— Я тебе не котенок с бабкиным клубком, а этот мудень безголовый попробовал позавчера "чуточку пива" и — повторенье — мать его ученье — опять в реамонации валяется. Может даже на той же койке, небось и шланги не меняли и простынки его же остыть не успели. Жены у него нет, так его собственный органон сам ему скандал закатил, пьянству — бой. В общем плохо все. Тебя попустило, ты знаешь все, жить стало легче, спокойной ночи!
— Погоди! — жалобно возопил растерявшийся Паша.
Удар был силен.
Очень силен.
— Чего тебе еще надобно, старче? — голосом разозленной Золотой рыбки очень ядовито спросил бугуртщик. И чуточку смягчившись, пояснил:
— Слушай, спать хочется, как из пушки! До трех часов ночи шкандыбались из-за этого очумелого Хоря, свечек ему новых в мотор и в нос, недавно только лег, а на работе это никого волновать не будет...
— Так я про него как раз и хотел спросить, тоже не отвечает. Что случилось-то? — достаточно испуганно, чтобы разозлиться на самого себя, возопил Паштет.
— Случилось страаашное! — оперным басом, но тихо взвыл бугуртщик строку из полузабытой рекламы.
— Тоже в больнице? — испугался Паштет. Он отлично помнил про закон парных случаев.
— Его палкой не убьешь. Но все еще хуже. На границе попался с полной машиной нелегального оружия и боеприпасов. Что совсем паршиво — по первым данным от его родни — там автоматическое оружие с глушителями было. Это вообще финиш, ясно — матерый террорист ехал на теракт.
— Как???
— Кверху каком! Шла мимо собака с пограничниками, унюхала что-то — ну, и повели под белы руки во узилище раба божия Хоря. Теперь мы тут ломаем себе репы — чем помочь можно. Пока вытанцовывается, что молитвами разве, да пару шаманов с бубнами нанять. Влип он серьезно, такое по ведомству госбезопасности проходит, а там те еще зверозавры — вздохнул бугуртщик.
— Я могу чем-то помочь? — решительно спросил Паша.
— Скрести пальцы на руках и ногах. Это даст максимальный эффект. Да ладно, не переживай, Хорь мастер искать себе на жопу приключения и мастер потом из них выпутываться. Если он еще не совсем потерял нюх, на что мы и надеемся, то выкрутится. Не впервой ему. Знаешь, почему он любит сапоги носить?
— Нет — печально сказал Паша, озирая внутренним взглядом разбитые вдрызг планы.
— Были у него ситуации и гаже, хотя и реже. Раз пошел он на водопой к ручейку. Вместе с двумя десантерами. И завязли они там в пластилине. А корректировщик с той стороны их засек и борцы за нашу и вашу свободу от Уголовного кодекса, вложили пару пристрелочных мин неподалеку. Хорь из сапогов выскочил и улепетнул, словно стыдливая дева. А десантеры в шнурованных берцах выдраться так не смогли и следующим же залпом их порвало на лоскуты. Так что не парься, дела отложи, а я спать валюсь, могу еще минуток тридцать восемь вздремнуть. Все, резервуар!
Мобила честно сообщила, что звонок завершен.
Паша покрутил головой, приходя в себя и осознавая сильно изменившийся расклад.
А огонек все так же горел неподалеку.
Спохватился попаданец не скоро. Уже и рассвело почти. Ступор прошел и сменился лихорадочной, почесушной деятельностью. Почему-то Паше пришло в голову, что чертов огонек может вот — вот исчезнуть и это подхлестнуло сборы. Он судорожно сгребал свое шматье, набивая его в мешок абы как, проклятая палатка задубела за ночь и волглый материал не хотел складываться как надо, потому Паштет затолкал ее ворохом в чехол, помня заветное и вечное правило складирования и упаковки: "чтоб что-то куда-то влезло, надо пихать со всей силы". Чехол вздулся, грозя треснуть по швам, а Паша уже привязывал его к вещмешку, решив, что разберется уже на той стороне.
Когда совсем уже собрался — хлопнул себя по лбу ладонью, издав этакий звук типа "Хышш!" и отойдя на несколько метров аккуратно достал из незаметной захоронки пакет с разобранной двустволкой — не официальной, которая осталась лежать в железном ящике дома, а местной нелегалкой. Огляделся, потом быстро собрал ее, зарядил парой картечных патронов, мало ли что там ждет, потом минутку постоял над ржавым старым велосипедом, который купил в соседней деревне за гроши.
Ездил он на этом драндулете немного, просто потому, что предложил забулдыжного вида мужик велосипед совсем задешево, а ходить по делам тут было как-то влом, проще было съездить в магазин за хлебом на двухколесном агрегате. Теперь решал — брать с собой или нет.
Решил — брать!
Выглядела железяка такой старой, что вряд ли привлекла бы внимание на той стороне портала, да и была она древней, как говно мамонта, так что вроде бы на такой не спалишься. А там можно и продать и подарить, если что. Да просто выкинуть — не жалко. Обежал свою опустевшую стоянку расходящейся спиралью, подбирая то, что сгоряча не заметил, наконец понял — все собрано.
Пора.
И тут накатил страх.
Странное чувство.
Даже присел, где стоял.
И сидел так минут пятнадцать, собирался с духом. Утро уже наступили, птички разные тренькали и щебетали, начиная свои заботы и как-то вот не хотелось уходить из этого мирного ласкового утра. Только сейчас Паштет почувствовал, что тут, в настоящем — вовсе даже и недурно.
Тоскливо стало. Если б компаньоны прибыли — другое бы дело, а так, одному... Хотя ведь с самого начала один и собирался. И хрен его знает — откроется портал еще — или фига. Вздохнул глубоко, медленно выдохнул. Встал, чтоб не передумать — резко сел на велосипед, подкатился поближе. Еще раз обернулся вокруг, словно запоминая все и — вроде как прощаясь...
И хапнул рукой неподвижный огонек.
Глава двенадцатая. Добро пожаловать!
— Ых! — приветствовал попаданец новую реальность. На большее духу у него не нашлось — горло перехватило, потому как трудно сказать что-либо осмысленное, влетев по шею в холоднючую воду. С трудом подавил желание молотить руками и ногами, вздрагивая от мерзейшего ощущения холодных струек, бодро и целеустремленно вливающихся в самых неожиданных местах, не считая рукава и штанины. Растопырился, судорожно оценивая ситуацию, стараясь не запаниковать, тем более — зная точно, что паникеры погибают первыми и совершенно бесславно. Впрочем, погибать славно тоже не хотелось. А этим пахнуло густо. Равно как и болотиной. Немудрено — вляпался Паштет аккурат в темную жижу, которую водой назвать сложно. Веселенькая, но какая-то болезненная зеленая поверхность раздалась в стороны, потревоженная жижа темной кляксой окружала попаданца и ощущение было самое мерзкое — словно кто-то тяжелый, мягкий и тягучий оплел влипшего дурня, медленно, но уверенно затягивая его тушку вниз, в глубину.
— Тонет муха в сладости, в банке на окне.
И нету в этом радости ни мухе и ни мне — совершенно неуместно пронеслось в голове, где шарахались какие-то куцые огрызки мыслей.
— Пропал ни за грош — словно произнес кто-то за спиной. Паштет завертел башкой, насколько позволяла ситуация. Нет, нету никого вокруг, сам себе подумал. А вот хрена! Я еще живой и покорячусь! — ожесточился Паша.
Постарался унять дрожь, оценил, как мог, обстановку. Мысленно охнул, потому как положение получалось хреновое. Метрах в двух вроде как что-то чуточку более твердое — не то островок суши, не то сборище кочек, а из него торчат сохлые елочки. Но эти два метра хрен проплывешь, держит трясина плотно, взасос. И вроде как проседаешь еще глубже. Или кажется, потому как холодная вода добралась до самых интимных мест? Велосипед похоже как ухнул передним колесом вглубь, но там во что-то уперся что ли... Или зацепился? Во всяком случае задницей получается часть веса перебросить на сиденье, не проваливается вроде. Ружье, ставшее адски тяжелым, тянет вниз, а вот рюкзак, особенно — раздутый чехол с палаткой, наоборот поддерживает на плаву. Это — единственная радость, потому что ощущать под ногами бездну, именно что — без дна прорву — очень неприятно. Да что там мельтешить — ужасно, до обосрачки страшно даже об этом подумать. Но пока удается держать нос над поверхностью — еще не все потеряно! Опять же — случись тут ночью влететь было бы куда гаже. А сейчас светлый день. Правда, как и говорил Лёха — после портирования ощущения похмелухи во весь рост. Тоже добавляет красок в картинку бытия.
Черт, такая невезуха! В читанных произведениях так попаданцев прошлое не встречало. Наоборот, как минимум колонна брошенных грузовиков с оружием и шмотками, а то и вообще сундуки и сейфы с секретными приказами Манштейна Гудериану или с личной перепиской фюрера с рейхсминистрами. Ну и все документы, сразу же слепо доверяющие граждане и кум королю — сват министру! Или вообще прямиком в тело Сталина или Гитлера, чтоб не мелочиться. А невезучему Паштету — трясина вонючая и липкая.
Седло под задницей внезапно провалилось сантиметров на пять, после чего двухколесный агрегат там, в жиже, видать за что-то зацепился и снова приобрел неустойчивое равновесие.
Паша с трудом подавил острое желание избавиться от тяжеленного ружья, выкинув его к чертовой бабушке в топкие глубины. Благо — всего — навсего — скинуть с плеча. Решил все же погодить. Вроде бы получалось пока, что не тонет. Если не биться в отчаянии — глядишь и выбраться можно. Поспешно стал вспоминать, что на эту тему читал и смотрел — когда готовился к заброске штудировал материалы по выживанию, про болота точно читал, что-то такое вертелось в голове.
Потянул ружье с плеча, положил его перед собой в жижу поперек. Вроде не ухнуло утюгом сразу, можно опереться на него, чуточку веса перебросить. Но зыбкое все вокруг, ненадежное. Но и не вода, значит еще поборемся за жизнь свою! Перевел дух, повертел осторожно головой. Точно ведь, писали в инете, что по растительности можно судить — насколько болото проходимо. Хорошо, если видны сосны или осока с высокой травой. Это вроде лучший вариант. Вот ежели один камыш, а травы и деревьев нет — тогда хана, не проходимо такое болото.
Так, тут сосен не видать, но растет какая-то дрянь с пушистыми головками, елки полудохлые видны, густой кустарник есть и березы, в основном в виде голых стволов. Значит, не так все плохо. Главное, воздуха в грудь побольше набирать. В имуществе, кроме ружьища и других тяжелых предметов хватает — топорик, нож, консервы. Часы опять же для обмена. А есть и наоборот — что не тонет. Та же палатка, да всученный Хорем бронежилет из какой-то синтетики. Они как спасательный круг и держат пока.
Самое главное — в первый момент не улетел черт знает куда в недра болотины, как злосчастные американские десантники, что по ошибке штурманов были выкинуты ночью в Нормандии не туда, куда надо, а прямиком в болота. И тяжело навьюченные парни влетали в трясину, на манер брошенного кирпича, сразу проваливаясь на пару-тройку метров, с головой, а сверху погребальным саваном, отрезая от спасения, величаво опускалось полотнище парашюта. От сбруи и груза хрен быстро освободишься, а если и получится — что вряд ли — всплыть и хапнуть в легкие воздуха не даст парашютный шелк над головой.
Завертел головой, стараясь дышать ровно и глубоко. Так, вроде пока позиция стабильна. Пока — на плаву. Но ждать долго нельзя — вода будет пропитывать одежду, тот же ватник сейчас словно спасательный жилет, а вот когда вата набухнет — совсем наоборот будет, как та кольчуга царская, что Ермака на дно утянула.
Аккуратно, на считанные сантиметры, повозил зажатым в руках ружьем, убеждаясь. что совсем сверху — почти чистая вода, ну взбаламученная, конечно, но вода. Дальше и глубже — плотнее. На кисель густой похоже. И совсем неприятно там, где ноги. Вот там — как в клею все. То есть, не клей конечно, но ногу выдернуть крайне трудно.
Просто невозможно. Попробовал чуточку, тут же прекратил, потому как понял — сапог потеряет моментом, а ногу не факт, что выдернет. Вот действительно — засосало опасное сосало. И висишь в зыбкой жиже, словно космонавт в пустоте. И холодно от пропитывающей одежду воды. Сердце колотилось бешеной мышью, паника словно впитывалась вместе с водой, страшно было до рези в животе и адски хотелось заколотить руками и ногами, выдираясь из мерзоты ледяной.
— Спокойно, спокойно, не паникуй, Павлуша! — громко и наставительно сказал сам себе Паштет. Не очень обдряюще вышло, но тишину мертвецкую все же шуганул. Давила его эта беззвучность, нервничать заставляла тем, что безжизненно это место. Вспомнил, что сбоку от рюкзака веревка приделана. Если удастся ее снять, то можно примотать конец к ружью и зашвырнуть тулячку на островок, на эти пару метров он сможет метануть. А там торчит какой-то елковый сухостой, глядишь и зацепится якорем, и, потихоньку подтягиваясь по веревке, уже можно будет выкорчевать себя из этого паскудства. Очень соблазнительно так попробовать. Будь островок подальше — и думать бы не стал, а тут — вот он под носом почти. Так то бы постарался ползти, опираясь на ружье перед собой, читал, что некоторые охотники именно так выбирались из похожей беды.
Зашарил неловко в жиже, нащупывая непослушными пальцами моток веревки. Вроде бы достал, но чтоб ее отстегнуть, пришлось вывернуться мало не наизнанку, снимая лямку с плеча. И вроде бы еще глубже просел, ненамного, на пару сантиметров наверное, но дрожь ознобная прошибла. Показалось, что сейчас ухнет в эту жижу как топор и — передернуло от мутного ужаса. Попустило — не ухнул. Висел, как поплавок весом в центнер. Очень неустойчивый поплавок, надо заметить. И еще тоненькой струйкой лезло в башку совсем дурацкое, что топь эта не то, что осмысленно держит, но вот может там какая нечисть сейчас хихикает и неизвестность глубины внизу тоже холодила сердце и разум.
— Ладно. Чем я глубже погружаюсь, тем меня сильнее обратно выпихивает — опять же, чтоб не было тут так могильно тихо, по возможности бодро заявил Паштет, ковыряясь в мотке грязной и — черт ее дери — уже ухитрившейся спутаться веревке. Попытался вспомнить, что там было у Архимеда с его законом, но вертелась только глупое и неуместное, школьное еще:
"Тело, кое вперто в воду,
не теряло веса сроду.
Оно прет из под воды
весом выпертой воды".
Нашел конец, распутал с запасом — метра четыре, булькая и шлепая этой жижей, и с замиранием сердца ожидая, что сейчас провалится велосипед от этой возни, или рюкзак перестанет поддерживать. Привязал веревку на три узла к шейке приклада. Попримерялся, как швырять будет, и метнул со всей дури. Вертясь нелепым бумерангом, двустволка улетела на островок и елочки дохлые хрустнули от удара.
— Есть! — выдохнул с облегчением Паштет. Подергал за веревку, сначало нежно, тихонько, опасливо, потом злее и сильнее. Ружьецо зацепилось за что-то и хорошо зацепилось.
Перевел дух попаданец.
Чуточку легче стало.
Самую капельку.
Теперь в голову пришла идея примотать веревку другим концом к затонувшему велосипеду, глядишь и удастся потом с островка выдернуть, если рвануть как надо, со всей дури. Деревья-то вроде вон — совсем недалеко, с полкилометра, там значит край болота этого, потом велик еще пригодится может. Опираясь на плотик из рюкзака и палатки сунул руку туда, за седло, нащупывая заднее колесо.
