— Почему считаешь, что он тоже кого-то подстрелил? — не удержался Паша и пожалел, что так ляпнул. Ясно же, что любая история с предками обязана быть приукрашена. Влад пожал плечами и очень спокойно ответил:
— Был дед отличным стрелком. Некоторые вещи настрелянные им в 30-е в тирах в Сокольниках до сих пор в семье. Раньше в тирах принято было выставлять приз за очень точную стрельбу — обычным гуляющим чтоб точно не достичь. Семейная легенда про то, как деда не пускали в тиры жива до сих пор. Дед ходил пострелять в тир на результат, и всегда выбивал ровно столько сколько нужно на главный приз, или срочно необходимую в хозяйстве вещь. Когда у бабушки сломался половник деревянный, дед буквально вышел ненадолго и пришёл уже с отличным половником, на вопрос "как?" просто ответил, "настрелял"...
Мама говорила, они гуляли, в Сокольниках и в одном из тиров в призах была офигенная дорогущая кукла, да еще и в коляске. Шедевр! Дед оставил маму с бабушкой и пошёл настрелять, а его и не пустили. При его подходе сразу повесили табличку "Тир закрыт". Пошли тогда в другой и там настрелял куклу Асю, заметно проще. До сих пор цела, храню.
— Вот уж не ожидал такое услышать! — искренне удивился Паштет, тут же, впрочем, вспомнив что-то похожее, читанное давно у Ремарка, который одновременно был и Эрихом и Марией, отчего одноклассница Паши на полном серьезе считала этого писателя коллективом авторов из брата и сестры. Только там геноциду подвергались балаганы с бросанием колец, в чем один из героев достиг невиданных высот, тренируясь от скуки в периоды затишья на фронте, в бросании кепи на гвоздь.
— Не такое уж и удивительное. Я, к сожалению, похуже стреляю. А тиры у нас после войны перестали призы выставлять — коммерчески стало невыгодно, больно уж много с фронта отличных стрелков вернулось.
— Значит, за дедом бы вернулся?
— За дедом я бы пошёл, может, останься он жив, и семья жила получше, и мне перепало его ласки и внимания. Мама у меня была лучшим другом в жизни, может быть, будь жив дед, нам было бы надёжнее, хоть немного, дед очень любил с детьми возиться. Да и человек был хороший. Был очень смелый, и всегда брался за работу, которую давали, вне зависимости от сложности. Был директором кафе, во время НЭПа, что характерно, не воровал и был максимально честным, по крайней мере, мама всегда так вспоминала, говорила, хоть и был директором, а жили далеко не так хорошо, как могли бы, зато честно. Был бригадиром отделочников на станции Маяковская Московского метро, мозаичные панно на потолке его бригада делала. С тех пор остались сделанные для бабушки камни, она была без правой руки, и чтобы держать книжную страницу дед сделал ей несколько камней — держалок и пепельницу заодно. Курила бабушка, как паровоз.
— А как его звали? — зачем — то спросил Паштет.
— Иван Арсентьевич Полонский — и Влад поднял стаканчик с чаем, словно поминая никогда не виденного им деда.
— А я бы не отправился — твердо и внятно сказал сидевший неподалеку мужик. Был он округлый такой и немножко светловолосостью и белокожестью походил на блондина-кулинара, но только на первый взгляд. На второй становилось понятно, что хоть он и округлый, но ушибиться об него — минута делов. Больно уж взгляд был такой, говорящий.
— Почему? — повернулся к нему Влад.
— Говорили мне умные люди, что черту в зубы добровольцем лезть нельзя. По приказу — да, надо. А самому лезть в пекло поперед батьки — не стоит. Особо обращаю ваше внимание на то, что последняя фраза — народная поговорка, то есть это давно люди понимали, проверенная мудрость. Мы очень плохо разбираемся в тех реалиях. Сами думаем, что отлично все знаем, а на деле — вот как доктор сказал. Мехкорпус есть, по стволам и калибрам если судить — до Берлина дойти должен, всех опрокинув и растоптав, а нюанс даже один — просто отсутствие горючего — уже эти умозаключения опрокидывает. И я уверен по опыту своему жизненному, что там таких нюансов было с десяток, если не больше. И тебя, окажись ты вместе с дедом в кабине — прошили бы ровно так же. Плевое это дело — засаду устроить на грузовик без охраны — ровным голосом объяснил свои мысли мужик.
— Ну, ты, Серафимыч, и врезал — грустно усмехнулся доктор.
— Фамилия такая? — тихо спросил погрустневшего Влада Паштет.
— Отчество. Отец был у него Серафимом. Ангельского чина человек — так же тихо ответил Влад. И дальше задумался, замолчал. Сын Серафима тоже тему не продолжил, сказал — как отрезал. Количество шашлыка на импровизированном столе тем временем сильно уменьшилось, теперь, словно по инерции мужчины на сверхсыт дожевывали то, что уступило первенство шашлыку и потому еще оставалось в тарелках — резаные помидоры и огурцы, зелень, хлеб. Троица стрелков тем временем тоже уже потеряла пыл видно было что остались каждый при своем мнении, одно только их сближало, то, что каждый все-таки считал, что надо с двумя стволами идти на войну — длинномером и коротышем. Только снайпер, как человек долговязый и в оружии придерживался длинноствольных образцов, потому вместо пистолета скорее хотел бы ППС, широкоплечий гнул свою линию с пистолетами армейского образца и нормальным автоматом, а вот самый маленький из них Хорь опять же предпочитал все покороче и полегче.
— А что вы скажете о партизанах в 1941 году — спросил Паштет у доктора, который среди этой компании вроде лучше остальных разбирался в военной истории.
— Это смотря какое время рассматривать. Там партизаны июля сильно отличались от партизан декабря. В основном, конечно, партизаны образца 41-го, немцами вполне заслуженно всерьез не воспринимались. В основном это были группы беженцев, окруженцев и выживальщиков. Они могли существовать при бардаке на оккупированной территории. А вот при том порядке, который устроили немцы, партизанам, особенно гражданским, стало очень грустно.
— То есть попаданцу там солоно придется?
— Смотря что попаданец этот делать собирается. Некий бродяга, назовем его дядюшкой Хо, при этом имеет огромные преимущества перед партизанами. Хотя бы тем, что не связан обширным скарбом, малоподвижными женщинами, стариками и детьми, скотиной. Он не привязан к определенному району базирования, особенно непрагматичными мотивами. Начался кипеж вокруг базы, — смотал удочки и по заветам Ковпака, рванул маршем по 40-60 км в день. Неуловимый Джо в пампасах. А если начнет всерьез обижать, тут дело другое. Тем более что в чисто партизанской тактике, немцы попаданца перепартизанят. У них грузоподъемность транспорта, наличие танков и артиллерии, авиационная поддержка, связь с координацией, повозки для транспортировки минно-взрывного хозяйства, все на порядки выше, чем 11 маршрут партизана. И еще полная вседозволенность, разрешенная "Новым порядком на Востоке".
— Минно-взрывное хозяйство? — не понял Паштет.
— Немцы активно использовали минирование всего вокруг. Вызывает деревня подозрения — заминировать вокруг нее все тропы. Есть партизанский район — нафиг все заминировать вокруг него. Дешево и очень сердито получается. Так шта — попаданцу самая востребованная вундевафля — миноискатель. Это пригодится не только самому, чтобы не влезть куда не надо, но и предоставит очень востребованную на фронте и в обеих тылах профессию. Ибо во всех отрядах саперов всегда не хватало. Они стачивались даже быстрее разведчиков — выпал из усохшего спора о таскаемых в прошлое стволах широкоплечий.
— Не пойдеть — возразил Хорь.
— Почему? — подначил его Паштет.
— Тащить не надо минак. Во-первых строках маво письма, дражайшая тетинька, ответственно заявляю, что если попаданец идет в 41 год¸ то там с минами он не встретится. Их в то время было выставлено ноль, да хрен вдоль, извините за выражение. Так что нефиг ему париться. Во-вторых строках — самая лучшая саперная подготовка для нуба в этом деле — увидел — отойди и не трогай. Вообще не трогай. А уж тем более не лезь разминировать.
— А если наступишь на мину? — спросил Паштет.
— Тогда неплохо иметь с собой пару санитаров в отдалении и лазерет, куда санитары тебя принесут быстро — пожал плечами Хорь.
— Нет, я в смысле — как в кино — наступил если и не сойти. Видел такое не раз — пояснил будущий попаданец.
— А, этот бред "пока стоишь на мине — она не взорвется" — усмехнулся широкоплечий, да и остальные выразили физиономиями разной степени презрение к творцам кина и сериалов.
— Черт их знает, дураков, кто такую ерунду придумал, но точно не саперы. Креаклы какие-то. Писаки сраные. Нет таких мин, которые срабатывают от схода с них. От слова вообще. Вот от того, что наступили — полно. У прыгающих мин есть задержка в несколько секунд. А сошел ты с нее или стоишь — разницы нет. Как наступил или проволочку дернул — процесс пошел — вздохнул широкоплечий.
— То есть все, что наснимали — все чушь?
Влад вздохнул, потянулся за укропом. Доктор грустно усмехнулся. Хорь изобразил лицом что-то вроде "Божеж мой, божеж мой!" Широкоплечий же просто кивнул и ответил:
— Самая настоящая стопроцентная чушь. Патентованная. Ты вообще представляешь, как эти прыгающие мины работают?
— Ну, не очень — признался Паша.
— Как одноразовый миномет. Или — проще говоря — как патрон.
Тут человек с колючим взглядом продемонстрировал Паштету обычный патрон 12 калибра.
— Есть внешний корпус— стакан, он выполняет роль гильзы. Есть заряд пороха вышибной. Есть внутренний стакан с толом и шариками, или рубленным железом или еще чем ненужным, но увесистым. Ну и капсюль в патроне, или несколько детонаторов в мине. Нажимного или натяжного действия. Впрочем — в каждом детонаторе капсюля тоже есть.
— Проволочки?
— Да. Ты за них дернул, вырвал чеку, ну или наступил, если там нажимного действия — и услышал щелчок. Сработал капсюль в детонаторе. Потом четыре-пять секунд ты живешь прежней жизнью. Пока горит капсюль — замедлитель и огонек прет к пороховому заряду. Дальше порох пыхает между двумя стаканами и внутренний стаканчик со шрапнелью вышибается из внешнего. Как пуля из гильзы. Жбан с шрапнелью взлетает вверх и бахает, как только его замедлители прогорят. И твоя жизнь сильно меняется, потому как за эти четыре секунды убежать далеко не получится, а банка с шрапнелью рванет на высоте полутора метров. И накроет все вокруг в радиусе метров тридцать. Густо накроет. Потому если стоишь ты на мине и достаточно тяжел, чтобы заряд не вылетел — полкило тола долбанет у тебя под ногами. И этого хватит, даже если ты — слон.
— Были мины с тросиками — напомнил Хорь.
— Да, такие не сработают, если на них стоишь. Даст по ногам вышибным зарядом, что тоже не сахар, но все ж не так. Но мы же про 41 год говорим? Вооот... А кино... Там творческая братия даже википедию не читает, чего говорить. Одна буйная фантазия режиссеров и сценаристов, которые к военному делу никакого отношения не имеют. Не суди по нашим современным фильмам о войне. Стопроцентная хрень в 99 процентах случаев. Лучше уж про трансформеров смотреть, реалистичнее. Ладно, вроде как все съели, не пора ли и честь знать?
— Да, можно уже...
Все зашевелились, впрочем, было видно, что сборы уже отработаны многократно, потому без суеты и быстро публика замела за собой все следы, собрала в пару мешков мусор и стала прощаться. Паштет прикинул, что ему из всех, выразивших желание залезть в портал "на 1941 год", подходит только Хорь. Взял у него номер телефона, обменялся координатами со здоровяком — доктором, чьи познания в истории сильно поразили, и поспешил к своему приятелю, уже загрузившему стволы в машину.
— Ну как? — спросил водитель, трогаясь с места.
— Здорово. Очень понравилось, так что большое спасибо! — искренне ответил Паштет. Он вообще считал, что если хочется человека похвалить, то лучше так и сделать.
— Тогда ладно. На следующие пострелушки звать?
— Обязательно. Только мне неудобно сегодня было, что на все готовое явился.
— За патроны же ты расплатился. И чай твой выпили весь. Лучше ты Сереге спасибо скажи, что он тебя сосватал — ответил латник, объезжая старательно особо мощную выбоину в дороге.
Паштет сообразил, что имеется в виду тот бугуртщик, который просил приглядеть за немцами — реконами. Собственно он и дал наводки на эту странноватую, но симпатичную компанию, как и на конюшню, к слову. Действительно, забыл поблагодарить толком, нехорошо вышло.
— Это да, надо. Как пересечемся, так обязательно пиво проставлю — заметил Паштет.
— Не понадобится. Не пьет нынче Серега пиво — хмуро ответил водитель.
— Не может быть! — удивился без задней мысли будущий попаданец. Серега и пиво по отдельности не представлялись никак.
— Еще как может. И насчет пересечься — в ближайшее время вряд ли что будет такое — буркнул рекон, крутя руль.
— Да что случилось-то? — почуял что-то очень нехорошее Паша.
— А навести его, он рад будет, скучно ему в хирургии лежать — огорошил ответом бугуртщик.
— Фигасе! — только и нашел, что сказать Паша.
Глава восемь — про больничные дела.
Любое доброе дело всегда сложно начинать, и при этом как-то неудобно, что вот, ни с того, ни с сего делаешь доброе дело. Гадость всегда почему-то сделать проще. И особенно неловкость чувствуют люди, которым надо посещать больного в больнице. Добавляется еще компот из разных чувств, то, что идешь к человеку, который болеет и ему плохо, а тебе, здоровому, наоборот вроде как. С другой стороны сама больница намекает, что и ты такой же в общем уязвимый и чуточку страшно, что можешь сюда же загреметь и чуточку приятно, что пока еще не. А вот тот, к кому идешь — таки да!
Паштет был обычным человеком и испытывал это чувство в полной мере. Хорошо еще, что Серега-латник уже перешел в разряд ходячих пациентов, дело видимо шло на поправку. Но пока Паша добрался до искомого отделения — уже успел устать от волнения. Дурацкие бахилы, невнятная поноска в руках — вроде как идти без ничего — неловко, а что нести — тоже непонятно, потому взял с собой яблок и теперь сомневался в правильности выбора. Серега всегда плотно ассоциировался у Паши с пивом. Но вроде как в больницу с пивом идти нехорошо. Как бы еще на яблоки не обиделся...
Вроде бы в больнице было и чистенько и светло и пару раз симпатичные медсестренки попались, но все как-то тут Паштета смущало. И запахи лекарственные, бахилы дурацкие и люди всякие — большей частью не в медицинской униформе, да еще грозные наименования на табличках. Наконец, добрался до отделения хирургии за номером два, где и лечился знакомый латник. Собственно, ничего удивительного не было в том, что знакомец загремел к хирургам. Паша был совершенно уверен, что огреб таки его приятель по башке или алебардой или там палицей какой. Ничем иным такого здоровяка невозможно было бы загнать к хирургам. Спросил у строгой и совсем несексуальной медсестры на посту где такой-то обретается и зашел в указанную палату, ожидая увидеть роскошную чалму из бинтов. Вроде даже такую повязку называли "Шапка Гиппократа".
Потому вид Сереги-латника с совершенно целой башкой, но какого-то при этом скрюченного, пришибленного, сильно удивил. Паштет даже украдкой, но внимательно оглядел короткостриженную голову приятеля. Определенно — ничего с верхней частью тела, то есть отростком под названием "голова", у пациента не происходило.
