Впрочем, делали это они не издевательски, а — по-товарищески. Понимали, что лекарь — не воин, в полном смысле этого слова. К тому же и удивлял их странный товарищ своими привычками. Откуда им было знать, что очень неудачно вспомнились Паштету рассказики старого доктора. После того, как вырвались из безводного гуляй-города и от души напились — понятно, что организм радостно воспринял воду и мигом ее переработал, как положено, выводя всякую дрянь из уставшего организма. И если до того — по словам романтичного Хассе — ссали струйкой сухого песка и пыли, то теперь мочевой пузырь у Паши раздулся до неприличия, а отставать от отряда было категорически запрещено. Московиты скакали, как заведенные, останавливаясь только для того, чтобы мигом переменить коней. И вот сейчас уже слезы из глаз, как охота слить — а не остановиться. Между тем, запомнил Паша про пациента, которого доставили в дежурство старого лекаря. Отправилась мужская компания на рыбалку, естественно приняли от души алкоголия, плавали на резиновой лодочке, погодка стояла осенняя, прохладная. Ну и захотелось одному из компании облегчиться. Но на свою беду был мужчина уже в возрасте, да еще — профессиональный шофер. Тут Паша не понял намека и доктор кратенько проинформировал, что профессиональные заболевания как были, так и существуют, только теперь они менее выраженные, чем "грудь сапожника", как называли вдлавлину посредине грудной клетки от постоянно прижатой для неподвижности колодки, или сумасшествие шляпников и маляров — от паров ртути, или свинцовое отравление у художников и ткачей — белила раньше были смертельно опасны. Да и однотипнее стали профессиональные хвори. Сидячая работа печать накладывает.
Так что у многих — геморрой, и нарушение осанки со всем сопутствующим. А у профи водителей как правило еще и хронические простатит с гастритом. Вот, соответственно и у пациента был простатит. И как положено при такой хрони — нарушение мочеиспускания. Потому залихватски, как более молодые компаньоны, ссать брандспойнтной струей с борта в воду он не мог. Вялая же струйка попадала на резину борта, чем был очень недоволен хозяин навороченной лодки. Пришлось терпеть пока лов не закончили и не приплыли на островок. А там оказалось, что дырочка закрылась, кап-кап — и все! И тут пациент испугался. Потому как чуял — сейчас что-то внутри лопнет. Остальные сначала взялись потешаться, но очень скоро и сами испугались. Дернули обратно. В берег они лодкой попали, а вот машины вести оказалось некому. Нет, товарищи вызывались наплевать на все — и спасать, но как самый протрезвевший видел водитель, что недалеко уедут. И побежал бедолага по лесу до шоссе. С шоссе уже скорую вызвал, но еще пришлось подождать.
Медики засадили катетер и слили два с половиной литра уже бурой мочи, чем просто жизнь спасли — снова себя живым человеком почуял. В больницу клиент отказался ехать, попросил добросить до вокзала, что и сделали. Все бы хорошо, но последняя электричка ушла десять минут назад. Пошел человек устраиваться в гостиницу. А городок — в погранзоне. И без внутреннего российского пачпорта не пущают, а у него только загранпаспорт — чтоб погранцы не цеплялись и был план еще и к финнам заскочить после рыбалки. Кое-как за серьезные деньги устроился в хостеле. Но поспать не вышло — опять кап-кап и та же радость с переполнением мочевого пузыря под гланды.
Вызвал опять скорую помощь. Приехали те же — уже знакомые. На этот раз уже попал в больницу, из которой улепетнул утром, с прикрепленной к бедру емкостью и катетром в нужное место. И рассказал это доктор с тем, чтоб Паштет себя и в этом берег — нельзя долго такие вещи терпеть, пережмет набухшими органами нежную тонкую трубочку мочеточника — и вот вам фейерверк из глаз! Даже без сопутствующей провокации в виде простатита, алкоголя, вызывающего прилив крови в малый таз и охлаждения, заставляющего почки работать гораздо интенсивнее. А с ними — гарантированно.
Теперь до ярких звезд, сыплющихся из глаз, было уже близенько, а чертовы московиты гнали и гнали. Выкосили походя несколько попавшихся группок каких-то затрапезных охламонов-нищебродов, хотя и конных, но явно из голытьбы. И не останавливаясь — дальше.
— Лей с коня! — серьезно посоветовал "Два слова".
— Как? — не понял Паштет.
— Вот так — и чертов наемник встал на стременах и заструячил, вбок повернувшись.
Брызгало в разные стороны, много попало на сапог и лошадь, что чинному Павлу не понравилось вовсе. Да и не был он уверен, что удержится. Этак и навернуться — раз плюнуть. Это немец чертов на коне — как в уютном кресле.
— Вонять потом будет! — крикнул он соседу.
Тот только желтые зубы оскалил в ехидной улыбке. Ну да, после нескольких дней боев видок у всех был тот еще. И запах — тоже. Нет, конечно, не так, как в российском кинематографе, том же "Викинге" где герои все в дерьме, но кровища, пот, копоть... Особенно — кровища. Как — никак в человеке литров пять этой жидкости, и когда тушку кромсают люто — считай всю ее сердце и выпуливает в окружающую местность. А потом ходить скользко.
Спасли Пашу татары. Наскочили на здоровенный уходивший обоз, там уже кто-то рубился, помогли своим, наказав не желавших расстаться со своим добром пришельцев. Бой был жаркий, но короткий. Те, кто первыми нарвались на вереницу груженых телег с охраной, бегло глянули что где — и отправив пару десятков с приглянувшимся, сами кинулись дальше.
Паша успел разок пальнуть, а потом уже и не в кого было — ловили и резали чужаков перемешавшись. И он этим воспользовался, удивившись — насколько мир заиграл красками после простого дела — всего-то слез с седла и облегчился. Глянул орлом, плечи расправил.
Его компаньоны тоже не занимались суетным делом резни. Зажурчали рядом, но аккуратно, видно было, что готовы в любой момент обороняться. И Нежило стоял рядом, сгибаясь от груза трех аркебуз. И фитильки у сметливого пацана дымились, пока стволы глядели в небо. Мимолетно Паштет умилился, больно уж напомнило и армию и полигон с техникой безопасности. На сердце даже потеплело. Но кончилось блаженство быстро — взгляд упал на распластанных почти там же, куда мочился — убитых татар. Странно удивило, что какие-то карикатурные у обоих лица — зубы редкие и странно торчат вперед.
Окликнул всеведущего Хассе. Тот пожал плечами выразительно, но молча. Типа чего ты от диких дикарей ожидал? Потом неожиданно на вполне приличном русском осведомился об этом у бывших за его спиной конных стрельцов — ишь, а их оказывается дополнительно охраняли! Не заметил даже.
Старший из троих бодигардов уверенно ответил, что это признак хорошего воина. Тут даже Шелленберг поднял недоуменно брови. Московиты переглянулись с видом всезнающих авгуров. Потом их старший не спеша и с легким превосходством наглядно показал — чтобы стрелять с коня из лука на полном скаку надо узду в зубах держать. Понятно, что конь пытается башкой вертеть, спотыкается и сама узда жесткая. Потому вот так у матерых лучников зубы и выпирают вперед, а у невезучих и вылетают. Тут повезло — колчаны у татаровей пустые. Фома неверующий, по фамилии Шелленберг не удержался — сапогом перевернул обоих мертвяков. И точно — в колчанах ни одной стрелы. А одежка диковинная неплоха, только в кровище свежей измазана и порублена.
Переглянулись и немцы. Икнулся тартарам тот погром в пороховом обозе, сгорел запас стрел.
И опять на конь, бросив вереницу телег. Гнать! Гнать!
Глава двадцать четвертая: Лутовое горе.
Обычно простым воякам неизвестны высокие замыслы начальства. Мало что перед собой солдат, да и командир малого ранга, видит, потому в целом картина ему не понятна. Трудно сверчку со своего шестка оглядеть весь мир.
Но сейчас общий замысел был понятен всем — и стрельцам и затесавшимся в их компанию наемникам. Татарское войско почистили, как репку. Лошадкам, верблюдам, баранам и быкам нужно жрать каждый день. Потому толпы скотины вражеской паслись на серьезном удалении от основного лагеря, выжирала масса скотины траву до голой земли, потому и раскиданы были стада на пастбища вроссыпь. Последний штурм шли пеше делать, потому, когда началась резня в тылу по сатанинскому замыслу воевод первым делом разгромили ставку хана, вторым — почистили орду, как апельсин от корки — отрезав массу серьезных вояк от скота — и ездового и тяглового и пищевого.
Разумеется, силенок на все не хватило, больно уж громадной была вражеская армия, но старались, как могли. И это дало плоды — несколько тысяч ордынских мушкетеров — легли все, практически поголовно. Были ли это только турецкие ени чери или — как с явной тревогой обеспокоено переговаривались друг с другом стрельцы — и татарские уже появились у хана своерощенные, не суть столь важно было для Паштета.
Врагу навязали свою волю, выбив руководство, поломав управление и координацию действий, порушив связь и изрубив первым делом самых лучших бойцов. И громадная орда, связанная авторитетом хана — и его господина — самого султана — рассыпалась на племена, роды, семьи — и все спасались, как могли, сами по себе, не до общего дела стало. Грозное привидение всего царского войска напугало противника до усрачки, а у страха глаза велики! А теперь уже и не могли остановиться с преследователями, что им на плечи сели. Не свалиться бы только на всем скаку!
Отступающая многотысячная толпа рвалась за Оку — там можно собраться, перевести дух, построить оборону с опорой на реку. Воеводы московитов это отлично понимали, потому делали все, чтобы не пустить бегущего врага на броды, где можно было бы переправиться без потерь и быстро. Уж что — что, а знали отлично — прижатое к воде войско при торопливом переплывании глубины понесет потери страшные. Сами друг друга топить будут. А учитывая и то, что бегут татары и ногаи без массы сменных лошадок — тонуть будут еще лучше, усталые животинки — плохие пловцы.
На третий день Паштет своими глазами (честно говоря слипавшимися, хоть спички вставляй) увидел — как оно выглядит на деле. Словно пастушьи овчарки стрельцы и казаки загнали толпу цветастых врагов к реке в месте гибельном. Попытку прорваться — отчаянную, но плохо организованную и потому бестолковую — отбили, хоть и с трудом — и теперь паникующая толпа ломанулась в реку. Кучей, давя друг друга, совсем потеряв голову. Словно кипящая лава в реку полилась, только бы уйти от занесенной над головой холодной сабли, только бы унести ноги!
И это была гибель. Оставалось только подавить остатки сопротивления и сгрести всех туда — в реку. А там — хоть и глубина смешная — метра три самое большое, а тонули переправляющиеся, словно в бездонном океане, плавали степняки плохо, лошади — у кого еще остались — были измотанными, сами теряли последние силы и тонущие в слепом отчаянии мертвой хваткой вцеплялись во что угодно, утягивая на дно и других, что может и спаслись бы, не тяни их вниз десяток окостеневших рук. Вой, ржание и непонимаемая ругань и проклятия и мольбы оглушали даже на расстоянии.
— Хоть кино снимай — промелькнула нелепая мысль у попаданца, когда он глядел на это фантасмагорическое зрелище тонущих одновременно сотен людей и коней. Жуткое зрелище, тем более, что распахнутые в последнем отчаянном вое рты, выпученные от смертного ужаса глаза, руки, бьющие бессмысленно по воде, пена и пузыри на месте, где только что барахтался живой человек...
— Добро пропадает — хмуро, но внятно буркнул "Два слова". Он определенно не одобрял того, что столько одежды, обуви и монет сейчас идет на грунт. Сам он умел плавать, потому еще и нотка презрения имела место.
— Сзади полно — в тон ему и тоже очень лаконично отозвался Хассе. Старший канонир смотрел на это куда спокойнее и не без злорадства. И тут же встрепенулся — от кучи тонущих, отбиваясь от цепляющихся смертоносных рук реально саблями и взблескивавшими кинжалами — отделилась кучка всадников, не больше десятка. Резко забирая в сторону, вышли на чистую воду и целеустремленно поперли по течению, выискивая место, где обрывистый берег позволил бы выбраться из воды на ту сторону.
Шанс у них определенно был — ширина Оки тут была меньше ста метров, а кони, хоть и уставшие — явно были из ряда вон. Гикнули казаки, поспешно меняя лошадок на заводных, каркнул сотник, его подчиненные тоже засуетились — не все, с десяток, но явно — лучшие лошадники в группе. Паша не совсем понял — с чего суета. Потом доперло — отличные кони и пловцы поблескивают мокрым золотом — смыло купелью пыль с одежды, вылезло золото шитья и доспеха на солнышко. Не простая публика!
— Вздуй фитиль! — велел Хассе и тоже тронул свою лошадь с места.
— Правильно! — одобрил Шелленберг. Глазенки у него загорелись, хоть и устал, как собака. Сейчас его словно оживили, прямо воспрял духом.
Теперь параллельно плывущим по берегу не спеша ехали перехватчики. Смотрели соколами, наконец увидели что-то, гикнули и половина ломанулась вперед, очертя голову.
С ними и Шелленберг дернул, а Пашу движением руки остановил начальник. Понятно, без нас разберутся. Чудом не переломав ноги, лошади перехватчиков спустились к воде и поплыли напересечку золотой группе. Паштет уже подумал было, что сейчас пойдет драка в воде, но нет — казаки и стрельцы выбрались на противоположный берег, опередив беглецов всего на пару десятков метров.
— Стреляй, но золотого не зашиби! — велел Хассе и сам бахнул в плывущих, намекая, что дальше плыть им будет некомфортно. То же сделали и несколько стрельцов, а казаки воткнули в воду и плывущих с десяток стрел.
Намек поняли правильно и попытались прорваться, но шансов не было, практически. Силы неравные слишком и бой вышел короткий, просто стычка, взблеск оружия, кто-то мешком с коня. Оставшиеся в живых четверо были скручены и связаны. Даже странно. До того никого в плен не брали, да и эти-то не сдались, их сорвали с коней арканами и замотали как болонскую колбасу веревками. Часть переправившихся поскакала дальше — туда, где везунчики из основной толпы уже выбирались на берег, а четверых пленных, избитых, окровавленных и мокрых, скоро представили определенно обрадованному этим начальству.
— Их хауптманн, по — тартарски называется "мирза" и его сыновья — показал редкую осведомленность старина Хассе.
— Выкуп? — догадался попаданец.
— Еще какой! Повезло нам — мы в их отряде тоже доля будет — деловито кивнул старший канонир. И определенно — озаботился чем-то, посерьезнел.
— Я что-то не заметил? — встревожился и Паштет.
— Такой разгром я впервые вижу, раньше все было куда меньше по размерам. И потому грызет меня мысль — как не упустить такую удачу? Наш молчун тоже это понял — добро пропадает! И тут этого добра столько, что можно стать вмиг богачом. А можно набрать всякой дряни и остаться в дураках! И не перейти дорогу кому большому, а то и растопчет — сказал уверенно опытный вояка.
Оставалось только озадаченно почесать затылок, сдвинув нагретый солнцем шлем. Уж что-что, а страдания при сборе добычи, которую в компьютерных играх называли лутом — Паше были известны. Конечно это чуточку разные вещи — реальная военная добыча и виртуальное добро, ценное только в этой конкретной игре, но говорил старый доктор, что для организма без разницы таковое — чувства ровно те же возникают и реакция организма ровно та же.
