— База к подрыву подготовлена. — доложил Аленко по кодированному каналу связи. — Здесь — ползуны Торианина, сэр. Могу задействовать церберовскую систему ликвидации биообъектов.
— Данные?
— Все накопители обработаны, сэр. Передача данных завершена. База в этом смысле — выпотрошена полностью, сэр.
— Хорошо. Приступить к ликвидации биообъектов. — Шепард направился к выходу из главного зала комплекса, уже не обращая внимания на буйство пламени в пределах периметра защитного поля. Адмирал был мёртв и довольно давно. Старпом не сомневался — подтверждение этого факта было передано Андерсону.
— На третьей базе — осторожно. — сказал Шепард, когда группа покинула подземные части второй базы и вышла на поверхность. — Тело Кахоку найдено там. Не повредите стрельбой и не дайте его уничтожить. По расположению, — Шепард передал на инструментроны сокомандников некоторые файлы, — вы сами видите — тело расположено в периметре защитного поля. На третьей базе отмечено присутствие в этом периметре солдат рахни. Поле придётся снимать до взрыва базы, поэтому солдат рахни уничтожать гарантированно, не давать им приближаться к телу адмирала. Старайтесь стрелять аккуратно, чтобы ни одна капля кислоты не попала на Кахоку.
Согласные кивки сокомандников были ответом старпому. Хоть они и не особо нуждались в дополнительных указаниях, всё же слова старшего помощника командира фрегат-крейсера были необходимы именно здесь и сейчас.
Снайперы, коммандос, биотики и техники-рабочие, обитавшие на третьей базе, были уничтожены за несколько десятков секунд. Сопротивления, даже самого отчаянного, оказалось явно недостаточно для того, чтобы спастись от возмездия. Силовое защитное поле было отключено за следующий десяток секунд и трое солдат-рахни пали под сосредоточенными очередями штурмовых винтовок членов группы высадки. Ни один из рахни не успел даже плюнуть кислотой и слизью. Ни один не смог отступить к лежавшему в углу телу адмирала. Аленко и Дженкинс разложили носилки.
— Подождите. — Шепард подошёл к лежавшему навзничь высшему офицеру ВКС, наклонился, присел на корточки. — Они его не тронули. — старпом взглянул на останки солдат-рахни. Взгляд человека коснулся запястья левой руки адмирала. Две точки. Парный инъектор. Два разных состава, объединяясь, способны породить быстродействующий яд. — Они его убили. Инъекцией "дабл". — произнёс командир группы высадки и сам подхватил тело адмирала на руки, осторожно и бережно перенося его на подставленные носилки. — Если его не тронули эти твари, то двуногие твари тронули его трусливо. Аленко, всю информацию — на накопители. Всю. — повторил Шепард.
Лейтенант кивнул. Подошли двое полисменов-десантников, взялись за рукоятки носилок, отнесли тело адмирала ко входу в зал, приступили к обряжению в изолирующий контейнер. Сокомандники Шепарда подавлено молчали. Адмирал был в своей повседневной обычной форме, но было заметно — его пытали. Не так жестоко, конечно, как пытали бы в средние века или в более глубокой древности, но пытали жёстко. Только система "Блокада", ставящаяся в сознание всем высшим офицерам Альянса, не дала на этот раз церберовцам разжиться свежей секретной информацией. Не по зубам оказался Кахоку церберовцам. Определённо — не по зубам. Иначе они бы его не стали вот так уничтожать, инъекцией "дабл" в запястье. Придумали бы чего-нибудь ещё. При пособничестве Жнецов многое можно было придумать. Но, вероятнее всего, Жнецы были слишком уверены в близости очередной и окончательной победы, в близости очередного успеха очередной Жатвы. Поэтому, скорее всего, они и не разменивались на мелочи.
— Вторую базу — к подрыву. — очнувшись от размышлений, распорядился Шепард. — Дженкинс, на вас — контроль.
— Да, сэр. — капрал кивнул, ограничившись только поворотом головы в сторону стоявшего над местом гибели адмирала старпома. — Будет исполнено, сэр.
— Принято. — сказал Шепард, понимая, что Андерсон уже в курсе обстоятельств гибели адмирала. Остальное, конечно, скажет Чаквас. Доктор Карин Чаквас, которая, как знали многие нормандовцы и немало волговцев, любит Андерсона. А Андерсон любит её. И вот теперь Карин должна установить медицинский факт и причину гибели адмирала Кахоку. Она это сможет сделать. Она — профессионал. Но ей будет тяжело докладывать об этом командиру фрегат-крейсера, докладывать об этом человеку, презревшему ради высшего земного чувства извечную дистанцию между капитаном и остальным экипажем корабля, докладывать человеку, который любит врача корабля, любит и ничего не собирается делать с этим чувством, не собирается ему противодействовать, противостоять, противоречить.
— Вторая база — подорвана. — доложил тихо капрал. — Контроль — выполнен. Всё нормативно и чисто.
— На выход. Здесь мы закончили. Готовность к подрыву? — Шепард мелким, непривычно тихим скользящим шагом направился к выходу из главного зала базы.
— Готовность — первая. — доложил Аленко. — Сеть проверена. Мы готовы подорвать в любой момент. Накопители перепроверены. Пропусков и проблем нет.
— Принято. — на большее Шепарда не хватало сейчас. Можно было, конечно, сказать привычное для сокомандников "хорошо", но сейчас не хотелось. Шепард слишком уважал Андерсона, он любил его как человека, как профессионала и понимал, насколько сейчас командиру фрегат-крейсера будет несколько дней тяжело. Расслабиться, дать волю чувствам и эмоциям Андерсон не сможет — впереди сложнейшая операция в пределах территорий, подчинённых Батарианской гегемонии. Там придётся идти в режиме невидимости, придётся стрелять на поражение корабельными средствами. А на борту будет тело адмирала ВКС Альянса. Какая разница — "контр" или "вице"? Люди инстинктивно не употребляли в общении приставки такого рода, как в Российской Империи никогда без официальной необходимости не говорили "подполковник". Только — "полковник". В Альянсе так же поступали, в особенности, если дело касалось адмиралов. Тех высших офицеров, которых считали не только профессионалами, но и настоящими офицерами и людьми. А вот когда об офицере говорят "вице-адмирал", "контр-адмирал", причём говорят постоянно — это уже серьёзный звонок, серьёзный сигнал. Если человек нормативен, он подаст в отставку, поскольку его в армии не только не любят, но и не уважают.
Адмирала Кахоку уважали и любили. Потому Шепард и его сокомандники считали необходимым сделать всё, чтобы отдать дань уважения этому человеку в самой полной мере.
— Тело адмирала погружено в первый челнок, сэр. В салон, сэр. — тихо доложил Аленко.
Шепард кивнул, подтверждая правильность действий коллег:
— Взлетаем. Базу — к подрыву. — непривычно тихим голосом распорядился Шепард. Аленко тотчас же прислал квитанцию на инструментрон, а водитель отвёл челнок за пределы "круга безопасности". На подрыв места, где закончил свой жизненный путь адмирал Кахоку, смотрели все члены группы высадки. Смотрели до тех пор, пока пламя, пожиравшее развалины, не стало слабеть.
Обломки разбившегося зонда потрошили в полном молчании. Забрав улучшения для брони и оружия, полисмены под руководством капрала Дженкинса, вернулись в свой челнок.
Протеанская пирамида — форпост империи Протеан выглядела давно и надёжно покинутой. Явик был рад, что её так и не сумели вскрыть. Детские игрушки, рваную одежду забрали на борты челноков. Явик гладил контейнер, скрывавший неповреждённый очередной диск с данными, но в его глазах не читалась радость по поводу ценной находки. Он вспоминал своих коллег — старших офицеров Армии Империи, погибших в огне противостояния с Жнецами.
Аленко и его полисмены выполнили полный комплекс работ по описанию и сертификации месторождений урана и палладия, после чего оба челнока вернулись на борт фрегата.
Тело адмирала вынесли из челнока на своих плечах полисмены-десантники из состава группы высадки. Экипаж фрегата-крейсера в траурных серых формёнках был выстроен в ангаре — только вахтенные и группа быстрого реагирования не покинули своих постов. Контейнер с телом адмирала был доставлен в медотсек. Андерсон скупым жестом попросил никого туда не входить, переступил порог медотсека и закрыл за собой дверь, сразу же обзаведшуюся красным запрещающим сигналом. Шторы и жалюзи на окнах медотсека были заблаговременно опущены.
Шепард, сопроводивший тело Кахоку до порога медотсека, жестом разрешил всем сокомандникам отдыхать. По протоколу на время отсутствия командира корабля именно он принимал на себя полное командование экипажем и кораблём. Поэтому, приняв у Гарднера контейнеры с сухим пайком и термос с ароматным травяным настоем, старпом поспешил к Звёздной карте, вставая уже не на старпомовскую, а на командирскую вахту. Вахтенный офицер отдал Шепарду полагающийся доклад об обстановке на корабле, показал на экранах соответствующие документы и отчёты. Через несколько минут Шепард включился в ритм вахты.
Отряд ушёл с орбиты, направляясь к Рэнсято — водородно-гелиевому газовому гиганту, чья атмосфера имела примесь серы. Планета была похожа на Юпитер, но имела близкую к звезде орбиту, а мощная гравитация Рэнсято предотвратила образование планет по соседству. Задержавшись у газового гиганта на ставшие протокольными полтора часа, Отряд за шесть часов вернулся в систему к ретранслятору и по цепочке катапульт перешёл в скопление Сигма Близнецов. Переход занял девять часов.
Работа кораблей отряда в скоплении Сигма Близнецов
Чаквас работала над телом адмирала больше десяти часов. О сне не хотелось думать. Боль в глазах Дэвида, его тихий голос, утративший любые командные интонации и нотки, его рваные, резаные движения, жесты, потерявшие плавность. Всё это свидетельствовало о том, что командир фрегат-крейсера едва удерживается в рамках более-менее нормативного поведения.
Четыре часа, четыре первых часа Андерсон провёл в медотсеке, сидел на вращавшемся табурете чуть поотдаль от операционного стола и ждал. Ждал вердикта, ждал заключения профессионального медика, врача. Ждал и понимал, что Чаквас тяжело будет формулировать это заключение. Потому что оно напрямую касалось человека, под воздействием которого, пусть опосредствованным, удалённым, но сформировался сам Дэвид Андерсон, ставший одним из первых выпускников программы "Эн-Семь", впоследствии преобразованной в Академию.
Обычно принято считать, что у профессионалов нет ни нервов, ни чувств, ни сердца. Да, такое тоже может иметь место. Временами, когда действительно требуется не человек, а именно профессионал, именно специалист. И Чаквас знала, что сейчас позади неё вот только что, несколько часов тому назад сидел не офицер ВКС Альянса, не спецназовец эн-семёрка, не Спектр Совета Цитадели. Сидел человек. Обычный земной человек, который страдал эти несколько часов. Сначала — когда группа высадки под командованием Шепарда, в свою очередь ставшего учеником и воспитанником самого Андерсона, изымала с планеты тело зверски умещвлённого офицера ВКС Альянса, доставляла его на борт фрегат-крейсера и затем — в медотсек, а потом — несколько часов, пока она, Карин Чаквас, майор медслужбы Альянса работала над телом, устанавливая причину смерти и то, что же пришлось вынести адмиралу там, в застенках научного подразделения "Цербера", одной из его ячеек.
Наука была жестокой и безжалостной вещью в себе. И научники вольно или невольно становились палачами, стремясь узнать больше и глубже суть вещей, стремясь проникнуть за пределы, очень многими разумными органиками всегда воспринимавшиеся как непреодолимые. Сама Карин сделала тогда всё, чтобы затянуть момент передачи даже предварительного заключения в руки Андерсона. Она обошлась без надиктовывания протокола хода работы, включила только несколько видеокамер, зафиксировавших всю процедуру.
Андерсон не торопил её и Чаквас осознавала — он делает так только потому, что для него она уже не только врач корабля, главный врач медслужбы фрегат-крейсера. Для него она нечто гораздо большее и потому Дэвид не обращается с ней сугубо по служебному протоколу. Позволяет обойти его, этот временами неумолимый протокол именно сейчас, сейчас, когда ему без её помощи, без её знаний, умений и навыков — завал и зарез.
Вряд ли Дэвид позволил бы осуществить эту процедуру кому-то другому, той же Хлое Мишель, например. Нет, он жестом попросил Хлою освободить медотсек, разрешил ей отдыхать в рабочее время. Всё же Карин была военврачом, а Хлоя — гражданским медиком и ей знать такие детали, такие подробности о деятельности полувоенной организации, какой всегда был и оставался "Цербер", было совершенно ни к чему.
Чаквас работала, внося уточнения и дополнения в протокол процедуры, уже не стесняясь — Андерсон вышел из медотсека несколько часов назад, а она выключила любые средства связи и передачи информации, замкнув медотсек в своеобразную информационную блокаду. То, что ей пришлось увидеть и понять... Потрясало своей жестокостью и откровенной безжалостностью. "Цербер" играл против человечества, точнее — уже не играл, а действовал открыто, явно, не стесняясь. Система "Блокада" была искорёжена, но она выстояла. Кахоку не выдал церберовцам ни грана секретной информации, хотя, если "Цербер" изначально формировался под прикрытием Альянса Систем, в том, чтобы вытаскивать из адмирала эту информацию не было никакой особой необходимости. Вполне возможно по этой причине церберовцы не особо и усердствовали, пытая адмирала.
Профессиональный цинизм. Профессиональная деформация. Профессиональная болезнь медиков, лучше других людей знающих, что такое человек, как биологическое органическое разумное существо. А для Карин Чаквас, имевшей профессиональную подготовку по медицине инопланетных рас, пожалуй — всех основных рас, известных в Пространстве Цитадели профессиональный цинизм позволял без прикрас сравнивать человечество с любой другой расой и видеть и слабости и силу людей, как биологических органических разумных существ во всей полноте.
Закончив работу, Чаквас обрядила тело адмирала в полный комплект белья и форменной одежды. Всё необходимое принёс Андерсон, когда Карин, прикрыв тело адмирала пологом, отвлеклась на десяток минут для того, чтобы написать медицинское заключение. Дэвид не посмотрел на экраны, висевшие над рабочим столом главного врача, он только мельком посмотрел на лицо адмирала, отметив про себя, что Карин постаралась отретушировать всё, что можно и даже немного — то, что виделось как такое, что невозможно было отретушировать. Уложив пакет с формой, бельём и обувью на стул у операционного стола, Андерсон тихо развернулся и тихо вышел, неслышно прикрыв дверь в медотсек.
Корабли Отряда как раз приступили к обследованию системы Хан — известной по большинству Лоций, Сводов и Справочников как средняя система, располагавшая пятью планетами. Первым объектом внимания специалистов Отряда стал Пататанль — крупная, скалистая планета, чрезвычайно тонкий атмосферный слой которой состоял из водорода и окиси углерода. Поверхностная кора этой холодной планеты содержала богатые залежи урана и природные месторождения плутония. Масса Пататанля в четыре раза превышала массу Земли, поэтому предполагалось, что толщина атмосферы планеты должна значительно превышать толщину земной. Благодаря именно этой особенности планета была отмечена людьми и рядом других рас Пространства Цитадели, как потенциально интересная для научных исследований. Активизации практических работ по разработке природных кладовых планеты мешала необходимость серьёзных мер по защите от радиации. В процессе углублённого сканирования специалисты Отряда выявили и задокументировали ранее неизвестное крупное месторождение лёгкого металла — бериллия.
