностей и переосмысление действительности — это было понятно и естественно в условиях такой войны. Он думал о тех органиках любой расы — не только землянах-людях — которые уже попали под влияние Жнецов, стали их пособниками в результате индоктринирования — да, быстрого, да глубокого, да, качественного. Странно, если Жнецы не воспользуются таким своим преимуществом. Это преимущество постепенно оборачивалось против самих Жнецов.
Органиков было слишком много и они всё чаще осознавали, что следует не отступать, а воевать, не сдаваться, а бороться. Да, некоторые журналисты привычно говорили о легендарности и уникальности Отряда, о важности его работы. Может быть и стоило так говорить о деятельности нормандовцев и волговцев — разумным органикам нужны положительные, мотивирующие, вдохновляющие и воодушевляющие примеры для подражания, для укрепления веры в будущую победу. На самом же деле, как считал Шепард, Отряд не делает ничего особенного — он просто действует так, как должно. Да, эффективно, да, целенаправленно, да, многогранно. Но эта работа была обычной для высокоподготовленных профессионалов.
Глядя на кадры расправ Жнецами над населением мирных колоний и планет, Шепард всё острее понимал, что в мире на самом деле ничего абсолютно нового нет: очень многое повторяется, создавая обманчивое ощущение новизны. Не зря пришествие Жнецов, их вторжение многие исследователи ныне называли концом Цикла. Да, подошёл к концу очередной отрезок развития рас пространства Млечного Пути. Да, пришло время, когда на арену Галактики стали всё чаще выходить синтеты, ищущие для себя места в этом пространстве. Своего собственного, можно сказать — личного места. И это же место пытались найти разумные органики. Конкуренция возникала потому, что желающих найти это место много, а полигон, где это место можно было найти, был, к сожалению, один на всех желающих. И полигон оказался очень маленьким. Не по своим физическим размерам — они-то как раз и были ошеломительными для разумных органиков, привыкших к весьма ограниченным пространствам своих миров, а по степени пригодности к удовлетворению сиюминутных потребностей ныне живущих обитателей Млечного Пути.
