Гриммельсбахер и сам знает — качается корабль на ходу и поворотах, потому пушки глядят то в небо, то в воду. И надо поймать тот нужный момент — чтоб с учетом горения пороха в запале выстрел был именно не в небо, не в волны или корабельное днище — а по фальшборту, за которым враги с топорами и мечами! Чтоб залпом сдуть их в ад ко всем морским чертям.

Кивнул на эти напоминания. Чертовы пираты совсем близко уже, но не с той стороны, как надо, носом в корму, получается идут. И ветер хоть у флейта больше, но там увертливость помогает. И чертовы весла.

Игрока пот прошиб — сам бы он на месте пиратского капитана из Данцига точно развернул бы своим бортом посудину — благо с веслами разворот у него был бы быстрее — и влепил бортовыми орудиями в зад — ломая руль и снося людей. Но 'Милая подавальщица пива' очевидно была нужна полякам целой и невредимой, не растрепанной и потерявшей в цене. Это понятно — людишки куда дешевле обходятся на море, чем дерево! А пират определенно хотел побыстрее перекинуть свою абордажную команду, не размениваясь на пальбу.

Флейт с медлительной грациозностью продолжал разворачиваться на другой борт. И крен стал меняться, теперь глядевшие в небо бортовые орудия флейта начали помалу опускаться к горизонту своими жерлами.

В голове канонира промелькнуло, что стоит парусную команду угостить пивом — ловко делают свою работу! Он уже расставил по человеку с фитилем на каждое орудие, второй мастер не стал спорить на чужом борте и тоже стоял простым пушкарем. Гриммельсбахер поглядывал на него, все же тот был опытным морским волком.

Нападавшие пираты чуточку здорово ошиблись, то ли приняли капера за купца, то ли рассчитывали, что успеют подскочить к уже 'пустому' борту, но они определенно подставились — теперь их судно было перед глазами игрока. Еще чуть-чуть, еще маленько! И вот враг стал удобной целью. Только б угадать с углом наклона!

Крен флейта менялся с каждой секундой! Ход замедлился и орудия словно нехотя отрываясь от вида волн поднимали свой тяжелый взгляд выше и выше по борту врага.

— Огонь! — во всю мочь завопил Гриммельсбахер и сунул дымящийся фитиль в порох. На секунду как это бывает — сердце словно остановилось и дурацкий пушкарский страх, что мякоть отсырела и выстрела не будет — ледяным холодом прошиб до пяток, но тут из запала ударил бодрый белый фонтан дыма и пушка тяжело харкнула ядром.

И сразу же ухо после гулкого грома услышало треск — таки ядра попали в нападавший корабль! Теперь оставалось до резни выложить два козыря — корзинку дробленого щебня из хауфницы и двадцать свинцовых пуль из 'оргАна'.

Дым сносило в нос флейта, чужое судно резало серые волны уже совсем близко. Оставалось только снять шляпу перед капитаном Роде — оба борта безнаказанно обплевали ядрами судно пиратов, в ответ получив только одну дырку в парусе. И теперь канонир видел свежие желтеющие расщепленные доски фальшборта — кто попал — неважно — главное — попали. То, что самое паскудное для моряков — даже не ядра и картечь — а рой деревянных щепок калечащих всех подряд — он уже точно знал.

Бушприт пиратского корыта уже совсем рядом. Странное судно уверенно догоняло флейт. И уже отлично видны усатые и бородатые рожи абордажной компании 'Привет из Данцига!'

И тут Гриммельсбахер поторопился, за что после наслушался нотаций и от парусного мастера и от боцмана и даже капитан ему выговор устроил, а конкурент-канонир после этого поглядывал иронично.

Решив, что черт с ними, с веревками — игрок бахнул из хауфницы, как только эти орущие рожи вошли в уверенное поражение и побивание камнями!

Бахнуло опять чудовищно громко! Свистящий рой каменюк полетел прямо на головы готовых к абордажу — и застучал по глупым черепам! Одна беда — краем облако камешков, каждый размером с кулак — цапануло паутину вантов, этих веревочных лестниц, по которым парусная команда добиралась до нужного им места.

И естественно снес эту паутину ко всем чертям.

То, как взвыл мастер над холстиной — услышал каждый.

И боцман заревел бешеным быком.

А дальше пошел хруст, скорее адский треск. Корабли сцепились бортами, здорово всех тряхануло, кто-то даже и упал, а абордажные команды под треск выстрелов из мушкетов ринулись друг на друга, загремело боевое железо и ор достиг апогея.

Очень короткое время нельзя было понять — кто одолевает. Две атакующие волны с адским шумом, криком и звоном оружия столкнулись лоб в лоб, как только борта соприкоснулись. Топот, вопли! Сам Гриммельсбахер кинулся было к тем московитам, что взяли с собой на корму 'оргАн Сатаны', но услышав оттуда размеренную пальбу, словно опытные солдаты по очереди стрелять принялись — понял, можно не спешить. Пошла потеха — не остановишь!

Потому метнулся туда, где по своему обыкновению капитан приказал поставить будку камбуза. С крыши будки хлестко гремели выстрелы мушкетов. Яркие цвета кафтанов — русские. Пока добежал — уже и затихло, с крыши перестали палить. Стоят, всматриваются — но целей явно больше нету. И резня сместилась от борта — вглубь палубы пиратского судна. Туман от порохового дыма сносило прочь, словно занавеску. А уже и не лязгали мечи и тесаки, только выл кто-то предсмертно, и глядь — а капитана зовут на приз — судно взято! И почтенный Карстен Роде хоть и горделиво, но чуточку неприлично быстро припустил смотреть взятое на абордаж судно.

Канонирам работа — орудия зарядить снова, пошла возня. Но тут московиты хорошо помогли — знают свое дело, разве что веревочные узы, держащие пушки на месте для них — новизна, а зарядить быстро и толково — умеют. Потому морской канонир бегом узлы распускал, а после заряжания с помощью тех матросов, что в бою не участвовали — обратно подтягивал, высовывая жерла в порты, по-боевому. Обезьяны эти как раз паруса свернули и закрепили, чтоб корабль не несло ветром, как закончили — бросились помогать пушкарям.

А как зарядили — полезли тоже на врага дивиться.

По дороге Гриммельсбахер получил порцию злой брани — парусных дел мастер с неприличной для его офицерского ранга поспешностью восстанавливал порванную паутину. Прям как паук какой-то человекообразный. И с ним пара помогал из матросни — и тоже лихорадочно работают. С чего такая суета и спешка? Пожал недоуменно плечами и перелез через борт.

Видать задумался все же, потому как тут же ноги как на льду скользнули и шмякнулся навзничь, больно ударившись тощей задницей и умным затылком. Игрок точно знал, что задним умом он крепок — вот оба вместилища мысли и ушиб.

Ну ясное дело — палубу как краской покрасили — вся карминовая от пролитой кровищи и завалена трупами и всякой дрянью. Поднялся, кряхтя и готовясь отбрехиваться и отшучиваться. А никто и не ржет над таким падением — все делом заняты. Паруса уже свернули, потому сцепившиеся корабли затихающе продолжают крутиться на месте, пиратская посудина ударив сбоку так инерцию гасила, крутя флейт. Уцелевших пиратов согнали в кучу, отобрав все, что может считаться оружием, голые трупы подтянули к борту, своим раненым цирюльник капитана раны перевязывает чистыми тряпочками — и много же поранено — с десяток!

Пушек на пирате оказалось ровно дюжина — на носу, на корме — погонные и по пять на каждый борт. Половина железные, половина дорогие — из бронзы. Фальконетов вовсе нет, мушкетов всего три, считая дорогущий, капитанский — с серебряной насечкой и красивой инкрустацией по прикладу и ложу. Пороха, ядер и фитилей — кот наплакал, да и само судно пустое, как выеденный орех, в трюме только балласт, да крысы. И то сказать — крысы тощие и голодные.

На палубе получил выговор от боцмана. Не по чину ему такое, но дело оказалось серьезное — паутина эта чертова из вант не просто лестница — это оказывается еще и растяжки, что мачту на месте держат прочно. А игрок с одной стороны эти растяжки и снес. Мачту шатать стало, будь ветер посильнее и не среагируй боцман и мастер над ветрами мигом, тотчас убрав паруса — могло бы мачту и вывернуть ко всем чертям за борт. А это — большая беда для любого судна и ремонт дорогущий и неприятный.

Ну, понятно стало, что это парусный чертознай так взбеленился.

Капитан Роде, любующийся призом, подозвал канониров обоих с отчетом. Вежливо выслушал, уточнил насчет запасов, кивнул головой, а потом жестко выговорил Гриммельсбахеру за стрельбу по своим же снастям — повторив почти все, что уже боцман сказал.

Оставалось только покорно выслушивать.

Но потом начальник и похвалил — каменный дроб на счастье игрока лег очень удачно, сильно охладив пыл поляков. Опять его удачный выстрел зашиб чужую абордажную команду изрядно. Да и до того — три ядра при бортовом залпе попали в фальшборт бригантины (вот как это корыто называется, как оказалось) и сильно прорядили чужой экипаж тучей острых как стрелы щепок. Но пришлось поклясться богородицей, что впредь он, Гриммельсбахер, будет осторожнее и аккуратнее.

— Только по отношению к своим, господин канонир! Только по отношению к своим кораблям! Если скажу сносить чужие паруса и снасти — вы должны будете рвать их не хуже, чем сделали это сегодня нашей милашке! — тут же велел Карстен.

— Слушаюсь, господин капитан! Порву в клочья!

— Отлично! Наши пушки заряжены? — спросил о важном капитан.

— Да, ядрами.

— Что скажете о пушечном наряде приза?

— Здесь менее мощные орудия, калибр в треть меньше... — отрапортовал Гриммельсбахер.

— Но зато стволы длиннее, значит они дальнобойнее на ту же треть — подхватил второй канонир.

— Хорошо, можете идти — милостиво кивнул капитан.

Канониры почтительно склонили головы и отошли в сторону, уступив место квартирмейстеру. Тот, как отвечающий за команду — напомнил капитану, что надо бы отделить козлищ от агнцев. И Роде, не теряя зря времени, обратился с речью к пленным. Такая практика — брать в свое войско согласившихся служить пленных — была повсеместна и на суше и на море.

Не все ли равно, кому служить, лишь бы деньги платили исправно! Единственное исключение было между немецкими ландскнехтами и швейцарскими наемниками — они не то, что друг друга не приглашали на службу, а просто даже в плен не брали, у них всегда была друг с другом только 'плохая война', без правил и милосердия. Тут, однако, швейцарцев не было и духу — эти хамы были строго сухопутными крысами и в морях их и духу не было!

А этот пиратский сброд мигом перешел под знамена царя Иохана. Особенно, когда услышал своими ушами — как платит этот франтоватый капитан. А платил Роде — щедро.

Потому согласились практически — все. И раненые враги — тоже постарались изо всех сил уверить в своем желании служить царю и капитану!

Офицерами у них были поляки, которые как один легли костями на залитой кровищей палубе, а вот весь состав рядовых состоял черт знает из кого — даже пара испанцев затесалась. Капитан Роде принял их всех к себе, а раненых даже не велел добивать. Наоборот — велено было всех накормить и его повар постарался, как только новички приложили отпечатки пальцев и крестики поставили на пергаменте договора о службе. Грамотных среди этой банды не оказалось ни одного.

Выяснилось, что последнюю пару дней вообще пираты жили впроголодь и сытное мясное кушание из свинины с тушеной капустой да еще и с пивом — их умилило, расстрогало и утвердило в правильности решения. Конечно за новонабранными субчиками присматривали строго, но похоже обещанные деньги сделали их верными.

Потери оказались большими на обеих судах — а от команды пиратов половина осталась, постаралась четырехугольная зараза. После такого удачного залпа на нее уже посматривали и с опаской и с уважением. И если бы не угроза потери мачты на ровном месте да еще во время боя — был бы Гриммельсбахер опять героем.

Покойников с вражеского судна, носившего странное имя 'Зачатие святой Анны' между тем побросали в воду за борт.

Цирюльник капитана однако не дал выкинуть тело толстяка — пиратского начальника. Боцман к этому вмешательству отнесся хмуро, видно было, что недоволен рыжий, но противоречить не будет. Даже странно. Гриммельсбахер сначала никак не мог понять, с чего это так — явно злится, но не мешает. А потом цирюльник ловко — явно уже не в первый раз — взрезал острейшим маленьким ножиком толстое брюхо мертвеца и сноровисто стал срезать пласты желтого жира, аккуратно укладывая их на расстеленную тут же тряпку.

— Это он для чего? — спросил тихо стоявший рядом с канониром плечистый московит. Видок у русского был бледный, хотя по всему судя — матерый вояка.

— Повязки мазать — раны лучше заживают.

Московит чуть было не совершил грех, плюнув на палубу, но канонир вовремя его остановил. Русский укоризненно почему-то помотал головой и пошел прочь, побледнев смуглой от солнца рожей.

Игрок только пожал плечами — что эти дикари понимают в лечении опасных ран! Сам-то он был уверен в пользе сала, не раз убеждался, да и камарады подтверждали.

Когда наконец захваченное судно более — менее привели в порядок, а на своем снова укрепили растяжки мачты — Роде собрал своих офицеров. Вопрос решался простой — проводить поиск дальше, или вернуться и пополнить ряды?

По очереди старшие высказывали свое мнение.

Канонир полагал, что можно и порыскать, ища добычу, но оказался в меньшинстве — остальные резонно заметили, что много раненых, которые только жрут и гадят, а проку от них нету, новый корабль — который как раз для разбоя создан, потому и называется бригантиной (итал. brigante 'бандит, пират') требует времени, чтоб научиться использовать все его плюсы в бою, это требует несколько дней и желательно в виде своего порта, на него нужен тоже офицерский состав, причем полным составом — а собравшиеся еще на таком не плавали.

Вот Ханс Дитрихсен — тот с таким парусным вооружением знаком не понаслышке.

Опять же даже жратвы на призе нет, погрузку в море можно вести, но удовольствие убогое. Тут немножко отвлекли крики за бортом — оказалось, что один из пиратов еще во время драки был сброшен в воду и теперь, убедившись, что его добивать не будут громко просил спасти заблудшую христианскую душу.

Посмеялись над дураком, который так долго думал как поступить — но конец ему бросили и на борт подняли. Как он рассчитывал выжить, болтаясь в волнах — одному ему было ведомо.

А капитан Роде велел стать на обратный курс. Не следующий день подошли к Борнхольму и торжественно причалили обоими кораблями. Народ, сбежавшийся встречать, радостно поприветствовал прибыток — развлечений у островитян в крепости маловато, а тут — вона, странного вида бригантина. Такие тут считай и не видывали. Повалили моряки по сходням на причал.

А на берегу началась злобная ругань — оказалось, что к матросам подошел с предложением услуг местный зубодер, гордо щеголявший украшенной вырванными зубами шапкой, каждый зуб был аккуратно просверлен и пришит, чтоб все видели — мастер идет. Но парикмахер капитана Роде, который по долгу своей службы и сам был мастак отворять кровь и рвать больные зубы, встретил конкурента очень зло.