— Ну что вы, это совсем даже наоборот прогрессивная Австрия, столичная клиника в Вене, и никак не Средние века, а уже конец 19 века, "серебряный век"! Всего-то чуть больше ста лет назад. Что касается Советского Союза... вы слыхали о "деле врачей"? — глянул старичок остро.

— Ну, арестовали кремлевских врачей — евреев по надуманному обвинению, так вроде. Для того, чтобы Сталина уморить было проще, без врачебного контроля — вспомнил не без натуги Павел.

— Это одна сторона вопроса. А пусковым моментом оказалось, что молодая докторша поставила, пользуя достаточно новомодную технику типа электрокардиографа, пациенту Жданову диагноз "инфаркт" и потом, когда Жданов помре от прописанного ему столпами кремлевского врачебного синклита лечения, начала выступать против косных старцев, отвергнувших ее "механический" диагноз.

Ну, знаете, старики не очень любят всякие новшества, тем более старики с титулами и званиями. То, что высокопоставленные врачи в Кремле были с пятым пунктом как бы понятно. А тогда как раз шла кампания против "низкопоклонства перед Западом", попутно шел раздрай с сионистами, которым СССР решительно и веско помог создать Израиль, но потом дорожки разошлись, вот оно разом и вспухло.

ЭКГ все равно потом вошел в широкую врачебную практику, но, как видите, не сразу. Это вы еще не вникали в массу подобных, но более мелких конфликтов интересов, будет время — ознакомьтесь с разногласиями по поводу банальной мази Вишневского, или поинтересуйтесь как аппарат Илизарова принимали. Что либо менять в медицине — это надо плотно каши покушать и потом иметь сторонников и мощное здоровье. Сказочки про осиянного вдохновением одиночку, который открывает всем глаза и те возносят его на руках — не более, чем сказочки. На серьезную борьбу у меня здоровья не хватит. Вот посоветовать вам взять с собой антибиотики и шампунь от вшей — это я могу. Вон как раз аптечный киоск. Если у вас со средствами нехватка, могу одолжить.

— Ну, что вы, я уж как — нибудь сам. А консультация — это да, к месту была бы — сказал Паштет.

— Эх... Понимаете ли, мне и самому хочется поучаствовать в вашей эскападе. Вы не понимаете простой вещи, я же как гусь с подрезанными крыльями. И гляжу из загородки птичника, как собратья по небу летят. А ведь самому-то ой как хочется тоже, но крылышки хлоп-хлоп только, а не поднимают. Так хоть чуток влезть краешком, вроде как и сам авантюрист. Пока еще с порохом в пороховницах — печально улыбнулся старый врач.

— Да я понимаю... — начал Паша.

— Не можете вы этого понять — отрезал старичок — Как говорил один мой пациент, тоже инфарктник, глядя на молоденьких медсестричек: "Глазами всех хочу, а сердце не стоИт!" Мне тогда по простоте моей смешно было. Пока самого не приперло. Теперь — понимаю, а что толку. Впрочем, вы ведь к финансированию своей вылазки никого не привлекли?

— Частных лиц — скромно ответил Паша. Эмоциональная отповедь немного его озадачила. Доктор производил впечатление очень сдержанного человека, а тут вон как вспыхнул!

— Ну, так я тоже частное лицо. Пойдемте, наберем медикаментов. Я думаю, еще левомицитина вам надо будет захватить, тетрациклина, вполне вероятно, что с дизентерией столкнетесь. Вы уже аптечку собрали?

— Ага — сказал Паштет.

— Далеко запихнули? Показать можете? — заинтересовался лекарь.

— Запихнул глубоко, но сейчас достану, раз такое дело — полез в свой мешок попаданец. Потом затормозил, глянул на врача, у которого как-то не очень хорошо глазки заблестели.

— Вот только начинаю я опасаться, что вы, доктор, мне сейчас столько всего напокупаете, что получится несколько мешков, побольше рюкзака. Что-то у вас энтузиазма много, а я все-таки не полевой госпиталь — осторожно высказал свои сомнения Паша.

— Не бойтесь, у меня с собой не так много средств, да и голову я не потерял, пока она на плечах еще. Только и вы имейте в виду, что есть очень железобетонный медицинский факт — на всех войнах, всегда и везде от болезней гибло в разы больше людей, чем на полях сражений. Это некрасивый момент, без ярких мундиров, звонких литавров и развернутых знамен, потому ни в кино, ни в книгах о нем стараются не упоминать, но смею вас заверить — болезни страшнее пуль. Я понимаю, что вы здоровый и молодой, но банальная дизентерия выведет вас из строя ровно так же, как горсть осколков.

Оно вам надо? Воевать, имея ангину и бронхит, может быть и интереснее, но тяжелее. Да и помочь вовремя хворому товарищу — знаете ли очень не вредно — напористо и убедительно сказал врач.

И Паштет сдался.

Впрочем, старикан знал, в общем, меру — купленных таблеток оказалось не так и много, да и по цене они были грошовые по большей части. Инструкции прилагались и врач не стал все разжевывать подробно, напомнив только, что одна таблетка — одна доза, давать три — четыре раза в сутки, и что важнее Паштету будет мыть руки, потому как кишечные болезни и антисанитария военного времени скажутся очень вероятно.

— Вам, главное , не сожрать чужое говно! — закончил краткий курс экстремальной медицины пожилой доктор.

— Это в смысле как? — поразился Паша. Не вязалась грубость такая с лекарем.

— В прямом смысле. Практически все ОЖКИ — острые желудочно-кишечные инфекции бактериальной или вирусной природы. Возбудитель должен попасть к вам в организм. Из зараженного организма — в здоровый. Так что вы должны слопать то, что вывалилось из зараженного организма.

— Даже так? — немного растерялся Паша.

— Разумеется, для этого вам не нужно жрать ведро говна. Как изысканно говорила наша рафинированная преподавательница инфекционных болезней — для инфицирования вам надо скушать микробутерброд с зараженным калом. Я не такой воспитанный, говорю проще — для переноса инфекции нужно немного возбудителей. Но вот переносятся они именно с чужим говном. Потому мыть руки, пить только чистую воду. Если не повезло, и вас распоносит — внимательно рассмотрите свой выделенный продукт. Во время войн царица полей и окопов — дизентерия. Частые позывы облегчиться, зачастую — без результата. Если с результатом — то сверху будет слизистый такой плевочек, часто с кровью. Тогда принимаете либо эти антибиотики, либо вот это — ткнул врач в упаковку левомицитина и в пачку с надписью "фуразолидон". Можно и сочетать, если состояние паршивое. Но лучше, чтобы вы в свой организм не пустили просто так этих вражеских десантников с их говняным транспортом.

Лекарь глянул усмешливо, добавил:

— Ну а если это сравнение вам не близко — то считайте возбудителей ОЖКИ нелегальными эмигрантами. Так доходчивее?

Паштет кивнул.

— А в каком районе вас ждет прошлое?

Паштет назвал.

Врач удивленно присвистнул. Покачал головой, потом признался:

— У меня бабушка оттуда. И мама там родилась, надо же как совпало. Через год после начала войны. А потом чудом выжили, когда их немцы пытались ликвидировать. Если застрянете там — про карателей помните.

— Я помню. Хотя сейчас все больше рассказывали про добрых немецких солдат, которые угощали детишек шоколадом — кивнул Паштет. Его немного позабавило то, как спокойно и даже буднично отнесся врач к возможности попаданства в прошлое.

— Возможно, кого-то немцы и кормили шоколадом. Мою маму — нет. Чудом жива осталась. Разными способами их убивали — и авиация гонялась, и каратели с собаками облавы устраивали и войска с танками с фронта присылали и деревни выжигали и вымораживали и голодуху обеспечили, кровь для своих раненых зольдатов у детей откачивали, а вот насчет шоколада как-то не очень рвались угощать — задумчиво заметил врач.

Паштет усмехнулся, потом захихикал.

Старый доктор вопросительно посмотрел.

— Приятель мой там шоколадом трофейным угостился. Такой приход все получили, атас, правда, на следующий день все чуть от отходняка не сдохли, хорошо один был в компании, который вместо шоколада сигареты взял — курил он как сапожник. С первитином шоколад оказался — пояснил Паштет.

— Знаете, в свете вашего этого уточнения история с кормлением немцами детишек шоколадом как-то приобретает другой оттенок — удивленно заметил врач.

— В смысле?

— Первитин вызывает эйфорию, развязывает язык, резко снижает критическое отношение к поступкам. Чем вырывать ногти или долго бить, потея и уставая, проще дать кусочек шоколада и грамотно раскрутить в разговоре — все выложит маленький человечек, что знает, с радостью и гордостью. Опять же совпадает — как давно читал — пик употребления первитина у немцев — как раз 42 год. И вал разгрома партизан — тоже тогда же. Бабушка говорила, да и ее знакомые тоже — что как раз тогда большую часть потерь немцы нанесли. В смысле и партизанам и местному населению. Мертвые зоны.

Паштет промолчал. Такой неожиданный взгляд сильно удивил. И решил для себя — если подвернется первитин и будет возможность попробовать для проверки этой теории, то обязательно воспользоваться.

Доктор, что-то вспомнив, торопливо заговорил:

— Дед один рассказывал. Как они так по снегу от полицаев ушли. Точнее не от полицаев, а от ягеров. Снег по пояс почти в прямом смысле слова, дистанция между — ну полкилометра, а может и триста метров. Наши впереди, эти следом. Скорость движения — от силы полкилометра в час. Немцам проще по следам идти, чем нашим по целине, но у них снаряжения больше, пулеметы перли и патроны, а рвануть налегке вперед не решались — численность примерно плюс-минус равная и без пулеметов немцам шансы не очень.

Но ясно что если спекутся наши — то немцы не спеша догонят и писец отряду. Патронов в отряде мало, пулемет один — ручной ЧеЗет. До темноты еще ого — немцы всегда начинали облавы на рассвете, чтоб весь день впереди.

Ну, вот дошли до болота, замерзшего — но один хер — поле. Открытое пространство — тут не уйти, не успеть до того края — немцы выйдут с пулеметами и все, стрельбище воскресное.

То есть походу пора последний бой принимать. Однако, опытные были — сначала кто-то сообразил — ватник снял, на снег бросил, ноги в рукава вставил — и шажочками мелкими, но не проваливаясь по пояс — все быстрее гораздо. Так перебрались через поле, там потом одним своим пулеметом немцев немного подержали, заставив развернуться в порядок и всерьез выцеливать, что задерживает. Еще причем — натоптали вдоль опушки натурально "траншею" — потому пулемет перетаскивали с места на место довольно быстро, введя немцев в некоторое сомнение насчет численности.

За это время, меняясь, все привязали к валенкам лапник, и дальше рванули что любо-дорого, про гансов даже не вспоминая. Там только главная хитрость — не наступать самому себе "на ноги". И ходьба смешная получается если наспех сделано — словно в ластах по земле идешь.

— Так и ушли? — спросил Паштет. История, конечно, забавная, но до снега вряд ли дело дойдет, если вход и выход будут как у Лёхи.

— Да, так и ушли. Помню еще только, как дед живописал тихий ужас — лес зимний, тихо же все — и СЛЫШНО как каратели идут, ругаются, переговариваются — негромко причем. Ельник невысокий — то есть летом — то в рост а сейчас типа по пояс, в снегу елочки — звук гасят, непонятно откуда, ничерта не видать — а СЛЫШНО. Вот-вот догонят, щаз из-за елочки выйдут — а сил-то совсем нет.

И кажется, что выйдут не спеша, не усталые, а ты мол такой что и винтовку поднять сил нет, пот льет, дыхалка все, в глазах плывет кругами. От этого, говорил, еще сильнее вперед рвешься — метров двадцать прошел, устал — а все так же СЛЫШНО. И не постоянно слышно — а то там звякнет то отсюда кто-то скажет что-то. Дед, думаю, ужастиков не смотрел, а то бы наверно сравнил. По его рассказу — натурально хичкоки все курят в стороне. Меня тогда до костей пробрало. А кто отставал, тех немцы застрелили. Несколько человек отстало и, естественно, никто и не подумал оставаться или тащить. Только патроны забирали, если рядом кто был.

— Ходил я по такому снегу, тяжело даже с небольшим грузом, даже на лыжах. Тропинку тропили по очереди, минут через пять я был сырой насквозь, хотя морозяка был градусов двадцать с лишком — кивнул Паштет.

— Тропинку им командир запретил сразу — по тропинке бы нагнали и все, кранты. Нельзя врагу тропинку давать — уверенно сказал врач. Паштет присмотрелся к собеседнику. Что-то ему показалось, что его собеседник стал дышать чаще и вроде как губы посинели. Или показалось?

Старый лекарь привычно вытащил из кармана пластиковую пробирку с белыми таблеточками, сунул одну из них под язык, словно бы прислушался к себе.

— Валидол? — спросил знаток медицины по имени Паштет.

— Нитроглицерин. Валидол — мятные конфетки, толку от них нет. Сейчас лучше станет, ничего особенного — прошепелявил синими губами доктор, опять же это — говорить, прижимая языком таблетку, было у него отработано.

— Может, вам лучше сесть? — закрутил головой попаданец.

— Пустое. Сейчас будет легче. Просто, я немного разволновался. Столько всего вспомнилось и хочется вам рассказать самое важное, а поди знай, какую и где вам соломку стелить. А то потратишь кучу времени, нарассказываешь всякого разного, а вам оно и не понадобится. а вот то, что нужно — и не рассказал. Поди знай! Вот еще вспомнилось, что говорили те, кто выжил. В лесу можно ночью даже бегать, даже в ельничке. Наклонив башку и руку ладонью вперед. Один хрен смотреть кроме как под ноги незачем, все на слух, а если осмотреться то все одно с места. Кстати, я не верю во всякое это экстрасенсорное — но вот как ни крути — выставленная вперед ладонью расслабленной рука — как-то повышает чувствительность на.... ну присутствие или следы присутствия. Наверное, это что-то сродни лозоходству, когда воду или клады ищут. Как и то, что говорят про ощущение чужого взгляда на себе.

Что-то пока еще не изученное, биолокация или черт его знает. Полагаться на это, конечно, глупо но факт имеет место быть.

— Как вы считаете, а Советский Союз можно сохранить? — просто чтобы заполнить возникшую паузу, спросил Паша. Сам он, по молодости, не застал той страны, но по попаданческой литературе точно уже запомнил — попаданцу просто положено убить Гудериана, убить Хрущева и вразумить Сталина. Ну и конечно, СССР становился под лучами попаданца галактической империей.

— Знаете, тут я вам ничего не посоветую — грустно сказал старый лекарь. Подумал и пояснил, подбирая слова:

— Просто марксистко — ленинское учение было выполнено в полном объеме. Бесплатное образование и медицина для всех, отсутствие голода, гарантированный мир, восьмичасовой рабочий день, оплаченный отпуск, пенсия и уверенность в завтрашнем дне, гарантированное жилье и ты пы. Задачи, бывшие акуальнейшими в девятнадцатом веке, когда у работяг жизнь была лютой и ужасной и жили работяги, хуже, чем скоты, были выполнены блистательно и качественно. Больше выполнять было нечего, план исполнен с походом. Целей больше нет. Скучно стало. Вот наши и закутили. А тут дружелюбные соседи еще и с угощением подоспели. Дескать, давайте кончим собачиться, лучше вместе выпьем — вот мы вам нектар "Демократия" принесли!