Светлана была благодарна Джону. Он ничего ей не сказав, сказал ей всё. Так сказал, что у неё не возникло ни сомнений, ни возражений, ни вопросов. Сказал не словами, а делом. Он не скрывал от неё ничего, не юлил, не выдавал желаемое за действительное. Она знала, что и он и она равны перед будущим. Каким бы это будущее ни было.
Она уснула. На несколько часов уснула в объятиях Джона. Уснула крепко, без сновидений, без кошмаров, без снов-сценариев, вызванных самокопанием и самоанализом. Просто уснула. И когда проснулась, ощутила себя в объятиях Джона. Тёплых, мягких и крепких. Бережных объятиях самого родного и самого дорогого человека. Своего мужа и отца её детей. Столь мощным было влияние Джона, пребывавшего теперь рядом с ней, что Светлана почти забыла о тревогах, о боли, о горечи. Она просто отдалась музыке момента. Важной для неё. Успокаивающей её. Дарующей надежду на лучшее.
Джон не позволил ей встать с постели. Он сам принёс столик с уже разложенными по тарелкам порциями. Самый полный обед. Самый полный. Обед, необходимый не только её, но и детям. Двоим детям. Не одному ребёнку — двум. Джон это всегда учитывал, всегда понимал и всегда знал, что именно ей, его Светлане нужно.
Он не позволил ей взять ложку или вилку. Покормил сам, с ложечки. Как мама в далёком детстве кормила её. И Светлана улыбнулась. Улыбнулась несмело, одними губами. Глаза не зажглись. Увы. Что-то всё же осталось тяжёлое у неё на душе. По-иному и быть не могло. Но Джон... Он был так рад увидеть её несмелую едва заметную улыбку! Что Светлана не выдержала и улыбнулась немного шире. А потом, спустя несколько секунд — ещё шире. А потом — ещё и ещё шире. Подчиняясь волне радости, волне одобрения, волне ободрения, исходящим от Джона и накрывающим её, Светлану, с головы до самых пяток. Так хотелось верить, что будет это ощущение вечным. Так хотелось в это верить. И Светлана чувствовала — Джон, её Джон готов сделать для этого всё. Всё, что будет в его силах и, если потребуется, то и намного больше.
Нет, до смеха дело не дошло. А вот улыбка получилась. Получилась полной, широкой, искренней, естественной. Джон добился таки своего — Светлана ощутила себя защищённой. Что бы там ни было через восемь месяцев или через восемь лет, она, Светлана Стрельцова, не одинока. У неё есть Джон. И у неё обязательно будут двое детей. Даже двое детей для женщины — это уже семья. Даже один ребёнок. А будут ли ещё дети — время покажет. Сейчас не надо изводить себя подозрениями и ожиданиями, ведь рядом, совсем рядом — Джон. Он побудил её улыбнуться. Широко улыбнуться, хотя всего несколько десятков минут назад Светлана сомневалась, сможет ли она вообще улыбнуться даже губами в самое ближайшее время. Ей казалось, что она разучилась улыбаться, настолько обезоружило её известие. Известие, вырванное из уст Аллы, одной из лучших её подруг.
Сейчас она словно училась быть счастливой. Училась заново. У неё двое детей под сердцем. Уже двое детей и она родит их на свет в установленный природой срок. Родит безопасно. Так, как полагается. И Джон обязательно примет их на свои руки. Сильные и нежные. И её дочка и её сын ощутят и силу и нежность отцовских рук. Сразу ощутят. И вырастут на этих руках сильными и умными людьми. Станут мужчиной и женщиной. Новым поколением землян. Очередным поколением.
Она выкормит их, своих детей и Джон будет рядом. Он будет их воспитывать, будет им читать сказки, будет играть с ними, будет разговаривать с ними часами о том, о чём им, его детям, будет интересно. Будет гулять с ними по крейсеру и фрегату. Сначала — на руках, потом — в коляске, а потом, потом — ножками они пойдут рядом с ним, своим отцом. Будут видеть его работу, его жизнь, его коллег и друзей. Будут знать многое о времени, в которое им пришлось появиться на свет. Будут воспитываться не словами Джона, а его делами, его примером. И им не придётся оправдывать его — Джон в оправданиях не нуждается. Они обязательно будут гордиться своим отцом. По собственному выбору гордиться. Потому что Джон заслуживает того, чтобы его дети им гордились.
Корабли ушли с "площадки". Она это почувствовала. Не могла не почувствовать — привычка, воспитанная подготовкой и обучением. Впереди было скопление Нимб. Несколько часов перехода и Отряд продолжит прочёсывание звёздных систем. Частым гребнем будет прочёсывать.
Это есть и будет. А она, Светлана, сидит в кровати Джона, точнее — полусидит, ведь Джон не даёт ей напрягаться ни на минуту, ни на секунду. Она сидит и смотрит на большом, огромном каютном экране прекрасный фильм. Добрый фильм. Яркий и красивый фильм. В котором нет войны, нет стрельбы, нет крови и нет боли и слёз. Этот фильм Джон выкопал в Архивах Кино Земли. И теперь показывал ей.
Они смотрели этот фильм вместе. Джон был рядом с ней, сидел на кровати и держал её руку, правую руку в своей руке. Несколько часов прошли для Светланы как сон. Она расслабилась. Почувствовала себя защищённой. Успокоилась ещё больше. Как же трудно и сложно было успокаиваться после такой встряски. Только Джон смог бы её успокоить. Только он. И он сделал это. Сделал даже лучше, чем она была в силах вообразить. И не требовал, не просил ничего взамен. Она знала — он горд тем, что он стал отцом. Уже стал, ведь дети его, дочка и сын, уже живут. Растут и развиваются. Не существуют — живут. Это больше чем существование. И Светлана тоже живёт рядом с Джоном. Не как офицер Империи, не как воин — как женщина, как жена, как супруга. Как мать его детей.
Он по-прежнему верен одной ей. Только ей и никому другому. Только ей одной. Да, есть Лиара. Да, есть Мирала, да, есть Шиала, да, есть Тали, да, есть Бенезия, восьмисотлетняя матриарх, против которой Светлана — несмышлёная маленькая девочка. И все они любят Джона. Не только как мужчину. Прежде всего — как личность. И при всей их любви к нему, он отдаёт предпочтение и приоритет ей, Светлане.
Как же она посмела подумать, что он её бросит? Как она посмела подумать, что он уйдёт от неё, от своих детей? Как она посмела подумать, что он о ней или о детях забудет? Как она вообще посмела даже попытаться сформулировать такие прегрешения, вроде бы могущие быть совершёнными Джоном?
Да, она боялась. Как любая женщина, носящая под сердцем детей, боялась остаться одна. Без поддержки, без помощи. Боялась. Кто же будет спорить, что она, Светлана Стрельцова, Скала и недотрога, боялась. Боялась, потому что знала — никто из людей не идеален. Ни она, ни Джон — не святые. У каждого из них двоих недостатков — полно. Вагон и маленькая тележка. Но это — их недостатки. Они придают разнообразие и силу их личностям. Их сущностям. Главному в них обоих и в каждом из них отдельно.
Да, она боялась. И, наверное, эта боязнь никуда не делась. Она обязательно проявится, едва только возникнут схожие условия. Она уже сейчас слаба и в значительной степени беспомощна, несмотря на всю её разведывательную и военную подготовку.
Конечно, при необходимости, она сможет обойтись и собственными силами, но Джон... Он за несколько прошедших часов не дал ей и секунды, чтобы она смогла уверовать в то, что она будет когда-нибудь одинока. В этот год беременности, в этот год перед рождением её первенцев.
Джон приготовил ей обильный ужин, снова не дал встать с кровати и принять хотя бы посильное, совсем не руководящее и не определяющее всё и вся участие в приготовлении еды. Снова притащил столик к кровати и накормил с ложечки. Ну, почти с ложечки, всё же она не больна и не немощна.
И при этом Джон избегал говорить о делах фрегата и крейсера. Может быть это и к лучшему — Светлана знала, что Титов справится сам, а Андерсон вполне может обойтись своими силами несколько дней. Профессионалы в излишней опеке и контроле не нуждаются. А в команде и экипаже фрегат-крейсера непрофессионалов не было уже давно. Даже те, кого набирали в состав Отряда на фрегат на стапеле, в короткие сроки стали профессионалами и сроднились с нормандовцами. С гордостью называя себя отрядовцами и нормандовцами и с не меньшей гордостью нося на формёнках знак "Нормандии". Выше всех других знаков и наград. Специальный статус позволял это делать, всё же на борту было четыре Спектра Совета Цитадели. Целых четыре Спектра. Очень редкое явление. Очень редкий факт.
После ужина Джон лёг рядом со Светланой и обнял её. Она приникла к нему. Они долго целовались и обнимались. Несколько часов. И сами не заметили, как уснули. Проспав до восьми часов утра следующих ходовых суток.
Светлана снова спала без сновидений. Без кошмаров. Без снов-сценариев. Просто спала, ощущая, как её дети получают энергию, подкреплённую энергией их отца. Который теперь был совсем рядом с ними. Для них обоих — дочери и сына это было крайне важно для их будущей жизни. Для того, чтобы они родились крепкими и здоровыми. Чтобы они стали одними из лучших. Джон заслуживал, чтобы у него были лучшие дети. Самые лучшие. Потому что он был способен сделать их лучшими. Не словами — делами.
Утром Джон снова приготовил ей завтрак. Объёмный такой завтрак. И она не стала выговаривать ему. Понимала, что он не поверит. Не поверит в то, что она способна растолстеть. Не поверит — и всё тут. Никогда не поверит. И эта готовность и способность не поверить действовала на Светлану как бальзам. Настоящий, не поддельный какой-нибудь, бальзам. Она видела, что её беременность, её временная нескладность не воспринимаются Джоном как что-то оскорбительное, недостойное, грязное, неподобающее. Наоборот, она ощущала, как Джон боготворит её. Не словами — делами.
Они снова провели в постели несколько утренних часов. И Джон ограничился только кратким ознакомлением со сводным отчётом по ситуации. Толстеньким таким отчётиком страниц на пятьдесят.
Три ИИ на борту. Три Искусственных Интеллекта высших, самых последних классов и марок на борту одного корабля. Три ИИ не в обличьи банальной деки-стойки, а в обличьи полноценных, самых лучших киборгов. И это тогда, когда командиры и капитаны множества кораблей и к виртуальным интеллектам, заключённым в деки-стойки, относятся с известным непреодолимым предубеждением и подозрением. А тут три искусственных интеллекта на собственных мобильных платформах. Которые, конечно, очень облегчают жизнь экипажу фрегата и жизнь отрядовцев в целом. Для них подготовить такой отчёт — как для малыша-землянина слепить из песочка пасочку. Легко и просто. Можно даже в фоновом режиме, между делом.
Заглянув в этот отчёт, Светлана увидела — синтеты подготовили этот отчёт, учтя ситуацию. Не грузили старпома Шепарда излишними деталями, но и не скрывали от него проблем и вопросов. Не делали хорошую мину при плохой ситуации. Но и не нагнетали апокалиптику по пустячным поводам. И синтеты поняли, что рядом с Шепардом — его подруга и жена, мать его детей. Потому изложили отчёт в новой, мягкой форме. Конечно же, Оливия причесала отчёт. Это она умеет и может сделать лучше, чем Марк или Легион.
Наблюдая искоса за тем, как Джон быстрыми нажатиями виртуальных клавиш отвечает на отдельные вопросы, содержавшиеся в отчёте, Светлана невольно залюбовалась мужем и другом. Джон работает всегда и везде, не любит бездействовать, знает, что проблемы и вопросы и недостатки на самом деле никуда не деваются. Работает очень часто на опережение, в профилактическом режиме.
Вот и сейчас он задумался, глядя на строки отчёта и на то, что только что напечатал на клавиатуре. Что-то стёр, что-то выправил. Пальцы замелькали снова, абзацы множились. Исчерпывающие инструкции. Персональные инструкции и рекомендации.
По-иному Джон не может. Он знает, что его самого готовили к сложнейшим боям в Академии эн-семь, но ведь воевать-то и действовать придётся не только ему. И другим разумным тоже нужно дать шанс выжить и победить, дать шанс поразить врага неожиданным ходом, неожиданным решением, приносящим победу или значительный перевес в противостоянии. Можно и нужно даже без военных действий просто обратить внимание на возможность необычного, нестандартного решения вопроса, проблемы, ситуации.
Можно и нужно. И потому Джон не отделывается формальными отписками в стиле "подай — принеси — забери — угомонись". А пишет подробно, учитывая прежде всего личность адресата и его возможности и способности.
Закончив, он складывает экран инструментрона, гасит клавиатуру и оборачивается к ней. Тёплая волна взгляда окатывает Светлану и погружает в кокон защиты.
— Свет... Прости... Надо было... Не хочу, чтобы были сложности... и потери. — сказал он, когда Светлана наконец обрела спустя несколько минут способность ясно мыслить и ощущать окружающее пространство. — Я готов компенсировать...
— Покажи мне, как, Джо. — тихо ответила тогда Светлана.
И Джон показал. Несколько часов на вершине блаженства. Несколько часов неги. Несколько часов острого высшего счастья. Предназначенных только для неё, Светланы Стрельцовой. И для её детей. Для его детей. Которые были тоже счастливы, ведь если счастлива мама, дети не могут быть несчастны. В большинстве случаев не могут.
Обед был такой же обильный, даже более обильный, чем завтрак. И Светлана не противилась, не сопротивлялась. Понимала, что Джон знает о беспощадности природы к женщинам. Знает гораздо больше и гораздо глубже и острее. Потому, наверное, так привлекает к себе других женщин. Ту же Карин, например.
Знала Светлана, ох знала, что Джон мог и был готов полюбить Карин Чаквас. Но отступил, едва понял, что она любит Андерсона. Понял, что третий в данном случае — лишний. И отступил. Потому что уважал и любил и Андерсона и Чаквас. Где-то даже боготворил их, своих старших наставников и учителей. Джон был готов учиться у достойных учить. Готов не на словах, а на деле. И учился напряжённо. Не отлынивал. Старался дойти до сути. Везде, где только можно было, а также там, где нельзя. Не умел по-иному.
Потом после обеда они час поспали. Вместе и рядом. А затем посмотрели два фильма. Часто останавливая запись и обсуждая. Светлана видела, как Джон умеет переживать, сопереживать героям и персонажам лент. Видела и ощущала, что только рядом с ней он настолько открыт. Во всех других случаях он способен быть не меньшей Скалой, чем она сама. Какая там Скала... Целый Утёс.
Светлана видела, как он реагирует на мельчайшие изменения сюжета, как смеётся, как грустит. И раз за разом влюблялась всё больше. Всё глубже и всё искреннее. Понимая, осознавая, ощущая, что ей удался шанс из миллиарда. Из десятка миллиардов. Найти и полюбить такого человека. Которого не надо было идеализировать — он изначально не был идеальным. Которого не надо было превозносить и возвеличивать — в этом он точно не нуждался. И Светлана всё острее понимала, насколько повезло не только ей самой, но и её детям. Быть детьми такого отца — это счастье и честь. Побольше и повыше многих.
Джон совершенно реален, но в то же время он... идеален. Он настолько идеален для неё, Светланы, что она совершенно справедливо не ищет среди других мужчин некие "запасные варианты", "запасные аэродромы". Она знала, что и Джон не ищет ей, Светлане, замену или временное замещение. У него нет любовниц. У него есть любимые женщины, но любовниц — нет. И среди любимых женщин у неё, Светланы, абсолютный и практически неоспоримый приоритет. Так что здесь ей не о чем беспокоиться. Рядом с таким человеком, рядом с таким мужчиной, рядом с таким офицером просто не может появиться и сколько-нибудь долго удержаться недостойная его женщина. К какой бы расе она не принадлежала.
