— Привет, — Вика встала прямо перед ним.
Он вскинул глаза. Брови изумленно взлетели, слова застыли на губах.
— Привет, — наконец, опомнился он, схватил художницу за руку и оттащил в сторону от компании. — Что ты тут делаешь?
— То же, что и ты, — не сдалась Вика. — Гуляю. Кстати, с Рождеством тебя! Мороженого хочешь?
Она протянула ему стаканчик, и Руслан автоматически откусил вафельный край, задумчиво пожевал...
— Ну, пойдем, — после некоторых размышлений выдавил он и предложил согнутую "бубликом" руку.
Они так и гуляли втроем. С одной стороны девушка, которую спелеолог представил как "Катю, ту самую медсестру", а с другой стороны Вика, с наслаждением обвившая любимый локоть. Русалка прекрасно понимала, что портит спутнице Руслана настроение, но все это казалось настолько мелким и незначительным по сравнению с самой встречей, которой вообще могло не случиться, что Вика никого не торопила, просто ждала, спокойная и теплая, как кошка на завалинке.
Компания постепенно рассеялась, троица остановилась у одного из домов, старого особнячка с потрескавшейся штукатуркой на стенах. Его окна светились в темноте ровным морковным светом шелковых занавесей и абажуров. Лена заявила, что, мол, вот она и дома и, коротко взмахнув рукой на прощание, убежала в подъезд. Вика и Руслан пошли дальше, миновали несколько переулков, потом он замешкался:
— Ты где остановилась? — она назвала адрес, а ее провожатый потер лоб рукой. — Понимаешь, мне надо вернуться, а то там человек сейчас повешается... Мы можем встретиться позднее? На вокзале ты сможешь?
— На вокзале?! — изумилась художница. — Когда же?
— Ну, скажем, в час... Там должно быть открыто! — вдруг перешел он к жарким убеждениям.
— В час ночи, на вокзале?!
Видимо, что-то в тоне девушки заставило его усомниться в своем душевном здоровье, Руслан шумно вздохнул:
— Я не могу ее так бросить. Она столько для меня сделала!
— Ну, так, может, и не стоит бросать? — добродушно протянула Викуся. — Она тебя любит, вот и возвращайся насовсем...
— То, что она меня любит, не значит, что я ее, — с мукой в голосе простонал Руслан. — И я не могу потерять ТЕБЯ!!! — выдохнул он со внезапным жаром. — Просто дождись меня.
Мужчина развернулся и легкой рысью бросился через темные кусты в сторону дома Екатерины.
— Да-а!! Да?!!! — крикнул он, поворачивая за угол. — Ты дождешься?!
— Дождусь, беги, — махнула рукой Русалка и почти ощупью двинулась в темноту, прикидывая, как же ей теперь выбираться к центру...
Город праздновал Рождество. По переулкам и дворам шатались группы ряженых, колядующих. Незнакомые люди при встрече поздравляли друг друга со светлым праздником. Вика кивала в ответ, а потом уже и сама вместо приветствия начала поздравлять и желать здоровья и достатка. От одной из спешащих по пустынной улице компаний в ответ на добрые слова отделилась пожилая цыганка, оглядела Вику с ног до головы, проговорила:
— Не бойся, дочка! Не обижу и денег не возьму. Счастье к тебе сейчас очень близко подошло! Не отпусти его, сбереги!
Развернулась и пустилась прочь догонять своих. И снова прокричала издалека:
— Сбереги его!!!! Слышишь?!!
— Слышу!! Постараюсь!!! — замахала рукой Вика, а потом бежала к Игорю и Елене, и ей казалось, что несет она на руках кого-то маленького, хрупкого и пушистого. Счастье, наверное...
На шумной кухне кипела веселая суета. Русалка помогла Леночке приготовить кутью, которую хозяйка тотчас переложила в красивую пиалу, украсила карамельками и отправила с Васенькой гостинец бабушке. В дверь то и дело звонили, пели коляды, сыпали в квартиру рисом, Лена каждый раз выносила детям жменю конфет и мелких денежек.
Несколько часов пролетели незаметно, пока Вика не взялась, наконец, за лямку рюкзака:
— Пора!
— Тебя точно встретят? — Игорь обеспокоенно встал с кресла, коротко потянулся. — Хочешь — провожу?
— Нет, не надо! — художница отчаянно замотала головой. — Встретят!
Она обняла на прощание полусонную Елену, помахала рукой хозяину, так кстати предложившему прошлым вечером свое гостеприимство, и выбежала на лестничную клетку. У автовокзала девушка благоразумно взяла такси — не тащиться же с рюкзаком через весь город! — и уже через пятнадцать минут замерла испуганной птичкой, нахохлилась в жестком кресле кассового зала под высоким стрельчатым окном.
Минуло назначенное время, потянулось бесконечное ожидание, перемежаемое сухими щелчками стрелок на круглых вокзальных часах. Сначала Виктория не находила себе места, вздрагивала от малейшего шума и искренне жалела, что уже несколько месяцев как бросила курить, но потом оцепенение сковало члены, и девушка погрузилась в себя, расфокусированно глядя сквозь руки, сцепленные на коленях.
В глубинах сознания, словно нарывающая заноза, мешался посторонний звук, настойчивый омерзительный скрежет. Он вгрызался в голову все сильнее и сильнее — Вика вздрогнула всем телом и обернулась. За холодным окном стоял Руслан и методично скрипел пальцем по пыльному стеклу. Он поманил ее на улицу, молча принял рюкзак, подал округленный локоть и увел художницу в темноту.
Едва различимо поблескивали рельсы, шевелились влажные кусты под порывами морского ветра. По крышам домов хлестали черные плети акаций. Дома щурились слепыми окнами, лопались на теле ночи старыми кожаными заплатами, до треска. Переулки стягивались змеиной кожей глухих заборов, круто забирали вверх. Скрипели редкие блюдечки фонарных шляп.
Вика не выдержала, и, вопреки своему правилу, спросила, долго ли еще. Ее спутник радостно кивнул головой, раздул ноздри, белки ярко блеснули:
— Почти до вершины горы.
Сизое одеяло на небе прожгла до дыры круглая белая луна, вылезла нахальным глазом, забелила стены. За калитками захлебывались разбуженные собаки, небо прошили стрелы алмазно-ярких звезд. Город сонно ревел внизу морским прибоем и растревоженными деревьями, выше несся собачий лай, да уходили на гору вывалянные в пыли кишки узких улочек, обвивали склон петля за петлей. А над горой вздулся чугунным котлом небесный свод, ветхо поблескивающий россыпью звезд да грошовой луною.
Руслан давно уже тащил полуживую девушку за руку, из-под занавесок выныривали чужим теплом редкие желтые полумесяцы света, а Русалку била крупная дрожь, будто погруженная в вывернутую требуху обнаженного ночного быта, она стала частью всеобщего соития, переполнилась токами слаженной и напряженной оргии, в которой участвовали не только люди и животные, но и дома, сараи, заборы, улицы, звезды... Само небо содрогалось в сладких конвульсиях сотворенной жизни.
Четко очерченная лунным светом виноградная арка над калиткой манила и ужасала угольно-черной глубиной. Выше ее примерно на этаж в склон впился рыбьим телом пепельно-серый мазаный бок дома. Мужчина нырнул под ощетинившиеся голые виноградные плети, потянул за собой художницу, и после короткой лестницы они оба вошли в темные сени.
— Я снимаю дом в складчину с соседом, он спит в той комнате, так что не будем шуметь, — нервно бросил Руслан, зашвырнул в угол рюкзак, и увлек девушку к узкой кровати, притаившейся за слоновьей тушей круглого стола.
Неистовый почти до грубости, лишающий любой опоры в пространстве, кроме своего тела, хозяин этой постели самозабвенно жертвовал на алтарь ночи одну любовную схватку за другой, вплетал горячие токи в циновки дрожащего неба, очертя голову, бросался в его щедрый тревожный хмель. В гостиной не было ни единого окна, но с сеней лезвием ножа под дверь проникал ледяной ночной воздух, будоражащий до каждой клетки, переполняющий сладостным ужасом, да сквозь тонкие стены доносились крики шальных петухов и фанатичный собачий брех.
Утро ухнуло из-за горизонта ласковым светом, огладило розовым касанием верхушку горы, потекло вниз, к желтым портовым кранам. По тонкому небесному шелку разбежалась волна крохотных облачков. Передергивая голыми плечами, Руслан сбежал по бетонным ступенькам. На пятачке двора, над плетеной аркой, расставил пошире ноги в тонких, трепещущих на ветру трико и дырявых шлепанцах, вскинул к небу сверкающую трубу, и над лиловыми домиками к серому морю полилась мелодия, чистая, переливчатая и счастливая.
— Ну, тогда я была совсем другой... Милый, ты же помнишь сам, да? Все, что я умела — это только отдавать себя. В этом была моя единственная правда. Совсем еще девочка...
— Девочка... Что же ты со мной делаешь?
— А понравилось?
— Спрашиваешь!
— Мне кажется, я показываю тебе, что такое Женщина. Ведь если женщина с мужчиной одной крови, она, как птица на открытой ладони, будет петь! А вместе с ней запоет и его сердце...
— Вот у тебя такие маленькие лапки! А следов ты натоптала! Пушистище, подвинься! Дай, я ототру!
Изящная пушистая полосатая кошка, привстав на цыпочки, вытянула хвост трубой и громко замурлыкала. Вика нетерпеливо оттолкнула ее на половичок и зашлепала половой тряпкой:
— Я только что — на четвере-е-е-е-енька-а-ах! — все вылизала, а ты...
Басовитое мурчание возвысилось до истеричных нот.
— Ладно, иди сюда, ты, вроде, уже высохла! Лапы бы мыла, что ты мне руки вылизываешь? Кефир будешь?
Кошка скользнула следом за художницей в гостевую комнату, там, на полу остывал снятый с электроплитки борщ. Девушка повозилась с мягким пакетом кефира и наполнила им маленькую плошку из-под сметаны:
— Иди, ешь... Хозяин еще нескоро вернется. У него дела... Знаешь, Пушистище, в честь кого я тебя назвала? У одного хорошего дяденьки-писателя, а зовут его Ричард, он пишет такие замеча-а-а-ательные книжки про любовь и счастливую семью... Так вот, их кошку — его и его возлюбленной, Лесли, звали именно так... Ох и ласковая же ты! Да не благодари, мне же приятно, что ты тут, со мной. Скоро Русланка вернется, покормим его. Говоришь, он так мурлыкать не умеет? Не умеет. Ну что ж с того? Если он и не похвалит нас за борщ, так это не его вина — он же вкуса не чувствует. Но, знаешь, киса, я думаю, организм-то все чувствует, вкусно или нет. И настроение от хорошей еды сразу другое. Я вообще не понимаю, как он тут питался. Его послушать, так ему абсолютно безразлично, и что есть, и есть ли вообще. Хорошо, хоть Костик не голодает — заодно и его подкармливает... О, это Костя, наверное! Да не мечись ты так, никто тебя не выгонит, ты же не мешаешь никому! Я бы с радостью оставила тебя ночевать, но... Привет, Костик! Как оно?
— Здорово! — вошедший, круглолицый парнишка невысокого роста, потянул носом, улыбнулся с удовлетворением. — Ай да запах!... Балуешь ты его, но он хоть на человека стал похож. А где сам-то?
— Борщ будешь? — Вика встала с дивана, но Константин замотал головой, прислонился к притолоке двери, улыбаясь как Чеширский Кот.
— Я на работе перехватил, сейчас не хочу. Не пришел еще? И где его носит?
— У него сегодня клуб собирается, он вчера полночи какие-то бумажки готовил, — извиняющимся голосом протянула Вика. — Придет скоро. Как твоя музыка?
— Да нету никого, — недовольно фыркнул сосед. — Праздники кончились, все разъехались, бар пустой. Хоть бы ты зашла, посидела? Я бы тебя с Ириной познакомил!
— Да ты же знаешь, я не люблю по ресторанам... Мне вот по горам побегать... Вчера на Карантин ходила. А позавчера в городе до ночи загулялась — так еле дом нашла, веришь? Ходила кругами, собаки воют — и никого! Хорошо, компания какая-то попалась, подсказали. Слава Богу, адрес помню! Не улица — огрызок! Шесть домов...
Костик осуждающе покачал головой, но мысли свои оставил при себе:
— Ладно, я поваляюсь пойду. Твоего, все равно, не проспишь. Придет — покалякаем.
Дверь за ним мягко хлопнула, и Русалка замерла на диване, прислушиваясь. Что-то и взаправду долго хозяин не шел домой... Не случилось ли чего?
— Тебя вчера так долго не было... — Вика устало потянулась и снова легла головой на мужскую руку.
— Зато я сегодня целый день с тобой! Да и вчера все прошло просто отлично! — Руслан уже полчаса лежал неподвижно, словно прислушиваясь к себе, но художница не спешила нарушить временное затишье, ей требовался отдых.
Не один раз молодой тигр доказал сегодня свою любовь.
— Русланка, а почему ты никогда не надеваешь свитер, который я связала? — голос девушки дрогнул, но вовсе не от обиды.
Она просто не ощущала во всем теле ни единой целой косточки.
— Как это не надеваю? Я Новый Год встречал в нем. И если ты думаешь, что он мне не понра-а-авился! То зачем бы я стал надевать его на официальный прием, на котором присутствовал даже мэр города?... — молодой человек сердито фыркнул и повернулся на бок.
— И где же свитер? — печально спросила Вика, уже не рада, что завела подобный разговор. — Мне просто хотелось поглядеть, идет ли тебе?
— Он у матери, я просто не заходил к ним с первого числа. Кстати, она все удивлялась, как точно ты угадала размер. Сама-то она перевязывает и меряет много раз. И... — он смущенно помолчал. — Ввязано столько твоих волос! Ты это специально?
— Нет, но я не думала, что тебе будет неприятно, иначе следила бы...
Благостное тепло сиесты испарилось без следа.
— Кстати, там, на посылке была указана приблизительная стоимость... Он на самом деле столько стоит? — Руслан привстал на локте, сонливость окончательно покинула его.
— Нет, я указала только, за сколько купила нитки. Было бы жалко потерять эти деньги, если бы не дошел, — Виктория повернулась к стене и притворилась спящей.
— Но по здешним меркам это сумасшедшие деньги! — мужчина вскочил и забегал по комнате. — Вот! — он сунул Вике в руки небольшую сумочку для документов.
Сшитая из крепкого плотного лилового нейлона, она крепилась на шнурке и застегивалась на липучку.
— Сам шил! Пусть будет у тебя! — он снова обнял девушку за спину, прижался, согревая ее своим теплом, нежно поцеловал в шею.
— Спасибо, Русланка! — мир был восстановлен, Вика обернулась и ответила на поцелуй. — Знаешь... Я хотела с тобой поговорить. Серьезно. Только выслушай спокойно, — она убедилась, что он внимательно слушает, поймала его взгляд и продолжала, — деньги у меня подходят к концу, да и на работу пора возвращаться, если я хочу сохранить это место. Я и так уже прогуляла на пять дней больше отпущенного срока... Ты хотел бы поехать со мной? Нам хватит и на второй билет. Найти работу в Москве тебе будет, я думаю, не проблематично. Только не горячись, если тебя это стесняет — деньги вернешь, но я же искренне предлагаю... Как? — сердце забилось часто-часто, щеки заалели, художница едва сдержала волнение, чтобы никоим образом не давить.
Молодой человек замер, просчитывая ситуацию, потом глаза его радостно загорелись, он шумно вздохнул и весело закивал головой:
— Да! Я поеду с тобой!
Вика перекатилась на спину, на глазах выступили слезы — неужели сбылось? Решилась ее судьба? Она нежно провела рукой по мужественному лицу, задержала ладонь на скуле, впитывая каждую черточку, погружая в глубины памяти прекрасный миг, чтобы сохранить его на всю жизнь. Все было не зря! Встречи, испытания... Весь долгий путь неожиданно показался легче тополиного пуха. Внимательнее слушать мир стоило именно ради этой минуты!
