Наконец увидел и цель своего визита — худощавого парня, который возился с какими-то ремнями у входа в пошарпанное странноватое здание, которое, судя по запаху, не могло быть ничем иным, чем конюшней.
Поздоровались, познакомились. Парень невозмутимо предложил следовать за ним.
За конюшней, на выбитой копытами голой земле флегматично стояли два коня. Или лошади, черт их знает, как отличать. В животе у Паши немного похолодело — зверюшки эти были уже оседланы и явно готовы к поездке. Хотя сам Паштет был крупным и тяжелым, оба коня вызвали невольное уважение своими габаритами — здоровенные, на крепких ножищах, с мощными круглыми крупами. Явные тяжеловозы, никак не скаковые рысаки. Бегемоты, блин, а не лошади.
— Доводилось раньше совершать конные выездки? — светским тоном осведомился чертов лошадник.
— Нет — признался Паша. Как-то все это отдавало киношной светской жизнью.
— Ладно. Садись вон на Марка — и лошадник показал пальцем на того лошадя, что был покрупнее.
— Он — конь? — уточнил без пяти минут всадник.
— Точно. Конь — признал факт конюх.
В кино посадка на коня выглядела совсем несложным делом, герои прям взлетали на коней птичкой, а тут, вблизи это как-то выглядело несколько иначе. Сказать проще — сложно все это смотрелось. И седло показалось как-то высоковатым.
Конюх, увидев задержку, подошел поближе. Сунул в руку Паштету ремешки, что тянулись к конской башке. Перекинул повод на шею зверя. Конь стоял спокойно, как статуя. Да он и производил какое-то цельнолитое впечатление.
— Левой рукой берешь за гриву, да, той рукой, что с поводом, чтобы правый повод был короче. Если с той стороны повод провиснет, лошадь может укусить. Марк не кусит, но лучше сразу учись правильно. Правой рукой бери за заднюю луку седла. Ногу в стремя. Не ту ногу, сам смотри — ты ж так задом наперед сядешь. Эту, правильно. Носком в бок коню не упирайся, поймет неправильно. Нет, Марк поймет все верно, он опытный, все равно не упирайся. Подтягиваешься на руках и толчком в седло! Пошел!
Паштет рванулся ввысь, ощущая, что конюх неожиданно сильной рукой подпихнул его под зад, вовремя успел убрать правую руку и сел в удобное седло как-то вдруг и сразу. Сам удивился. Положение было очень непривычным, словно он оседлал широкую кушетку — так внушительно выглядела широченная спинища коня. И ноги раздвинулись непривычно широко. Наверное, если б на автоцистерну залез — так же вышло. Свесился с седла, половил ногой болтающееся на другой стороне стремя, поймал, наконец, почуял себя куда увереннее. Все-таки опора под ногами.
— Держи! — конюх дал сомнительный прутик самого жалкого вида.
— Для чего?
— Управлять им будешь — хмыкнул конюх и птичкой взлетел на свою животину.
Паштет осмотрел поданный жезл власти, потом глянул на здоровенную тушу под собой. Впечатление было странным — несопоставимые вещи вообще! Да этого конягу дрыном не проймешь — а тут прутик.
— Поехали! — велел конюх, и его зверюга послушно тронулась с места.
— Поехали! — повторил Паша, чувствуя себя немного Гагариным.
Конь игнорировал приказ совершенно равнодушно.
— Шенкеля! — усмехнулся конюх.
— Что? — не понял Паша. То есть слово он такое слыхал раньше, но что это — не знал.
— Дай ему шенкеля!
— Это как? Что такое?
— Твои ноги от колена до пятки. Пихни его пятками аккуратно.
Паштет так и сделал. Неожиданно громада под ним словно включилась, и мягко тронулась с места с тяжеловесной грацией пассажирского поезда.
— Эй, а у тебя тоже конь? — спросил новоявленный риттер инструктора.
— Лошадь — ответил тот.
— И зачем я это спросил? — подумал Паша, привыкая к своему новому положению.
Не спеша проехали по дороге, на которой какой-то дачник уже исполнял функции навозного жука, собирая конские яблоки. Новорожденный всадник посмотрел на него сверху вниз и понял сразу смысл многих поговорок. Поневоле взгляд стал этакий высокомерный, "как с коня посмотрел". А ведь и впрямь с коня. И да "пеший конному не товарищ" — это тоже сразу чувствовалось. Лошадка впереди вроде прибавила ходу и хоть и не бежала, а скорость прибавилась явно. Ну да, пешком хрен поспеешь. И сидеть вроде вполне удобно, непривычно, но седло сделано с таким многовековым уважением к человеческой заднице, что как влитая разместилась. Куда там дурацким дизайнерским изыскам компьютерных кресел, в которых спину ломит уже через полчаса сидения. Марк без всяких понуканий припустил следом за своей напарницей, четко выдерживая курс и держась строго сзади лошадки. Паша даже получил возможность осматриваться по сторонам, любоваться ландшафтом, довольно унылым, окраинным, но все же. Нет, конечно, скорость маленькая, куда там машине, но вот проходимость впечатляет. Свернули на тропинку. Копыта стали стучать глуше, земля гасила звук. Впечатлений масса и все необычные! И, черт возьми, это было приятно.
Тут Марк потянулся мордой к круглому крупу подруги и вроде как тяпнул ее зубами. Выглядело это рутинно и привычно, вероятно такое конь делал часто. А потом подобрался поближе и повторил. Кобыла как-то привычно фыркнула и лениво, словно бы по обязанности, взбрыкнула, не то, чтоб стараясь лягнуть коня, а как-то так, опять же "работая по протоколу". Совершенно неожиданно для Паши мощное копыто с подковой, показавшееся здоровенным, как суповая тарелка, мелькнуло совсем рядом с его коленом. Вроде бы и не зацепило, но почти сразу стало саднить. Глянул, штаны целые, только чуточку сухой пылью запачкались, самую малость, а вот ощущение словно ссадило таки кожу изрядно. Тут Паштета охолонуло, потому что только через минутку до него дошло, что простые соседские забавы этих лошадей и коней могли бы ему обойтись куда как дорого, например — разбитым коленом. Пролетевшая мимо подкова была настолько весома и впечатляюща, что понимание различия в мощи между человеком и могучим животным заставило сжаться сердце в опоздавшем страхе.
Потянул уздечку на себя. Конь отнесся к этому движению совершенно наплевательски, явно желая продолжить игривые забавы. Натянул узду посильнее, сильно сомневаясь в том, что такое воздействие поможет. Больно уж очевидна была противостоящая мощь — громадная башка, могучая шеища. И тоненькие ремешки в куда как менее мускулистых руках.
Конь, тем не менее, застопорился, как-то покосился не очень хорошо. Некоторое время шел как должно, но как только трава вокруг тропинки стала погуще, коняга встал как вкопанный и стал с аппетитом щипать что посочнее. Паша стал не очень решительно пихать этими самыми шенкелями, то есть пятками, дергать за уздечку и вежливо уговаривать зверюгу. Тот неохотно оторвался от травы и потопал не спеша дальше, дожевывая свисающую из пасти траву. Паша не мог понять, как с вложенным в пасть железным мундштуком, конь аппетитно жевал как заведенный.
И как только дожевал — тут же опять встал стоймя. Следующие полчаса ехидный конюх, посмеиваясь, наблюдал за титанической борьбой наездника со стихийными силами природы. Эта битва совершенно вымотала Паштета. И теперь он понимал, что чертов конь — не только бессловесная скотина, но и, будь он неладен, вполне себе личность со своим характером, своими привычками и даже — со своим чувством юмора. Во всяком случае, определенно с иронией конь периодически посматривал на седока. Удавалось ненадолго отрывать его от пиршества, но идти, как положено, зверь никак не хотел. То есть вроде как и повиновался, но так, что Паштет не мог точно сказать, кто все — же верховодит в этой ситуации? Он — конем или наоборот?
— Простая штука. Либо ты управляешь — либо тобой управляют. И никак не иначе. Либо ты себя чуешь главным — и он тоже это сразу почует тоже. Либо ты себя недостоин. И тогда никакой власти у тебя не будет. Прутиком попробуй. Только не сильно. Больно лупить не надо. Обозначь себя — сказал лошадник.
Паша вздохнул. Громадность и своеволие коня производило на него подавляющее впечатление. Размер явно имеет значение.
— Соберись. И давай.
Тут конь потянулся к особо привлекательному на его взгляд пучку травы и, пройдя по краешку канавы, мягко перевалил через нее, отчего Пашу сильно мотануло в седле и весьма пугануло дополнительно. Пугануло — но и разозлило. Осторожно шлепнул прутом по необъятной заднице Марка. Конь покосился вопросительно.
— Вот нечего тебе жрать тут! Пошел, Марк, пошел! — и потянул узду. Помедлив пару секунд, получив еще раз по крупу прутиком (честно говоря, Паша подумал, что сам бы от такого прутика ничего бы не ощутил) и к радости всадника зверь таки пошел куда надо. Еще раза три он явно проверял — не получится ли все — таки повернуть по-своему. Паштет был на стреме и всякий раз пресекал неповиновение все более и более решительно, удивляясь тому, что конь повинуется такому жалкому средству воздействия, как никудышный прутик. Устал, как будто не на коне ездил, а мешки тяжеленные таскал на горку. Доехав до уютного местечка с травой вполне съедобного вида, конюх спрыгнул со своей лошадки, пустив ее пастись. Паштет постарался слезть с седла по возможности так же ловко, но получилось не очень. Впрочем, все-таки слез и не упал и не запутался в узде или стременах. Марк тут же присоединился к подружке, захрумкали аппетитно.
— Мундштук не мешает? — удивился Паша.
— А там беззубый край челюсти. Спереди резцы, сзади жевательные, так что вполне жуют. Как впечатления?
— Мощь! И он явно сам что-то думает.
— А то ж! Голова-то вон какая большая. В первый раз на коне?
— Да. Действительно — на коне — засмеялся Паша.
— Всерьез учиться хочешь? — деловито осведомился конюх.
— Не получится. Переезжаю скоро — в довольно глуховатые места. Там, возможно, придется на лошадях ездить, так не хочется быть совсем уж дебилом пахоруким. Потому хочется быть хотя бы в общих чертах уметь. И кормить и поить и запрягать. Я прекрасно понимаю сам, что толком моментально не научишься, как всякое серьезное дело все в тонкостях важно. Дьявол всегда в деталях.
— Это ж где такой конский рай?
— Извини, пока сказать не могу. Ну, так как, будешь меня обучать?
— Будешь работать — сам научишься. Помогу, конечно, мало нас, лошадников. Так, глядишь, больше будет.
Странное это было ощущение — опять вроде как попадаешь в какую-то новую стаю.
То, что начал возиться с ножевым боем, сблизило с этими бугуртщиками, стали вроде как почти за своего держать, теперь вот видно с лошадниками одним мирром мазан будешь. Ну, или чем иным пахнуть, но за своего все равно примут. Запах — то от лошадок был сильный и терпкий. И что-то такое из забытых прошлых времен этот запах будоражил. Только Паштет не мог понять — то ли от предков — пахарей, то ли конников это стучалось из памяти. Но точно чуял — запах лошадиный знаком издавна. И вообще — странно это все было — и незнакомо вроде и что-то этакое ощущалось, что как раз таки — знакомое, но здорово забытое.
— Только ты имей в виду, что работать придется много, а я не так чтоб видный эксперт в конном деле. Потому научишься, конечно, чему-то, но все равно особо не рассчитывай, что станешь опытным наездником — лошадки разные, у всех свой характер, потому, если на спокойной коняшке ты все отработаешь — и повороты и прыжки и преодоление препятствий, то лошадка строгая, а уж тем более капризная — вполне может тебе и гадость устроить и покалечить даже. Держи ухо востро, когда незнакомая особь попалась. А то полетишь стремглав, а лететь — сам видел — высоко! Да и укусить может, и лягнуть. И то и другое — не сахар, можешь мне поверить — раздумчиво сказал конюх.
На обратном пути Паштет уже приноровился к управлению конем, выбрал лучший алгоритм действия уздой, пятками, которые как оказалось, носили гордое название 'шенкеля' и — как крайнее средство воздействия — прутиком. Судя по реакции коня прутик он воспринимал как крайнее средство недовольство всадника. Видимо так воспринимал — что дальше только на колбасу могут пустить, и Марк перестал чудить, шел ровно, а в конце даже и припустил следом за побежавшей к конюшне подружкой. Не галопом, но вполне себе рысью. И странное было ощущение — вроде как автомашина и быстрее и мощнее, но в ровном беге четвероногого была своя прелесть, почему-то управление одной живой лошадиной силой как-то впечатляло больше, чем десятками механических ЛС. Даже и непривычно. Все-таки металл не передавал ощущения мощи так, как живое существо, бугрившееся переливавшимися под гладкой шкурой мускулами. Может быть потому, что тут речь шла о живом создании, со своими хотелками и своим разумом?
Обучение уходу началось сразу с места в карьер — и снимать седло пришлось, и разбираться с упряжью, которая оказалась после вдумчивого разбора как раз таки очень продуманной и не так чтоб и сложной. Главное было понять — для чего тот или иной ремешок или железячка нужны. И получалось, что все устроено очень и очень разумно и выверенно. Вылизано за тысячелетия, пока кони были единственным средством и передвижения и работы и боя. (Тут Паштету пришло в голову, что были и всякие экзотические верблюды и буйволы и слоны, но все равно и по количеству и по широте применения все же лошадки крыли всех, даже и осликов.)
Дома не без опаски спустил штаны и полюбовался на красивую ссадину с корочкой запекшейся крови на колене и на покрасневшие места на икрах, намятые ремнями стремян. Стало совершенно ясно — чего это всадники обычно сапоги носят. Решил, что будет теперь тоже сапоги брать.
Как ни удивило это Паштета — а возиться с животинами ему понравилось. Конечно, кони-лошади были великоваты, поневоле внушая уважение просто даже размерами, но, в общем, принцип ухода был такой же как с кошкой или собакой — вовремя кормить, вовремя поить, смотреть, чтоб не заболели и обязательно выгуливать каждый день. Не хомячок, не комнатная собачка, а все равно — домашняя живность. Именно — домашняя. Теплые, симпатичные и, как быстро убедился — дружелюбные. За несколько дней Паша узнал всех, кто был в конюшне, весьма небольшой, к слову. Скоро Паштета стали узнавать и другие обитатели конюшни, с тем же Марком, хитрым и себе не уме конем у Паштета отношения наладились довольно быстро, но все-таки скотинка не упускала момента лишний раз проверить седока. И как только Паша появлялся рядом, Марк начинал принюхиваться и шарить носом по его карманам — обычно Паша приносил ему пару кусков хлеба с солью.
И опять же удивляло, как деликатно и вежливо конь брал подарок с ладони. И губищи у него были теплыми и мягкими. Хотя и предупредил конюх, что видал он разок, как злая кобылица неосторожному человечку напрочь отхватила одним махом три пальца на руке, и Паша это учел, но у старины Марка явно не было таких гнусных привычек. И хлебушек он любил, хряпал его с явным удовольствием и подношений ждал с нетерпением. Как только видел Паштета, так начинал волноваться и даже как-то подхрюкивать от нетерпения.
На прогулку кони-лошади шли с охотой, точно так же как живущие в тесных квартирах собаки. Разве что собак не надо было седлать и взнуздывать, а так — похоже. По часам у Паши получалось совсем затычно, работа, ножевой бой, конная езда — съедали почти все время. Но с другой стороны он был даже рад, что попал в такую быстрину, некогда было думать о всяком ненужном. Он словно лыжник на трамплине уже стартанул и набирал скорость.
