Она сделала пригласительный жест рукой и Дзин вошел в просторные залы, сверху накрытые каменным сводом.
— Граф Монтегю Пяткин выпил отравленный яд и теперь я живу одна. Есть будешь?
Дзин утверждающе помотал головой. Глубоко в его груди она услышала смех.
— Ты, должно быть, устал с дороги? Почему бы тебе не прогуляться? Только не уходи далеко!
Две родинки возле правого девичьего виска весело прыгнули в сторону! Когда она говорила, ее губы изгибались тысячью всевозможными способами.
Он глубоко кивнул, не отрывая от нее глаз.
Когда она вернулась обратно, он по-прежнему сидел вокруг столба. Он наблюдал, как у нее в голове вращаются шарики, и решил помочь. Астронавт подошёл к ней сзади и крепко обнял. Кастрюля с супом выпала из её рук, но он подхватил её и понёс в спальню, осыпая поцелуями. Буквально секунда и Дзин перевернул Мэри так, чтобы её взгляд был направлен прямо на него.
— Чего тебе? — порноизнёс он. Сексуальная улыбка оттянула его щеки к ушам.
Приложив ее голову к своей груди, Дзин обнял ее. От него пахло мужчиной. Он принялся ее целовать. А целовать было много — она вся! Мужские пальцы гладили ее голую кожу. Схватив его за запястье, Мэри оторвала его руку...
Она еще не была готова!
Он стал подниматься по лестнице, прижавшись к ней губами. От его мужского запаха у нее поджались пальцы на ногах. Он взял ее лицо в свои руки и, целуя, опустил на ковер перед камином. Дзин встал на колени, стягивая с нее джинсы и открыв ей вид на залив. Она впилась взором в его элегантную, полную прелести мужскую симметрию.
В глазах его пылал такой огонь, что она похолодела. Ее плоть раскрылась и сомкнулась вокруг него, словно это был секретный проект. Одним мощным толчком он вошел в нее, и она застонала, восхищенная его точностью. И её улыбка показала, что она покинула сей мир и отправилась на небеса от счастья.
Разодрав утром глаза, Мэри обнаружила, что лежит, обмотавшись вокруг Дзина.
Дзин и Мэри раньше никогда не встречались. Они были как две колибри, которые тоже никогда не встречались. Слезы струились у нее по щекам, а глаза пылали гневом. Мэри решительно стряхнула их с лица. Какая жалость, эх, ну какая жалость, что она не успела вовремя вернуться домой и вздрючить колготки! В колготках она была бы втрое прекрасней!
Когда он проснулся, они отправились в ресторан, что был рядом с замком. Ей поднесли бокал вина, а ему рюмку водки с водкой. Дзин рассказывал чудесные вещи. Вся ее фигура говорила, что она слушает его не только ушами, но и глазами. Она часто устравиала вечеринки после того, как Монтегю умер, во время таких вечеринок в ее доме всегда легко можно было наткнуться глазом на известных личностей, но Дзин был красивее всех их. Всего за два дня она влюбилась в него с первого взгляда. Доехав до какого-то парка, они два часа играли на поляне, покрытой холодным белым веществом...
Заканчивался роман торжественно — патетически:
Разбудила меня стюардесса, когда мы уже приземлились и я покинула самолёт.'
Да что говорить — даже бы и муженственный бы роман почитал, помнил он такие по рецензиям:
'Максим Самуйлов, поступая на первый курс МГУ, просто хотел стать императором. Он прекрасно подготовился к этому, отлично изучил "Автомат Калашников", мог в любой момент спрыгнуть с парашюта, знал как спустить якоря и имел звание "Мастер спорта по Боевому Самбо". Время нуждалось в нем!
Убивая без разбора всех представителей народа, в Империю вторглись ужасные монстры. И люди собственными жизнями защищают империю от орд чудовищ. Максим не стоит в стороне! И чтобы таинственный враг не добрался до его девушки раньше него, он отправляется в Северную Африку на подмогу союзникам, терпящим поражение за поражением. Будучи одновременно студентом-лаборантом и спецназовцем из десантных конноводолазных бронетанковых войск, Самуилов прибывает к берегам Африки, куда его привозит Атомный стратегический бомбардировщик ВэДэВэ Спецназа гру.
Максим одел водолазный костюм "Анфибия" и бесшумно нырнул под воду. Бой разгорался вокруг! Граната из-под ствольника ударилась совсем рядом! Максим вылез в люк танка и откатился в сторону. Гусеницы траков прогремели совсем рядом с головой. Монстры наседали. Максим не растерялся. Поливал их тугой струей пламени из огнемета "Шмель", потом в руки попала винтовка со снайперским прицелом и он нажал на курок, пока не кончились патроны. Рядом стоял тяжелый крупнокалиберный пулемет, в ленте видны были разрывные, трассирующие и бронебойные патроны вперемешку.Максим стрелял из них, пока патроны в ленте не кончились, и боек бессильно застучал по пустому патроннику.
Монстры с антиматериальными винтовками скопились совсем рядом. Кровь хлестала из вены, это был конец! Но внезапно Максим непонятным образом перемещается на четырнадцать веков назад.
И здесь только каменные стены мрачного замка, и чуждая ненависть. Одни умирают от мора, другие погибают в бесконечных сражениях, третьи умирают просто так, без причины, а четвертые пытаются не потерять хотя бы себя. Единственный вариант для Максима, чтобы выжить — стать секретарем у некроманта. Теперь в его руках сконцентрирована огромная мощь. Он проходит путь от разбойника и гладиатора до победоносного полководца и главнокомандующего. Теперь он император и его ждет отбор невест. Невест много и их надо отобрать у всех остальных! И кто бы мог предугадать, что любовь может оказаться более увлекательным приключением.
Но ванезапно оказывается, что все это время за Максимом следили злые и недобрые силы, не желавшие ему победы. И теперь, чтобы остаться на троне с невестами, он должен выдержать два боя с бессмертным киборгом Редукпликатором.
Максим скомандовал лучникам: 'Огонь!' Расстегнул кольчугу и выхватил обнаженный меч! Короткий, почти мгновенный шаг вбок и историческая фраза врагам и невестам:
— Помните, все, что произойдет, будет полностью на вашей совести! Расстрельная команда уже получила команду "Пли!"
Что будет с Максимом в сражении с невестами и Редукпликатором? Это вы узнаете из выходяшей в тираж 38 книги 6 серии 'Непобедимый Самуйлов и невесты'
Как теперь спать ночь, купив эту книгу?'
Тихо усмехнулся. Читал ведь...
И сейчас бы с удовольствием всю эту ахинею в руки взял. Не ожидал, что так заскучает по компу и книгам. Эх, было бы все так просто, как писали оставшиеся в будущем писатели и писательницы. Леха помнится с возмущением бухтел на тему жутко популярной книжки, где попаданец так и влетел ко двору — да чуть ли не Ивана Грозного. И там был полный набор этого самого — 'я сразу пошел к царю и велел ему казнить своих бояр. Вот этого, этого — и того с дурным глазом. Это было сделано в пять минут, прямо в столовой зале. Царь с восторгом и фананатским обожанием смотрел мне в рот и ловил каждое мое слово, бывшее Сокровенной Истиной!
Тут же женился я на царской дочке — через полчаса, как только пообедал, после чего создал гвардию. Гвардейцы меня обожали! Я был красив смел и отважен! Все восхищались мной! Шесть кузнецов во дворе всю ночь ковали мне танк и к утру он был готов... Скоро у нас было 8000 танков. Мы поплыли на них в Швецию и Японию и всех победили! Царь три дня плясал от счастья, а потом с радостью отдал мне корону и мантию, целуя мне руки и кроссовки '...
Но ведь публике же нравилось. Хотя некоторые и иронизировали:
Илья свалился к динозаврам.
Но нет преграды для Ильи.
Идет шестой год попадания.
Запущен первый космонавт!
Самое главное, что в тех книжках имелось — как прикинул сейчас Паша — это были сказки, ласково гладящие читающих по шерстке. Его удивило тогда странное — в многих произведениях главгерой старательно собирал гарем из роскошных красавиц, обожающих его безоглядно, до экстаза. Но при этом красавиц не сношал. И когда Паша поинтересовался — оказалось, что такие 'девственные' гаремы по статистике даже более читаемы широкой публикой, чем типовые, с половой этой самой.
И пояснения тому выдвигались простые — читают книжки как раз те молодые люди, что просто боятся женщин и отношений старательно избегают. А их много. И вот это — любовь кучи красоток, на которую не надо отвечать — и радует и дарит чувство превосходства и победы, хотя бы и не в реале. Благо чем дальше, тем виртуальнее становился мир, мозг, как толковал седой лекарь — одинаково реагирует на вирт и реал.
Как там — сказка — ложь, да в ней намек. Какой намек в его личной сказке Пауль сказать не мог. Да и не сказка получалась. Как на грех и тут попаданец оказался не на коне — во всех почти романах, попавший в прошлое знал все энциклопедически, как тот янки при дворе короля Артура и мог на голом месте поставить завод по производству всего подряд. Тут у Паши был определенно пробел. То, что он знал — вот тут было не создать. Ну вот не нужно было Паше в жизни варить кустарным образом стекло и сталь, лить пушки и тянуть гильзы. Даже вишь простые капсюля не понятно как делать — и особенно если учесть, что надо для начала выделить для гремучей ртути эту самую ртуть и сделать кислоты. И потом еще промыть, и очистить как-то хитро, чтоб не бумкнуло в руках.
Туго с прогрессорством. Да и предки какие-то не правильные. Живут своим умом — и вполне это получается у них. И если им сказать, что из будущего прибыл — удивятся, наверное, но руки целовать в восторге не будут. Традиции, обычаи, религия — не дадут. Наоборот — будут смотреть подозрительно. Не любят тут чужаков. Особенно — странных чужаков.
Пауль был достаточно наблюдательным человеком и отлично видел, как тот же сотник присматривался к нему. И наконец решил, что иноземец хоть и не вполне ему равен по своему положению, но во всяком случае не зазорно с ним общаться накоротке.
Хороший статус — лекарь. Выводит из строгой иерархии. Был бы Паша простым мушкетером или канониром — так бы с ним сотник рядом не сидел. Иерархия строго рассаживает всех не только за виртуальный царский стол — но и по полкам положения в обществе.
И что ему — этому потенциальному предку напрогрессорствовать? Положено же в обязательном порядке открыть глаза предкам и чтоб они потом с восторгом на руках носили. Но тут танки не создашь, самолет не построишь (назойливо влезла из памяти сценка из кинокомедии про то, как такого изобретателя Иван Грозный на бочку с порохом посадил — пущай полетает!). Что можно то? Нет, надо все эти назойливо лезущие пулеметы, дальнобойные пушки и напалм с моторами внутреннего сгорания вон из головы выкинуть. Что-то, что более подходящее. Из тоже древних времен, но поближе к этим.
Вороха военных изобретений по-прежнему мешали думать. Встряхнулся мысленно и представил, что идет по залам Артиллерийского музея. Получалось кисло — только первый зал, который про феодализм, и годится. Вспомнились древние казнозарядные пушки в самом начале зала. О, а это может быть полезно. Раз их делали -то значит и польза была? Начал говорить об этом с сотником. Рисовал в пыли прутиком. Тот было заинтересовался, а потом пожал плечами. Да, уже есть такие, видел. И у татар такие есть. В крепостях удобны на стенках, где пушке откатываться негде и с дула не зарядишь, хоть за стенку свисай. Но по мощности уступают, много дыма вылетает в щели, а чтоб точно притереть замок — не выходит никак, не получается у кузнецов. Стараются, но выгорает металл при стрельбе чем дальше, тем больше. Да и стоят они дорого, а выгоды на деле — почти никакой. Для крепостей — да, годятся.
Осечка.
А, вот Фридрих Великий Прусский своим солдатам дал секретное оружие — заменил деревянные шомпола на железные и потому скорострельность увеличилась вдвое — шомпол такой не ломался, потому заряжать можно было резко и быстро, загоняя пыж и пулю. А еще — 'скуси патрон' — можно пулю и порох заворачивать в бумажку и стрелок, откусив пулю тут же мог из открытого такого кулечка порох насыпать и на полку фузеи и в ствол, бумажкой же тут же запыжить и мокрую от слюны пулю в разбухшей бумажке туда же — все быстро, отчетисто и плотно садится!
Сотник опять смотрел с интересом. Даже вроде и загорелся было, потом посидел, пошевелил губами, поразгибал пальцы, считая в уме что-то важное и опять потух.
Мысль-то хороша, как признал, да беда — пороха не хватает, мало его делают, а с бумагой еще солонее — ее в приказы-то царские с трудом поставляют, нет своей бумаги и сделать не выходит, вся аглицкая, а поляки немецкую бумагу ввозить перестали из-за войны. Есть царская бумажная мельница в Ивантеевке, но там (понизил голос и шепотом) государева делается с тайными водяными знаками, такую грешно даже думать в эти самые как ты сказал 'патроны' обертывать, так-то бумага куда как дорогая, очень дорогая. А уж потаенно знаками украшенная и подавно!
Дашь стрельцу железный шомпол, он все и повыпуливает в миг, а дальше что делать станет? Не напасешься! Пауль пожал плечами, вспомнив, как с трудом принимали в России пулеметы — именно по той же причине, что патронов не напасешься. Видать беда такая. Русская традиционная.
Мысленно перешел к другой витрине в зале. Ага! Багинеты вызвали революцию в свое время. Грубой поделки тесак вставлялся рукоятью в ствол и получался штык, позволявший безобидного до того мушкетера превратить в защищенного от кавалериста врага почти пикинера — фузея-то считай в рост человека!
Тут сотник задумался, поприкидывал что-то и с сомнением в голосе сказал — видал де такое, иноземный посол на охоте так делал. Но там был винтовательный карабин легкий, да и охота была на оленя, а конный — он не олень. Ободренный вроде как успехом Паша заявил и насчет просто штыка — втулки на конец ствола с лезвием или иглой. И нарисовал в пыли, как оно получится. Сотник прищурился. Что-то прикинул. А воодушевленный попаданец уже рисовал бердыш, каким он должен быть у стрельцов — чтоб и как секира и как подставка под ружье.
Это как ни странно сотника заинтересовало куда больше. Так-то у стрельцов была в подставках палка с рогулькой на конце. А топорики носились особе. Но топорики малого размера, вполне одной рукой виртуозить — что тот же сотник и делал в бою.
Тут у Пауля в разговоре получился сбой — неторопливый до того, величаво носивший свою особу слуга дома воеводского почти подбежал и сообщил, что воевода их видеть желает! Срочно! Подхватились и поспешили. Слуга вел почти полубегом, торопились за ним по полутемным комнатам и коридорам.
Воеводе определенно было лучше. Глаза блестели, сидел в постели бодро.
— Смерти моей захотел, немчин? Уморить решил? — приветствовал совершенно неожиданно вошедших. Пауль оторопел.
— Я чуть не сдох ночием от твоего лЕкарства!
— Чуть — по-китайски километр! — неожиданно даже для себя ляпнул лекарь из Шпицбергена. И сам же внутренне похолодел от своей внезапной дерзости.
— О чем глаголишь, лекарь? — почему-то заинтересовался воевода.
— Слово сие у народа китайского означает меру длины пути, весьма большую. У вас здесь 'чуть' малое значение имеет — начал выкручиваться Пауль. Сесть на кол ему определенно не хотелось. Черт за язык дернул!
— Был в китайской стороне? — заинтересованно стал уточнять чертов пациент.
