— Только война с неверными! Они — не люди, а рабы для правоверных! — вспомнились Паше совсем недавно слышанные лозунги ребят из халифата, только попозже который возник.
По расположению могла бы Казань стать татарской Венецией, да только настрой не тот. Не в рабах даже дело, рабами и венецианцы отлично торговали, но они были горожанами исконно, а чингизиды гордились кочевой своей привычкой. Хоть и стад скота уже таких не держали и удобное житье городское привычно стало, в домах все жили оседло — но привычки давние трудно искоренить. Меч, а не весы!
Татарва стала коварно хитрить — московитам заявили, что готовы перейти в подданство царю, а сами стали собирать силы, чтобы дать решающее сражение урусам — разом чтоб все татары объединились и все вместе поставили соседей на колени, как и должно! И халифат поможет! В ханы себе пригласили бывшего раньше на царской службе азтараканского царевича Едигея.
Тот прибыл вровень с русским наместником Адашевым. Трое татар из сопровождавших наместника, махом доскакали до ворот и закрыли их под носом у урусов. Подготовленный мятеж начался как по щелчку пальцами, тех московитов, что в городе жили в городе схватили и повязали. А Едигей начал тут же казни напоказ.
После такого оставалась только война — и уже до конца.
Татарва стала собирать свои силы, московиты свои. И те и другие собрали все, что могли. Такого войска русские еще не выставляли! Собрали посошную рать по человеку с пяти двор, дворянское ополчение, стрельцы, немчинские люди в наеме, татарове свои явились — одних касимовских, что за своего Шигалея оскорбились считай, три тьмы было, да другие еще! Больше три десятя тьмы набралось, да сто пушек больших, да пять десять пищалей затинных еще бОльших, осадных!
Татарове тоже все собирали. Крымский хан Девлет Гирей...
— Погоди, друже — там же Сахиб Гирей был? Помер что ли? — показал Паштет, что обо всем этом широкоформатном и многосерийном повествовании о битве за сторожку лесника дяди Васи он слушал внимательно.
— Помер. Его внучатый племянник зарезал — как о чем-то обыденном походя пояснил рассказчик дел казанских. Мол привычное дело, частенько такое бывает. По его лицу было понятно, что он ничего в том не видит особенного и из ряда вон выходящего.
— Девлет-Гирей — его внук?
— Нет, племянник. Диван крымский Сахиба согнал, а Девлета выбрал ханствовать, и уже новый хан велел своего дядю зарезать. Это внучатый племянник Булюк и сделал и калга-султана зарезал, тот был Сахибовым старшим сыном и остальных его сыновей зарезали тоже. За то Девлет Гирей убивца Булюка и поставил калга-султаном новым, а потом сам его зарезал и стал калгой девлетов первенец, все просто.
Паштет только плечами пожал. Действительно, все идет привычным порядком, чего уж там. А диван крымский хорош, что уж. В его прошлом — будущем? — времени диванные войска смех вызывали, а тогда вон оно как одного хана по шапке и под зад коленом, другого ставят...
— Так я баю, Девлет-хан своих тоже собирал воинов, да еще и султан войска прислал через Чермное море, да тоже с пищалями и простыми, чтобы в поле биться могли борзо и затинными, чтоб города брать. И тот хан подождал, когда войска к Казани пойдут, чтоб сзади по месту без защиты ударить, пока все наши войска под Казанью будут.
Дошел он до Тулы и осадил город. Царь туда отрядил пять да десять тысящ людей воинских. Татар-то вдвое самое малое поболе было.
А и разгромили крымских в мелкие лоскуты — со щеки на щеку перевалили, да под микитки, да по сопелке! Бегом бежали, коней смертно загоняя, бросив и полон, и добычу и обоз с верблюдами и самыми наиновейшими турскими пушками! И три года после крымчаки носа боялись высунуть!
Военный человек точно изложил — какие полки в какой колонне шли и кто руководил ими, но то было Паштету не интересно совсем, потому мимо ушей пропустил все это, отметив только два момента.
Первый — все шедшие, включая и водную колонну, речные суда — везшие орудия и припасы — в Свияжске встретились как по расписанию, даже невзирая на крымский форс-мажор по дороге, что показало отличную штабную работу и дисциплину в войсках.
Второе — Теплынь-хан опять ударил по московитам дикой жарой и безводьем, отчего смертей было в войске немало, от жары помирали вои. Понятно, тепловой удар — всегда гадость.
Казанские к бою подготовились — нынче все жители в оборону встали и было таких три тумена. Впервые весь город воевать взялся, раньше-то сами ворота открывали. А тут от турских имамов и мурз взгорелось у них ретивое.
Паштет кивнул. Халифат — он и в древности — халифат. Опиум для народа, чего уж. Добротная наркота. Подняли казанским мораль на невиданную раньше высоту.
Сотник продолжил:
— Едигей с туменом лучшей конницы на берегу встал, переправу остановить. И наши, высаживаясь на берег с судов тут же в сечу вступали — и передовой полк и ертаульный, а с лодей огневым боем помогали. Выстояли и загнали Едигея в город. Все переправились, город обложили по кругу, четверо ворот татарове осадили — Шигалей и азтараканские царевичи, трое — наши, стали наряд ставить. Мышь не проскочит!
Опять буря была и ливень, и вода поднялась, припасы попортив, ан уже со Свияжском за спиной — то не помешало.
Царь послов послал с самыми мягкими предложениями — ни в чем бы казанские не пострадали, встав под царскую руку. И веру бы сохранили и добро и жить бы стали богато. Но послов выкинули вон с позором и бесчестьем.
На следующий день вылазка была великая! И кинулись со всей яростию татарове. Сеча была лютой, но огневым боем загнали казанских обратно, стрельцы отличились, как и в бою на переправе!
Началась осада по всем правилам! Валы копали, тын ставили. Пушки подтянули. Фряжские туры поставили в три яруса со всем нарядом, принялись долбить стены и по городу бить. Оттуда со своими людьми мурза Керай к царю перебежал, так что про город все знали, да и Шигалей не зря там четырежды ханствовал! Стали подкопы рыть — и мы и казанские со своей стороны. Им — для вылазок поганых, нам — для мин подземных. Одну взорвали борзо, вынеся им родник в башне. С водой в крепости хуже стало.
А одна тура даже самодвижущаяся была! — гордо заявил стрелецкий начальник.
Паштет чуточку изумился.
Совсем неожиданно всплыло у него в памяти, что упоминние про взятие Казани, было в заметке про совсем другое — про шахматные фигуры. Дескать турой в разных странах называли самое мощное и неотразимое на тот момент оружие.
И у индусов это был слон, в Персии — колесница, а у московитов с того самого штурма — осадная башня. Вот надо же — и сама информация из разряда совершенно ненужной — а пригодилась. Точно — были там осадные башни с пушками, одна даже могла двигаться — по уложенным гатью бревнам.
— Знаю — сказал Пауль, чем удивил собеседника изрядно.
Сотник поднял было бровки выцветшие домиком, но быстро с собой справился. Продолжил. Но видно было, что в досье немчина странного появилась дополнительная запись. Про то, что извне татарове все время нападали, жаля вроде бы и не сильно, но больно и ощутимо. Ходило вокруг конное их войско и некоторые соседские, что все же решились помогать казанским — хотя теперь отпала от осажденных большая часть прошлых союзников, даже ногаи большей частью выжидали, в дело не залазя.
И по повелению царя послали часть войска — и со стрельцами — прекратить нападения. Удалось загнать конных татар в их город Арск — а тот был укреплен достойно, брать же его было нечем — весь наряд Казань долбит. Осаду вторую держать — так припасов в городе том чуть не поболе, чем в Казани. Поймали татар на их же приманку — устроили в войске панику — и все московиты стремглав побежали долой от города, как только там наряд со стен шарахнул!
Клюнула рыбина, кинулись догонять и рубить-крушить бегущих московитов. И нарвались мягким брюхом на вилы и рожны. Бегство было показушно, на деле все знали куда и что и как, подпустили татар близко и вжарили по ним всей мощью, только и закувыркались кони! Того татарове сгоряча не заметили, что бежали стрельцы уже с дымящимися фитилями!
К огненному бою готовы были, и конница боярская тоже в момент развернулась и с боков резню учинила на Арском поле.
От нежданности такой уже татары побежали, да на их плечах в острог татарский наши ворвались, рубя всех, кто амана не просил! Взяли на следующий же день — некому защищать было — и город Арск, а в нем все припасы, много коней и оружья, да и спину теперь себе прикрыли. За семь ден управились!
Всякое было — и вылазки не прекращались — казанские и из подкопов тайных вылезали и прямо из ворот бросались и всякий раз драка была велия. Но от них отпали все их союзные, остались одни они и силы были не в их ход. К тому же и с Дона казаки пришли царю в помощь, совсем дикие люди...
— Почему? — удивился Паша.
— А у них, бают, вся одежка и шапки птичьими перьями были изукрашены!
Про такое фон Шпицберген только у индейцев слыхал, потому тут же в воображении возник нелепый образ свитского напыщенного казака, всего обшитого с ног до головы цветными перьями и с индейским головным убором поверх папахи, отчего смех пробрал.
Рассказчик понимающе кивнул, хотя вряд ли он видал всяких там команчей, да и оперенных казаков — тоже, наверное, вряд ли. И продолжил про то, что обреченный город долбили огнем с утроенным старанием, а потом взорвали главную мину под стеной...
— Знаю. И Великий царь повелел пушкарям, что мину деяли, поставить и в подкопе, и перед очами государевыми по одинаковой свечке, чтоб знать, когда грянет. И перед царем свеча дотла догорела, а взрыва все не было. И разгневался государь и вопросил — с чего так, на это пушкарь молвил, что на воздухе и вольном ветре свеча быстрее горит, чем подземно — и только то молвил — как грохнуло тяжко, полетели с дымом и землей бревна в небо, а куска стены не стало вовсе — неожиданно велеречиво выдал Пауль то, что давным — давно в детской книжке прочел. И понял, что в его досье еще пометки появились. Даже не понять, хорошо то, или плохо.
Дела казанские тем временем уже шли явно к развязке. В пролом, по засыпанному рву пошли войска на штурм. Ворвались! И воевода Воротынский — тот еще, что отец нашего — просил государя дать повеление на общий штурм. Но царь ему отказал.
— Почему? — удивился Паша.
— На то причины были. Дыра мала, заткнуть легко. И опять государь послов отправил, чтоб сдавались татарове. А они выгнали государева посланника и сказали, что биться будут до конца.
Пауль пожал плечами. После такого странным было и то, что про кровопийство Ивана Грозного говорили и то, что казанцы отказались. Толковал ему как-то оставшийся в далеком будущем с панкреатитом бугуртщик, что в средневековьи были строгие правила сдачи крепостей — и положено было сдаваться сразу, как в стене пролом пробит. Это для любого владыки было оправданием сдачи подчиненными крепости. Это давало некоторые права и перед лицом врага, вызывая некоторую милость его в плане всего лишь трех дней разгула победителей. Такое было очень гуманно — всего три дня веселухи солдатской.
Потому что иначе, по законам того времени — чуть ли не писанным — штурмующие имели полное право вырезать к чертям все живое и разграбить, и сжечь все самым немилосердным образом. Так даже полагалось, чтоб не было искуса другим драться до конца. И теперь — по правилам тогдашним — казанские жители подписали себе смертный приговор, не иначе. Не зря вспомнилось, что татарские нацики требовали отмечать день взятия Казани, как день русского позора и кровавого геноцида. Ну, понятно, с покаянием и выплатой компенсаций. Как положено русским кровавым оккупантам.
— А сколько татаров было в штурмующих войсках царя? — спросил Паштет.
— Да с третью часть, пожалуй — не задумываясь ответил сотник.
Пауль покивал головой, прикидывая, что требовать в таких условиях компенсацию могли бы и те же новгородцы. Которых разгромил тверской князь.
— С чего ж казанские так осмелели?
— Так им царствие небесное было обещано. Обороной руководил уже и не Едигей и не мурзы. Татарский имам Кул Шериф — вот кто был всему голова. Он их и натопорщил своими проповедями, так, что они совсем рехнулись и ума лишились! Сам он был с Крыма, а там все злые.
— Интересное имя — подумал Паша. Прям для американского боевика — крутой шериф, ага. Похоже, что этот баюн и впрямь свою роль отыграл на все сто сорок шесть процентов. Палец в рот этому голове Пауль бы не положил.
— На следующий же день взорвали еще два подкопа, развалили пальбой стены во многих местах, бревенчатые они были и татарове их уже не успевали восстановить. Войска поднялись и пошли. Взяли стены, казанские по сигналу оттянулись вглубь. Часть воев стала по брошенным домам шарить, там богато было. И тут по ним татарове ударили с последним усилием. Кто по домам шарил — тех изрубили, остальные стали назад отходить, трудно в улочках чужих драться. Тогда государь нас, стрельцов в бой послал. Опрокинули татар, свои отступавшие подтянулись собрались, еще войска подошли — начался разгром.
— Кул Шерифа убили?
— Да. Он до последнего с этой их высокой башни кричал, руководил, потом наши его стрельнули и он на виду у всех оттуда сверзился, шмякнулся сначала о крышу мечети, а оттуда уже обземь — любо дорого. И сопротивляться толком казанцы перестали. А уж когда Едигея во дворце брали, так там уж и не бой был, их мурзы что-то не очень рвались в рай немедля попасть, им и на земле недурно живется.
Наместника государь тут же над городом поставил, потому Казань не грабили, да и с татарами глупыми поступил он очень мягко. Мог бы продать в рабство тем же ногаям или азтараканским — они бы купили с радостью. Мог бы просто за все грехи повырезать, как они сами делали со всеми непокорными, а их всего лишь из крепости выселил в посад. На том дело и кончилось. Были еще горячие головы, пытались гадить пару лет, но их повыловили и уже не очень миловали.
— Мда, геноцид от русских оккупантов какой-то убогий вышел, как-то не за что каяться и платить — подумал Паштет. Но и то хорошо, что вместе с Казанью исчезла и казанская украина, дикий фронтир. Одной такой за глаза и за уши хватает. А было бы две Украины?
Ну уж нет — тут с одной-то хлопот полон рот. Хотя тут же прилипла глупая мысль — а сохранись Украина Казанская — кем бы считали себя тамошние протоукры? И как бы они относились к своим братам из Кыюва? Переругались бы, скорее всего, как это у них принято, выясняя степень давности рода и первенства при рождении у Адама, то есть у Евы. Хотя у Евы родился только Каин и Авель, после чего брат брата грохнул. Выходит, все людишки потомство не совсем Адама — а каиниты? Это тогда объясняет, почему человечество так себя ведет дико. Хотя все равно не понятно — рожал-то кто? Откуда-то женщины взялись...
От души немного отлегло, как посмотрел на явно развеселившегося сотника. Ясно — лучше воеводе стало. Ночью-то Паша с каждым взглядом на перепуганного спутника омрачался сам все больше и больше аж до взмокшей на спине рубахи и дрожи в коленках. Особенно потому, что видел, как дрался в бою его компаньон — и в самые пиковые моменты был уверен, четко командовал своими еще и прикрывал его, Пашу. Грамотно и рисково прикрывал.
