— Ясно. А если, скажем, с финном придется встретиться, или с эстонцем — то можно спокойно выспаться перед дракой — усмехнулся долговязый.
— Зачем? После драки у вас будет время поспать. Вечным сном — хмуро улыбнулся тренер.
— Почему? — удивилось сразу несколько учеников.
— Стереотипы — вещь достаточно опасная, вот вы и повторяете ошибки немцев. Судите о противнике, не зная его точно.
— А что знать-то про турмалаев? — недоверчиво спросил самым презрительным тоном долговязый ученик.
— Финны в Российской империи были такими же хулиганами, как сейчас кавказцы. Ту же славу головорезов имели. (Ученики недоверчиво переглянулись) Большая часть криминальных трупов была в Финляндии. Ну, что удивляетесь? Даже весьма так себе пуукко, который в общем-то не шибко страшный ножик и сильно уступает сатанинскому якутскому ножу или гениальному ножу для геноцида всего живого, что делали у наших поморов — а остался в криминальной истории России как адская финка.
Но в деле — пуукко банальный крестьянский ножик, вполне можно сказать — хоз-быт, если уж так говорить. Тому же кинжалу, что на Кавказе и у казаков был в почете, уступает сильно и во всем сразу. Но якуты со своим кошмаром стали известны только во время обороны Заполярья от гитлеровцев, и те очень быстро заценили северные ножи, если в плен попадал с таким ножом раненый, то мучили его долго и старательно, глаза выжигали и все такое.
А финка... Вся ее слава только в том, что хозяева ее пускали в ход очень часто. И успешно. Вот и смотрите, как вы облапошились со своим стереотипом. Финны думают долго, а вот действуют — быстро. И если до поножовщины дело дошло с финнами — не считайте их тюленями.
Менталитет — вот что надо знать. Не стереотипные глупости. Если б вы больше читали — это бы вам помогло. В той же финской пракниге "Калевала" очень все внятно прописано. Сосед Лемминкайнена лет двадцать думал — мстить или не мстить. Решил все же отомстить — и тут же из самострела болт в спину вогнал, да еще и ядом смазанный. Ладно, давайте прощаться. Вопросы остались?
— А что такого в якутском ноже? Или поморском? — спросили ученики.
— У якутов заточка стамесочная, односторонняя, лезвие при ударе уходит по дуге, кровотечение получается массивнее, ну и еще хитрости есть. У поморов — кончик в сторону искривлен — тоже для того же, рана от этого уширяется и опять же все вековые наработки использованы — лезвие кривое слегка, рана получается шире и шкуру снимать удобнее, физиологично под руку сделано, заточка лезвия волнообразная, опять же рана от этого значительно опаснее. Это не хозбыт, это настоящие охотничьи ножи, ими палочку стругать тоже можно, но они — для мяса. На следующее занятие принесу, посмотрите.
— Меня вот еще тоже удивило — заметил неожиданно для себя Паштет — что у нас в известной сказке про волка и пса, звери договор соблюдают точно. И у хохлов тоже сказка такая же...
— Это что, та сказка — ну, мультфильм "Жил-был пёс"? "Щаз спою", да? — спросил улыбчивый крепыш из группы учеников.
— Она самая. У белорусов тоже так. А у эстонцев оказалось наоборот — когда волк крадет детенка, выполняя инсценировку киднеппинга, то эстонский пес всерьез кусает компаньона за ногу, перегрызая сухожилие, и не дает ему бежать, пока хозяин пса очумевшего от такой подлости волка гробит — сообщил Паша.
— Сказка — ложь, да в ней намек,
Добру молодцу урок — нараспев произнес, улыбаясь, Наваха.
— Да прямо — уперся долговязый. По нему было видно, что он зануда и при том — упертая зануда.
— Именно так. А дома вы еще подумайте на такую тему, почему у нас в сказках все чудеса — монументальные и основательные и ресурсы при том не считаются. А вот у наших демократических партнеров — сплошное фу-фу, надувательство, а не чудеса, и жадность со скупостью из сказок валом валят. Не поняли?
— Не очень — озадаченно призналя улыбчивый парень. Впрочем, сейчас он был серьезен. Остальные тоже как-то насторожились.
— Думать не хотите, память развивать — это печально. Не исправитесь — получите Альцгеймера в зрелом возрасте. Я серьезно, между прочим. Ладно. Сравниваем. Золотая рыбка, выполняя пожелания бездонной старухи, дает ей и дом горожанки и хоромы дворянки и дворец царицы — без дураков, сроков и всерьез, со слугами, охраной и владением. Не бесила бы своей дурью старая труперда рыбоволшебницу — жила бы в довольствии. Щука, опять же, что Емеля скажет — то и выполняет всерьез и надолго. Царевна — лягушка осуществляет заказы тоже не из мороков. Так?
— Ну, в общем — переглядываясь и, судя по всему, судорожно вспоминая хорошо забытое, согласились осторожно ученики.
— Вижу, книги у вас не в почете. Берем мультфильмы, чтоб вам понятнее было. Смотрим на ту же Золушку. Халтура чудовищная девочке всучивается и скоропортящаяся. Тыквокарета, крысокучер, мышекони, говночудо. И в полночь все это тут же возвращается в обратное ничтожество. Алладин — та же песня — джинн лепит всяких холуев и слонов из того, что под рукой. Парад-алле провели, пыль в глаза пустили — все, остался принц Абабуа с одной мартышкой. Вот вы и подумайте на досуге, с чего так. Заодно потренируйте мозг и прикиньте, почему чудеса у наших соседушек выполняются весьма своеобразно — захотел чувак миллион долларов, чтоб джинн дал — и тот без вопросов гробит мамашу пожелателя в авиакатастрофе, после чего рвущий на себе волосы от горя сыночек получает от страховой компании искомый миллион долларей. Раз уж об этом речь зашла, заодно подумайте, почему этот самый миллион долларов — единственная мечта во всем кинематографе соседей. И почему, получив этот чемодан с деньгами они тут же фильм завершают. Как у нас сказки — свадьбами кончаются. Все, ступайте, ломайте головы.
Как там что решили ученики, Паша не знал. Для себя вывод сделал немного неожиданный. Именно потому, покидая островок генерального скелета, забрал с собой пустую банку от тушенки и древнюю бутылку Хеннеси. Чудес ждать не приходится, а посуды нехватка.
Теперь Паштет вечером кипятил воду, сливая ее в бутыль и фляжку, а чай заваривая в кружке. Кашу готовил с походом — ужинал плотно, а остаток доедал утром, благо закутанная в свитер фляга оставалась горячей. Обедал всухомятку, запивая водой из бутыли, а встав на ночлег — опять кухарничал, стараясь выбрать место у воды проточной, благо водой этот край не был обделен.
Теперь, разжившись дичиной, варил не то густоватые супы, не то жидкие каши. После нескольких часов пешего хода по свежему воздуху аппетит был на диво хорош и даже жесткое мясо, которое скорее могло загнать зубы обратно в десну, чем дать себя разжевать, все таки шло в дело, если резать его поперек волокон тончайшими, прозрачными ломтиками.
Глава тринадцатая. Непонятки как они есть.
То, что лес изменился, Паша понял не сразу. Идти стало труднее, пробирался, пыхтя, в неудобьи, потом как в лоб кто стукнул — не было вековых стволов вокруг. Росли деревца тонковатые, не шибко высокие, но зато — густо. Сразу же возник простой вопрос — почему? Если б матерых колоссов повалило ураганом или пожаром — так стволы б и валялись себе. А тут — очень уж похоже, что было место расчищено, а потом — заброшено, потому и заросло молодой гущениной. А кто может место расчистить в лесу? Знамо дело — не медведи. С одной стороны — вроде как хорошо, значит люди, возможно, неподалеку. С чего только забросили расчищенное место?
С другой стороны как рассказывал Паштету один бывалый товарищ, некоторое время помывший золото на Лене, причем по собственному желанию туда уехавший: "Человек в тайге без карабина или автомата — не человек вовсе, а гуманитарная помощь". Лесные люди — очень разные. Хотя тоже от времени зависит и местности. Где-то лучше сразу раздеваться, а где-то перед тобой шапку сломают.
Значит, надо теперь аккуратнее двигаться. От волнения даже пот прошиб. Пока ясно было только, что на вырубку это не похоже никак — пней нет. Вот так если с ходу — очень было похоже на колхозное поле после перестройки. Видал такие Паша не раз. Но в 1941 году вроде как не должно бы такого быть. Хотя черт его знает. Раскулачивали же, ссылали тысячами, опять же крестьяне валом валили на заводы — новостройки и в города. Так что может и меньше народу — поля и заросли? Попытался разобраться, для чего вернулся назад и не баз труда залез на здоровенную сосну, у которой из голого ствола торчали на манер лестницы остатки сучьев.
И убедился в том, что да — похоже на старое поле. И вроде как за ним лес тоже не матерый, тоже зелень низкая, но густая. Прикинул направление, сверился с компасом и двинулся осторожно, ружье держа наготове. Когда за полем нашел несколько пней в сильно прореженной чаще, понял, что да, люди. Никак не бобры. Следы от топора были на пнях. Только вот с людьми получилась нескладуха.
Выйдя на поляну, густо заросшую роскошно цветущими зарослями иван-чая, обнаружил, что цветы эти веселые прикрывают собой пепелище, точнее — уголище. В одном месте наткнулся на сильно обгорелый угол избы — сохранились обугленные бревна трех нижних венцов, прочно собранные "в чашу". Окинул взглядом поляну. Большая деревня была... Никого из живших и духа нет. В прямом смысле — не пахнет тут ничем, кроме разве что цветами и немножко медом вроде. Отвоевал человек у леса кусок, да не удержал. И лес неторопливо вернулся.
Шел Паштет еще часа два, причем тут уже матерой чащи не было, деревья пожиже, нет вековых великанов, в одном месте вроде как заросшая дорога попалась, на полоске земли деревья росли, но единичные, видно почва плотно утоптанная не давала приюта корням.
Двинул по дороге, немного удивляясь тому, что небо видит над головой, раньше -то мощные кроны все закрывали пологом.
А потом увидел ободранные деревья без коры. Много. Кому столько коры понадобилось — непонятно. Стал смотреть по сторонам еще внимательнее. Заодно проверил свой внешний вид, очень уж не хотелось вылезти к колхозникам страхолюдиной дикой. Вроде бы ниче так. Не зря почистил все после болота старательно. Не так, чтоб на бал ломиться, но в избу уже пустить могут.
Запах дыма был слабеньким, но за все время шатания по лесу нос Паштета уже очистился от городской вони, теперь если и уступал собачьему нюху, то ненамного, да и воздух чистейший. Прикинул, откуда ветерок. Пошел так, чтоб в лицо был, и убеждался при этом, что еле заметный запах, становился увереннее и сильнее. Потому и не удивился, увидев сквозь листву полянку. Вышел и понял — есть контакт!
На маленьком, чистом от деревьев и кустов пространстве стояла странноватая халупа — вроде как и из бревен, но очень низкая, венцов на пять, не больше, с плоской односкатной крышей, на которой всерьез росла зеленая трава. Перед этим жильем — а почему-то сразу Паша решил, что это именно жилье, горел костерок, дававший слабый дымок, и у костерка возился человечек с пышным венком на голове.
Еще видна была развешенная на жердях рыболовная сетка, какие-то чурбаки стояли на полянке, вроде как портки и рубаха на веревке сушились, почему-то гораздо большие размером, чем человечек у костерка. Пару секунд прикидывал, что лучше — посидеть незаметно, понаблюдать, или выйти сразу, поздороваться. Осмотреться было бы разумнее, но кто их знает, местных, увидят прячущегося человека, могут неправильно понять. Решил не таиться.
— И куда это меня черти занесли? — подумал Паша, вышагнул на утоптанную поляну, негромко и максимально дружелюбно сказал, стараясь, чтоб никого не напугать, но держа ружье под рукой:
— Добрый день Вам, уважаемый!
Человечек взвизгнул и стремительно рванул в кусты, мелькнув босыми пятками. Только ветки качнулись.
— Вот тебе и здрасти! — подумал Паштет. Ситуация определенно была дурацкой — и что еще хуже того — очень двусмысленной. Так бы скорее всего попаданец решил, что у костра была девчонка малая — лет этак семи, судя по визгу, пробудившему давние школьные воспоминания. Но с чего в венке? Как-то не припоминались колхозницы в венках из цветов и листьев. И мала она самостоятельно хозяйство вести. Да и скелетик многозубый как-то мешал все время. Может и не пикси и не фейри, но вдруг реальность иная?
Огляделся повнимательнее. Запах знакомый. Дымком и — вроде как медом тянет. Подошел к костру. Оказался сложенный из камешков очажок. Сам Паша такие делал, когда с приятелями отправлялся на природу. Над углями прочно стоял немалых размеров глиняный горшок с булькающим варевом. Пахло от него вполне съедобно и вроде как — мясом. Так, по первому впечатлению очень похоже на пшенный кулеш.
Мда... Интересно — если есть другие реальности, где у людей 44 зуба (а может — и не совсем людей, уши острые на черепе никак не отразятся) и на этом в общем отличия заканчиваются, то какое там пшено? Мясо здесь вроде как съедобное, жесткое, конечно, но вроде как дичь и должна быть жилистой и мускулистой, жизнь у дичи лесной непростая и суровая.
Нет, на эльфов все же не похоже. Рубаха на веревке простецкая, желтовато-серая, без всяких узоров и позолот. Портки вообще бурые какие-то, сильно ношеные. Интересно, а у эльфов бедняки есть? Во всех фильмах и книжках вопрос эльфских бытовых дел старательно обходился. Типа играли на арфах, стреляли из луков и сочиняли легенды. А вот кто их кормил — невнятно. И куда эта мелочь визгучая свалила? Нелепая ситуация.
Присел на чурбачок, прислушался. Тихо все. Чертовы эльфы все из башки не выходили. Сейчас как даст из кустов отравленной стрелой в глаз! Да ну, чушь! Пшенная каша в глиняном горшке — и высокородные эльфы. Так, что будет делать нормальный крестьянин, увидя незваного гостя у своего очага? Черт, определенно густо тут медом пахнет! И вообще — не похоже тут как-то на постоянное жилье. Вот как-то чувствуется, что времянка. Или кажется?
Обошел, не торопясь, полянку. Уперся в маленький родничок, дающий путь крохотному, но чистому, как стекло, ручейку. Наполнил фляжку про запас, попил с руки. вкусная вода, холоднючая, аж зубы ломит.
Подумал, что сгорит каша на фиг, пока кашевариха бегает по кустам. Чтоб чем-то себя занять вернулся к костру, помешал палочкой варево. Точно — пшено с мясом, только вот должна бы быть картошка с морковкой, а не видать. Лук — по запаху судя — таки есть. А так вокруг — бедно все. Чисто, но бедно.
Когда уже снял горшок с углей и поставил его обочь, так, чтоб грело, а не пекло, из кустов сбоку молча выскочила собака, как флагом размахивая хвостом и скаля беззвучно зубы. Вид у псины был неприветливый. Следом на полянку развалисто выпрыгнул странный субьект — перекособоченный, почти квадратный и хромой. За ним пряталось то самое мелкое визгучее существо в венке.
Первым делом Паша отметил, что в лапах — или руках, узловатых, коричневых у кособокого довольно ловко держалась штуковина, характерная для охотников, ходивших на медведя врукопашку — рогатина. Хотя это оружие очень сильно отличалось, например, от виденной Паштетом царской рогатины, с которой на медведя ходил император Александр Третий. Там лезвием на древке служил практически обоюдоострый меч, а тут сизо бликануло нечто, больше всего похожее на отломанное лезвие банальной шашки, да и ратовище деревянное было поровнее. А вот перекладина на древке имела место, значит и впрямь противомедвежье оружие-то.
