— Ага! Я так понимаю здесь тоже кроется намёк на противоборство с между кланами "богов"? — догадался я.
— Именно! — подтвердила Светлана. — К тому же Агастья всегда почитался на юге Индии как культовый герой, который принёс туда тамильский язык и грамматику, полученные им от Шивы.
— Иначе говоря, он занимался той самой цивилизаторской деятельностью? Ясно.
— Занимался, — снова взял слово Акира. — Пандавы же, избавившие Нарушу от "змеиного проклятия" — ни кто иной, как потомки следующего поколения "солнечных богов", которое в середине Эры Льва, приходит на земли Египта и приступает там, помимо всего прочего, к уничтожению остатков "клана Змиев". Всё это в иносказательной форме и передано в индийском мифе. Из аккадской же истории можно понять, что, оказавшись на послепотопной Земле в роли хозяев, боги-Змии пытаются возродить созданное ими человечество, — тех самых "старых людей", — и передать ему свои знания, обучить их различным ремёслам. Именно в этот период возникают первые царства и первые города, во главе которых встают смертные допотопные цари и числа всё тех же "старых людей". В аккадском мифе о Потопе об этом времени сказано так: "Истребление моих человеков... мной сотворённое богине Нинту... воистину я возвращу ей. Я верну народ к местам их обиталищ. Да будут их грады построены... кирпичи во всех своих градах на места священные воистину пусть они поставят. На святых местах пусть собраны будут. Святость воды — огня гашение — да будет в праведности установлена. Обряды, могучие Сути совершенными воистину будут, землю вода да оросит, благостный мир я им дам".
— Но ведь это уже о временах властвования "солнечных богов", — заметил Иллик Шелли. — А вы говорили о "старых людях", которых опекал "клан Змиев".
— Верно. Но есть и другой миф "О всё видавшем", где рассказывается о допотопном герое Гильгамеше. Он и был одним из тех "старых людей", равных возлюбленному богом Энки "богочеловеку" Адапе: "На две трети он бог, на одну — человек он, образ его тела на вид несравненен... Мощный, славный, всё постигший... Матери Гильгамеш не оставит девы, зачатой героем, суженной мужу". В мифе Гильгамеш называется "пастырем ограждённого Урука" и "сынов Урука".
— То есть, матерью Гильгамеша была женщина, рождённая от "бога", а сам он родился от её брака со смертным? — сообразил я. — Выходит, что его можно считать полубогом, жившим в допотопные времена?
— Именно так, — подтвердил Акира. — Об этих временах мы узнаём в самом начале легенды: "Принёс нам весть о днях до потопа... Прикоснись к порогам, лежащим издревле, и вступи в Эану, жилище Иштар... поднимись и пройди по стенам Урука, обозри основанье, кирпичи ощупай: его кирпичи не обожжены ли и заложены стены не семью ль мудрецами?". Из этих строк совершенно очевидно, что речь идёт о городах, построенных ещё до Потопа командой ануннаков под предводительством Шу-Энлиля. А также явственно просматривается ограниченное количество "старых людей" и стремление как самих "богов", так и этих "старых людей" к размножению: "Часто их жалобу слыхивал Ану. Воззвали они к великой Аруру: "Аруру, ты создала Гильгамеша, теперь создай ему подобье! Когда отвагой с Гильгамешем он сравниться, пусть соревнуются, Урук да отдыхает"".
— Аруру? — удивился Зуко Пур. — Новая "богиня"? Или это какая-то старая?
— Аруру это древнейшая, дошумерская Богиня-Мать, создательница людей, — пояснила Светлана. — По классификации Акиры, она должна быть идентична Тефнут-Нинлиль.
— Понятно, — протянул юноша.
— Странно всё как-то, — удивлённо воскликнул я. — "Старых людей" на Земле считанные единицы, а они, вместо того, чтобы размножаться, обращаются за помощью к "богам". Почему?
Я посмотрел на экзоархеолога, но за него ответила Светлана.
— К этому времени, судя по всему, эти "старые люди" ещё не были разделены по половой принадлежности. Это разделение произойдёт гораздо позже, уже после Потопа, когда "солнечным богам" понадобится создать для своих нужд "примитивного рабочего" и заселить им всю планету, где к тому времени обитали лишь первобытные племена кроманьонцев. Технология штучного клонирования людей, которую вначале применяли "боги", не позволяла установить на Земле господство "новых людей", подвластных воле "богов". Поэтому в процесс на генетическом уровне были внесены изменения, и "богини-рождения", изначально вынашивавшие клоны, были избавлены от этого "тяжёлого труда" по воле Ану.
— Разделены по полам? — ещё больше удивился я. — Вы хотите сказать, что эти самые "старые люди", подобные Гильгамешу, были бесполыми?
— Почему бы и нет? — спокойно пожала плечами Светлана. — Бесполость клонов была одним из залогов их покорности "богам" и безраздельной власти тех над своими творениями.
— Скорее всего, они, также, как и сами "боги", были гермафродитами, — поправил её Акира. — Я имею ввиду именно "старых людей". Ибо о бесполости можно вести речь только в отношении первых экземпляров "лулу-амелу". Хотя и это вызывает у меня большие сомнения. Ведь понятия о половых отношениях существовало в среде "старых людей" безусловно. Да и созданный в итоге "богиней" Аруру "дикий человек" Энкиду является некой модификацией местных аборигенов, а вовсе не был "примитивным рабочим": "Аруру, услышав эти речи, подобье Ану создала в своём сердце. Умыла Аруру руки, отщипнула глины, бросила на землю, слепила Энкиду, создала героя. Порожденье полуночи, воин Нинурты, шерстью покрыто всё его тело, подобно женщине, волосы носит, пряди волос как хлеба густые; ни людей, ни мира не ведал, одеждой одет он, словно Сумукан". Это творение, пока ещё не оцивилизованное, было выпущено "богами" на волю, где его увидели представители "старых людей" и приняли за земного аборигена: "Человек-ловец-охотник перед водопоем его встречает. Увидел охотник — в лице изменился, со скотом своим домой вернулся, устрашился, умолк, онемел он, в груди его — скорбь, его лик затмился, тоска проникла в его утробу, идущему дальним путём стал лицом подобен. Охотник уста открыл и молвит, вещает он отцу своему: "Отец, некий муж, что из гор явился, — во всей стране рука его могуча, как из камня с небес крепки его руки, — бродит вечно по всем горам он, постоянно со зверьем к водопою теснится, постоянно шаги направляет к водопою. Боюсь я его, приближаться не смею! Я вырою ямы — он их засыплет, я поставлю ловушки — он их вырвет, из рук моих уводит зверьё и тварь степную, — он мне не дает в степи трудиться!".
— Да, явно это создание не от мира сего! — усмехнулся я. — Сразу видно, что недоработанный "экспериментальный образец". А вокруг-то уже вполне цивилизованные охотники и скотоводы. На дворе неолит, я так понимаю?
— Нет, скорее, речь нужно вести о верхнем палеолите, — поправил меня Акира. — Где-то о середине данного исторического периода или его конце. Интересно, какой именно способ оцивилизовывания Энкиду избирает Гильгамеш. Вот послушайте: "Отец его уста открыл и молвит, вещает он охотнику: "Сын мой, живёт Гильгамеш в Уруке... Иди, лицо к нему обрати ты, ему расскажи о силе человека. Даст тебе он блудницу — приведи, её с собою: победит его женщина, как муж могучий! Когда он поит зверьё у водопоя, пусть сорвёт она одежду, красы свои откроет. Увидев её, приблизится к ней он — покинут его звери, что росли с ним в пустыне!... Гильгамеш ему вещает, охотнику: "Иди, мой охотник, блудницу Шамхат приведи с собою...".
— И что, план удался? — усмехнулся Амоль Сайн.
— Безусловно, — улыбнулся в ответ Акира. — И Энкиду такой метод очень даже понравился, судя по всему: "Пошёл охотник, блудницу Шамхат увёл с собою... Увидала Шамхат дикаря-человека, мужа-истребителя из глуби степи: "Вот он, Шамхат! Раскрой своё лоно, свой срам обнажи, красы твои да постигнет! Увидев тебя, к тебе подойдёт он — не смущайся, прими его дыханье, распахни одежду, на тебя да ляжет! Дай ему наслажденье, дело женщин... к тебе он прильнёт желанием страстным... Шесть дней миновало, семь дней миновало — неустанно Энкиду познавал блудницу, когда же насытился лаской, к зверью своему обратил лицо он... Вскочил Энкиду... и ушли его звери. Смирился Энкиду, ему, как прежде, не бегать! Но стал он умней, разуменьем глубже. Вернулся и сел у ног блудницы, блуднице в лицо он смотрит, и что скажет блудница, — его слушают уши".
— Интересно, что же такое могла ему поведать эта блудница, — усмехнулся я и покосился на девушек, сидевших в кают-компании.
— Женщина может многое, — загадочно улыбнулся Акира. — Она близка к природе и издревле владела магией и различными чарами.
Я заметил, как после его слов Светлана гордо вздёрнула голову, а кончики губ Эйго дрогнули в дерзкой усмешке.
— Они всегда во многом превосходили нас, мужчин, — продолжал экзоархеолог. — Не зря же теперь, когда наши женщины стали истинно свободными и равными мужчинам, они не уступают нам ни в одном деле. Но Энкиду поддался лишь сексуальным чарам блудницы, которая избрала самый лёгкий путь по совету Гильгамеша, безотказно действовавший на примитивные умы дикарей: "Блудница ему вещает, Энкиду: "Пойдём, Энкиду, лицо обрати к Уруку, где бывает Гильгамеш — я подлинно знаю: пойдём же, Энкиду, в Урук ограждённый, где гордятся люди царственным платьем, что ни день, то они справляют праздник, где кимвалов и арф раздаются звуки, а блудницы красотою славны: сладострастьем полны, — сулят отраду — они с ложа ночного великих уводят. Энкиду, ты не ведаешь жизни, — покажу Гильгамеша, что рад стенаньям. Взгляни на него, в лицо погляди ты — прекрасен он мужеством, силой мужскою, несёт сладострастье всё его тело, больше тебя он имеет мощи, покоя не знает ни днём, ни ночью! Энкиду, укроти твою дерзость: Гильгамеш — его любят Шамаш, Ану, Эллиль и Эа его вразумили".
— А ведь речь здесь идёт о временах, которые во многих культурах именовались "Золотым Веком", на протяжении которого люди, как и "боги", не знали забот, хворей и смертей, — заметила Светлана. — Да и сами эти люди были иными. Помните у Гесиода: "Создали прежде всего поколение людей золотое вечноживущие боги... Жили те люди, как боги, с спокойной и ясной душою, горя не зная, не зная трудов. И печальная старость к ним приближаться не смела"?
— Да, конечно, — согласился с ней Акира.
— Так удалось сделать цивилизованным этого Энкиду или нет? — поинтересовался я.
— Удалось, — кивнул экзоархеолог. — Он стал достойным помощником и другом Гильгамеша, да и "богам" сгодился тоже: "Энкиду, встань, тебя поведу к храму Эане, жилищу Ану, где Гильгамеш совершенен в деяньях. К стану пастушьему, к скотьим загонам. Там вокруг них пастухи собралися, шепчут они на него взирая: "Муж тот с Гильгамешем сходен обличьем, ростом пониже, но костью крепче. Молоко звериное сосал он!". На хлеб, что перед ним положили, смутившись, он смотрит: не умел Энкиду питаться хлебом, питью сикеры обучен не был"... Досыта хлеба ел Энкиду, сикеры испил он семь кувшинов. Взыграла душа его, разгулялась, его сердце веселилось, лицо сияло. Он ощупал своё волосатое тело, умастился елеем, уподобился людям, одеждой оделся, стал похож на мужа. Оружие взял, сражался со львами — пастухи покоились ночью".
— Ага! Значит, кроме как охранять скот от диких зверей, больше ни на что и не сгодился? — усмехнулся я. — Не завидную же участь уготовили ему "боги"!
— А меня заинтересовал вот ещё какой момент в приведённых вами текстах, — сказал Кави Рам, обращаясь к экзоархеологу и оглаживая ладонью круглую голову. — В них дважды упоминалась засуха, как следствие больших бед и наступившего голода.
— Да, момент с засухой в мифах действительно присутствует, — подтвердил Акира. — В шумерском тексте под названием "Атрахасис" инициатором уничтожения "старых людей", как правильно заметила Светлана, выступает Энлиль, а не Энки-Осирис. Именно Энлиль обращается к "богам" с предложением уничтожить человечество, выпестованное "кланом Змиев". И вначале на "старых людей", была наслана смертельная эпидемия: "Не прошло и двенадцати сотен лет, страна разрослась, расплодились люди. Как дикий бык ревут земли, бог встревожен громким шумом. Энлиль слышит людской гомон, Богам великим молвит слово: "Шум человека меня донимает. спать невозможно в таком гаме! Прикажем — пусть чума нагрянет! Пускай-ка Намтар уменьшит их гомон подобно буре по ним пройдутся мор, болезни, чума и язва! Они приказали — чума напала".
— Выходит, что создание "новых людей" произошло за тысячу двести лет до этой эпидемии? — сообразил Иллик Шелли. — Уж не те ли это люди, что строили Вавилонскую башню перед Потопом?
Юноша посмотрел на экзоархеолога загоревшимися надеждой глазами.
— Вполне возможно. Почему бы и нет? — пожал плечами тот.
— Но о каком конкретно историческом времени идёт речь? — спросил я.
— В своё время бытовала теория исчезновения неандертальского человека в результате фатального распространения в его социуме одного заболевания, — отозвалась со своего места Эйго Хара. — Согласно данной теории, это заболевание необратимо ослабило и снизило численность популяций, а распространялось, судя по всему, оно посредством каннибализма, который неандертальцы активно практиковали. Сама же болезнь эта представляла собой не что иное, как одну из форм трансмиссивной губчатой энцефалопатии, родственной, давно уничтоженному у нас, пресловутому коровьему бешенству. Ещё одним путём переноса губчатой энцефалопатии может являться обмен орудиями труда. Белки-прионы, которые являются возбудителями необратимых процессов в организме, могут передаваться даже через инструменты, прошедшие стерилизацию.
— Получается, речь идёт где-то о сорока тысячах лет до новой эры? — уточнил я.
— Скорее, около двадцати или, возможно, даже меньше, — поправила меня Эйго.
— Как раз начало правления бога Атума и его борьба за власть со своим братом Апопом, — удовлетворённо закивал Акира. — Но неандертальцы, видимо, были лишь побочным результатом спланированного уничтожения, так как их трудно отнести к разряду "старых людей" по уровню развития и знаний. Думаю, они существовали в те времена параллельно с другой разумной человеческой цивилизацией, возможно, вступая с ней в контакты, как впоследствии контактировали и с кроманьонцами.
— Между прочим, есть основания полагать, что неандертальцы могли быть рыжими и светлокожими, — заметила Эйго.
— Тогда в "Книге Дзиан", рассказывающей о Третьей Расе, точно говорится о них! — обрадовался экзоархеолог и тут же зачитал короткий отрывок: — "И не имевшие Искр сочетались с самками огромных животных. От них они породили немые расы. Немы были и они сами. Но развязался язык их. Язык же потомства их остался безмолвным. Чудовищ породили они. Расу сгорбленных рыжеволосых чудовищ, ходивших на четвереньках. Немую расу, неспособную поведать о сраме".
