Но прежний опыт уже подсказывал ей, что так хорошо все не будет. Медленно подтягиваясь до сухой травяной кочки, девушка перевернулась, преодолевая сопротивление навьюченного груза, встала на четвереньки, выползла на тропу и уже там попыталась подняться и перенести вес на больную ногу. К ее удивлению, нога служила, и можно было даже идти, только очень размеренными и маленькими шажками, буквально шага три-четыре в минуту. Стараясь идеально сохранять вертикальное положение, художница замедленно двинулась вниз.
Путь до реки, на преодоление которого ушло бы минут сорок, растянулся на часы. Солнце спряталось за широкие пихтовые плечи гор. Наступили белые сумерки. И вдруг в этих сумерках, впереди, на тропе с вытоптанным колхикумом замелькала приближающаяся фигура. Все в Вике взлетело в беззвучном ликовании. Она семенила навстречу и благодарила небо, благодарила своего спасителя. Господи, как же любила она его в этот момент! Всем сердцем!
Наконец, фигура развернула широкие плечи, и перед Русалкой предстал дядя Дрон, во всей своей двухметровой красе.
— Я на кош, — смущенно бросил он и ухмыльнулся, — этот трансик меня, все-таки, доконал.
— Я тут немного ногу повредила, — жалобно вздохнула Вика. — Вот, ковыляю...
На лице у дяди Дрона появилось кислое выражение, и он поспешил дальше по тропе.
Когда девушка дошла до бревна, перегораживающего спуск к Загеданке, вечер проглотил последние крошки света. Вика скинула рюкзак, кое-как проползла под бревном и уселась в полной темноте над бурливой рекой. Нечего было и думать о прыжках с берега на берег в поисках отмелей и песчаных кос. Это с больной-то ногой, под большим рюкзаком и в кромешном мраке! Только красный огонек сигареты раз за разом возникал у лица, давая силы бороться с холодом и одиночеством. Девушка не сводила глаз с пройденной тропы. Скоро вернется дядя Дрон!
Любое ожидание подходит к концу. И дядя Дрон с трансиком, небрежно заброшенным за спину, показался над бревном, едва различимый на фоне неба.
— Сидишь? — сквозь зубы бросил он.
— Ага! Вот я тебя и дождалась, — разулыбалась Викуся.
— Ну, тащить тебя я не смогу, — тут же отрезал командир.
— Я и не прошу, — возразила художница, — но если бы ты взял мой рюкзак, я могла бы повесить на спину твой трансик — дошли бы!
— Нет уж, — дядю Дрона даже передернуло. — Может быть, пришлю тебе кого-нибудь из лагеря. Кто-нибудь, да согласится. Сигаретами, гляжу, богата?
Вика протянула пачку, не в силах до конца поверить, что он сейчас уйдет:
— Угощайся.
— Спасибо! — дядя Дрон довольно задымил, пока не видела его "половина", ожидающая в лагере, и торопливо зашагал над темной рекой.
Прошло не так много времени, но по берегам снова заметался луч фонарика. Раздался шумный всплеск, и рядом с Викой возник запыхавшийся Толик. Вздохнул тревожно:
— Вот ты где! Как ты? Идти можешь?
— Идти могу, — она чуть не заплакала от тепла, которым вдруг согрелась изнутри, и невероятного облегчения. — Только с рюкзаком — тяжело.
— Это не проблема! — обрадовался Толя и тотчас подкинул станок в воздух, ловко нырнул в лямки. — Пойдем! — он протянул руку. — Помочь? Держись!
Они запетляли по мокрому песку, по жгучим зарослям борщевика, трескучим камышам.
Настроение на стоянке царило пасмурное — двухдневный запас крупы, зарытый предусмотрительным дядей Дроном, тот самый, рассчитывая на который, утром на плато доели последние крошки провизии, выгрызло некое лукавое животное, оставив спелеологам только полиэтиленовую оболочку...
Утром Вика помогла Толику собрать палатку, выбрала на лесорубной поляне палку покрепче, благо недостатка в них не было, и загодя отправилась вниз, на поворот дороги, к которому мог подняться грузовик. Рюкзак взялся отнести ее великодушный напарник, с тем, чтобы потом вернуться за своим станком.
Девушка осторожно ступала по глиняной колее, стараясь выбирать места плотнее, но размокшая земля разъезжалась под ногами, хорошо еще, что костыль помогал. По ленте дороги струился ручей, весело насвистывая на обкатанных мраморных горошинах. Тревожно шумели деревья, но солнце ухитрялось пробиваться и сквозь такие плотные кроны.
Участники похода постепенно обгоняли Русалку, один за другим. Обменивались веселыми шуточками — все предвкушали скорую сброску. Пробежал, не останавливаясь, Толик, нагруженный ее рюкзаком. Затем и вся цепочка постепенно промелькнула мимо, словно выложенная масть. Вернулся Толик, он быстро преодолевал крутой подъем, но грудь часто вздымалась, на щеках горели яркие полоски.
Вика спускалась дальше, и тут навстречу ей вышли два дюжих мужчины, окинули взглядом с ног до головы — смешная девочка в треугольной косынке, да еще с посошком — ни дать, ни взять — по грибы.
— Это ты, что ли, отстающая? Что стряслось? Ногу подвернула? Мы тебе навстречу пошли, думаем, поможем девчонке, что она там одна прыгает? — нараспев, тягуче пробасил один из них, приближаясь.
— Это — брат мой, — кивнул в сторону подошедшего второй мужчина, оказавшийся уже знакомым Вике водителем ГАЗа-66. — Поторопиться надо, иначе не успеете на автобус.
— Облокотись-ка на меня, птичка маленькая, — тем временем ворковал первый. — Что? Лапку ушибла?
В его голосе было столько искренней сердечности и сочувствия, что Вика снова чуть не разрыдалась, но тут же взяла себя в, руки, набрала воздуху в легкие и затараторила:
— Я не самая отстающая, там еще мальчик, он за моим рюкзаком побежал! Это ему надо помочь!
— Ну, если так, Егор, доведешь ее? — крепыш бережно передал Вику водителю. — А я мигом обернусь, помогу пацану.
И он вприпрыжку зашагал наверх с резвостью, удивительной для такой комплекции.
Вика с провожатым скоро вышли к машине, ГАЗ стоял уже полностью загруженный. Дядя Дрон разглядел подошедших и разразился гневной речью в адрес отсутствующего Толика. Минут двадцать спустя показался и виновник его раздражения вместе с родственником водителя, пыхтевшим под увесистым станком. Спутник Анатолия, испросив согласия хозяина, уверенным движением забросил рюкзак в кузов, в руки принимающим, а потом прыгнул следом сам и сел впереди, рядом с Викой, старательно оберегая ее во время крутых поворотов и глубоких ям.
— Хорошо, что пошел, — буркнул немного погодя он ей вполголоса. — Прихожу, а паренек сидит на камне и плачет. Что за рюкзаки у вас такие? Он же встать не мог! — и добросердечный ангел-спаситель покачал кудлатой головой.
Грузовик торопился, как мог — сипел на поворотах, лязгал рессорами, ревел захлебывающимся мотором. Но на одной из переправ группу, стремящуюся успеть на междугородний автобус, ждал приятный сюрприз — отсутствие моста. Точнее, мост-то был, и не могло его не быть, смог же ГАЗ как-то переправиться двумя часами раньше. Но то, что сейчас предстало перед изумленным водителем — это лишь пара железных полос на сваях. Рядом, на груде сваленных бревен, ранее аккуратной дорожкой выложенных через реку, сидела бригада в оранжевых жилетах и благостно покуривала. Их вид ясно показывал, что уж ОНИ-ТО никуда не торопятся. Мужички деланно не обращали внимания на подошедшую машину и старательно травили байки. Во всех фигурах напряженно пульсировало тщательно смакуемое торжество.
Нет, раньше недели-другой моста не будет, подошел срок ремонтных работ — так было заявлено Роману и дяде Дрону, что с измученными лицами нависли над теплой компанией. Командиры долго совещались и соревновались в хмурости физиономий, а затем подошли к кузову и устроили складчину. В командирскую панамку перекочевали скомканные десятки, которые были затем тщательно отглажены и стопочкой вручены бережливыми москвичами сияющим ремонтникам. Бригада хором хлопнула себя по коленям, крякнула и отошла в сторону, снова увлекшись непринужденным разговором.
Ребятам пришлось покинуть уютный кузов и, к вящему удовольствию местных, в авральном порядке таскать бревна самим, укладывая их одно за другим на осиротевший мост. Трудно даже представить, на какие чудеса быстроты и ловкости способна сподвигнуть мечта о морском побережье и сладких арбузах!
Автобус гостеприимно принял спелеологов на борт, и за окном замелькали холмы и лесистые горушки Ставропольского края. Но самыми прекрасными были, конечно же, остановки на маленьких станциях, изобилующие жареными пирожками, истекающими соком.
В Краснодар приехали уже под вечер, шумный автовокзал накрыли ранние сентябрьские сумерки. Вика привалилась к бетонному парапету над грудой сваленных рюкзаков, которые стремительно разбирали хозяева. Когда же она осталась в одиночестве со своей ношей, ожидая помощи (до автовокзала оставалось около пяти минут ходьбы), проходящий мимо дядя Дрон не выдержал душераздирающей сцены и завопил, заплакал, что не в силах он больше выносить подобные представления. Сочувствуя его горю, девушка стиснула зубы и, взвалив рюкзак на спину, засеменила следом, по-прежнему смешно подволакивая ногу. Ни дать — не взять, Серая Шейка.
На вокзале вопрос дальнейших действий встал перед художницей ребром. Она вошла в стеклянную коробку переговорного пункта и задумалась. Проживание в Бухте отменялось по той простой причине, что за пропитанием и водой пришлось бы ходить в гору, а сил на это у девушки пока не было. Можно было попробовать встать на берегу Краснопещерки, дорога до Перевального, хоть и растягивалась на четыре километра, однако была более-менее ровной. Но господин Йога запретил посягать на его общество, а он, скорее всего, будет там — кончается сезон, последняя возможность заработка. И тут Вику озарило — добрый Кир! Уж он-то, с его принципами, никогда не откажет в помощи! Если он только не в Москве...
Она спешно перерыла записную книжку и извлекла телефон друзей Кирилла в Ялте. Только бы он был там! Впрочем... Все это — дело судьбы.
— Да, Кирилл у меня, — ответил на том конце провода приятный баритон. — Сидим, портвейн попиваем. Сейчас позову.
— Дядя Кира, ты согласился бы на время стать мне родной матерью? — на одном дыхании выпалила Вика и рассказала о своих проблемах.
Кирилл уточнил приблизительное время прибытия автобуса и обещал к этому часу встретить девушку на автовокзале в Симферополе. Ну и потом она сможет жить на квартире, в Симфе. Все складывалось как можно удачнее!
Воодушевленная, Русалка со всей расторопностью, на которую была способна, бросилась брать билет. На оставшиеся деньги купила пирожок с сыром и яйцом, отложила про запас, а сама сгорбилась под стеной автовокзала в обнимку с рюкзаком, среди сотен таких же ожидающих. До автобуса оставалось семь часов.
Вокруг разворачивались ночные драмы и скандалы, краснодарский вокзал не мог похвастать спокойной атмосферой. Но Вика сидела, практически не меняя положения, и часы текли за часами. Впереди был кусок света, способный переплавить все переживания этих трех недель, а, возможно, и последнего года. Если Матушка Гроза приходила не зря... То скоро... Даже думать об этом страшно... Но как сладко!... Нет, если он не захочет, то конечно... Но, по крайней мере, это будет земля, по которой он ходит! Может, не все потеряно? Как подумать о том, чтобы больше не видеть его никогда?! Никогда-никогда! Невозможно!...
Розовые лучи плавно заполняли край небосвода. Ветки пыльной акации вдруг стали влажными и засияли необыкновенной прелестью. Даже пассажиры притихли. К бесконечным перронам подавались автобусы, один за другим. Из-под громоздкого Икаруса с табличкой "Краснодар-Севастополь" торчали кошачьи лапки. Маленькие и хрупкие, в аккуратных белых носочках. Казалось, в момент отправления они быстро замелькают на запад, унося непомерную тушу автобуса к обещанным берегам. Какой замечательный транспорт! "Лапки-лапки, отнесите меня в Крым!"
Вика забилась на последнее сидение, укрылась спальником, наслаждаясь нахлынувшим теплом, и впилась зубами в восхитительный пирожок. Вскоре утробно рычащий Икарус миновал краснодарский пригород, и за окнами развернулись поля, поля до самого горизонта. Над полоской холмов дымилась робкая заря, скупо рассыпающая арбузные куски облаков.
Я гадала, что меня ожидает и, не отрываясь, смотрела на небесные картины, разворачивающиеся над серой пеленой сумерек. Обрывки облаков были удивительно одушевленными, с очень четкими силуэтами, которые так приятно угадывать, улыбаясь случайной схожести. Все мое существо наполняло удовлетворение обретенного крова, теплой постели и сытной еды. Душа летела быстрее тела на свидание с желанной землей. Тревожась будущим, я засыпала сопровождающие меня силы бесконечными вопросами, потом, утомившись от беспомощного ожидания, сосредоточилась на одном — "Что меня ждет?" и резко обернулась к противоположному окну.
Над равниной бежала облачная девочка. Нет, двух толкований тут быть не могло — круглая голова, две косички, треугольник платья и тонкие ножки. А следом стремительно вырастало темное облако, длинное и распластанное. Мне бы так хотелось, чтобы от него отделилась мужская фигура, но оно вдруг вытянуло ноздреватую морду, распахнуло зубастую пасть и проглотило девочку, не моргнув глазом.
И как я ни старалась придумать другие объяснения, облако-крокодил, сменившее рацион, оставалось неизменным так долго, что я заснула, так и не дождавшись его трансформации. Все было на месте — и крючковатый хвост, и выпученные глазные дуги, и маленькие лапки, и даже треугольные зубцы на спине.
Вика накрылась спальником и беспокойно задремала, но ее сны становились все слаще и слаще. Живительная вещь — тепло!
Разбудил девушку один из пары водителей, что раздавал таможенные анкеты. Глаза его широко распахнулись, когда из-под пухлой груды спальника показалась заспанная мордашка с двумя косичками:
— О, а ты откуда?!
Вике пришлось долго убеждать изумленного парня, что села она давно — еще в Краснодаре, а затем между делом художница пожаловалась на свои обстоятельства и получила безоговорочную поддержку. Ее под локоть провели через таможенные службы, пронесли багаж, во всем помогли, а в Керчи она снова провалилась в сладкую дремоту на прогретом заднем сидении. Изредка сквозь полуприкрытые веки просачивалась в сны и наполняла сознанием сбывшегося чуда крымская осень.
За синеватые блеклые шубы гор цеплялись редкие нитки дождей. Тучи плыли сливовым бархатом, ложились навзничь в желтые степи, вздрагивая от жесткости подстилки. В узкие щели пронзительно-голубого неба пробивался сок теплых лучей, окутывал сонные яблони, изогнувшиеся под сладким грузом янтарных и рубиновых плодов. Пыль на мгновения повисала в полотнищах лучей густыми облаками и снова обреченно возвращалась на обочину или в шальной попытке начать новую жизнь липла к мутным стеклам автобуса.
В Симферополе Русалка долго ждала, пока Журавлев догадается войти в салон, отчаянно стучала ему в окошко, но он лишь глупо улыбался в ответ. Пришлось ей самой волоком вытащить уложенные вещи, и уж тут помощь Кирилла оказалась как нельзя кстати. Он отвез девушку на квартиру, оставил ей ключи, помог купить продукты, а сам вернулся по делам в Ялту.
