— Да! Кеттлер сразу же погнал войска на штурм! Когда мы подошли к самым стенам, оказалось, что на всех нас приходится всего пять лестниц! Нас было больше тысячи и на всех нас заготовили пять лестниц. Всего пять, Карл! И эти лестницы не доставали до края стены на десять футов, самое меньшее! Московиты палили в нас безнаказанно из своих допотопных мушкетов, швыряли сверху каменюки и всякую дрянь, а мы могли только ругаться и грозить им кулаками!

Моему другу, бесстрашному Гансу Утермарке, здоровенный булыжник расколол шлем, храброму Гансу Гау прямо в лицо угодили дохлой кошкой! Очень давно сдохшей кошкой! Эти московиты воюют совершенно не по правилам, Карл! — по привычке глянул на своего каптенармуса разгневанный капитан. Они часто выпивали вдвоем и такое дружеское обращение было обычным.

— Утермарке даже сознание потерял, хотя все знают, что у него дубовая голова! — кивнул Маннергейм.

— О, да! Пришлось его тащить на руках, словно благородную даму, лишившуюся чувств от услышанного грубого слова! Так получилось, что у нас не было для храброго Ганса флакончика с нюхательной солью! Но нам еще повезло — на тех, кто пытался лезть по лестнице слева от нас вылили со стены бадью с дерьмом! Тебе смешно, Пауль, а у того кнехта, что уже почти докарабкался до верха стенки от неожиданности и от скользоты сорвались руки и подошвы, он собой снес всех, кто был ниже на лестнице! — печально усмехаясь, сказал капитан.

— Они там поломали себе руки и ноги. И внизу сложились в огромную кучу дерьма, потому что многие покалечились и больше ни на что не годились. А уж вонища там стояла! — опять кивнул Маннергейм.

— По мне, так уж лучше дерьмо! Тех, кого обдали кипящей смолой, цирюльники уже спасти не смогли — возразил капитан.

— Мерзкая штука, смола. Затекает под доспех и потом одежду не снять, кроме как оторвать ее вместе с прикипевшей кожей и мясом — передернулся каптенармус.

Генрих грустно и глубоко вздохнул.

Молча поднял бокал.

Все выпили, каптенармус налил еще. Хауптманн молвил:

— Несмотря на всю нашу храбрость первый штурм провалился совершенно бесславно. Стоило ожидать, учитывая талант нашего Кеттлера!

— Он снова проявил ДОЛБЕСТЬ! — со значением произнес ехидный Маннергейм.

Пауль глянул вопросительно. Не понял каламбура. Каптенармус поморщился, раньше эта шутка всегда вызывала хохот у собеседников.

— Зима тогда стояла мерзейшая. Ночью бьет лютый мороз, а днем теплынь и вся грязища размякает и течет. За шиворот — с потолка землянок, и по дну и стенкам окопов. Все время мокрые ноги и сопливый нос. Московиты долбили по нам из пушек постоянно, им проще — со стен, летит ядро дальше. Наши проклятые канониры старались вовсю отвечать и били метко, но два орудия русские ухитрились ссадить со станков и повредить стволы. То ли черт им помог, то ли там были немецкие зольдаты, которые учили этих дикарей стрелять. Но, разумеется у нас было и пушек больше и воевать мы умеем лучше — через три дня пальбы удалось разломать русским стену сверху — донизу. На десяток футов пролом получился.

— Не больше шести пи — возразил командиру раскрасневшийся Маннергейм. Видно было, что он снова переживает ту давнюю историю.

— Да, Кеттлер на совете брякнул, что пролом в тридцать пье, но там было десять, Карл.

— Прошу меня извинить, господа мои, но что такое пи? — спросил внимательно слушавший гость. Хозяева переглянулись.

— Карл долго общался с испанцами, вот и подцепил от этих негодяев такое название. Правильно говорить — пье! — попытался внести ясность хауптманн.

Видя, что лекарь хлопает глазами, Маннергейм зашел с другого конца:

— По-нашему это стопа. Мера длины. (Он показал свою ножищу для примера) У англичан — фут, у итальянцев — пьеда, а у испанцев — пи.

— Думаю, Пауль, что у московитов все же были либо шведские либо немецкие учителя. Их парламентер вышел в полном соответствии с воинским этикетом. Мой приятель, Генрих Штедин, комтур Голдингена, точно так же по этикету принял для обсуждения предложенные московитами условия капитуляции. И что делает дуралей Кеттлер? Собирает совет из офицеров и заставляет нас отказать русским в сдаче, чтобы взять замок штурмом! Дыра в стене есть? Значит, штурм! Болваны из Ревеля его поддержали. Я им толковал, что они совершают ошибку, но меня не послушали! О да, это была колоссальная ошибка!

— Почему ошибка? — заинтересованно спросил богатый лекарь.

— Если бы мы приняли сдачу, то московиты оставили бы нам и замок и пушки и все припасы нетронутыми. Мы бы выпустили их только с оружием и без обоза. С одним зарядом к мушкету и знаменами. Нам бы достался целехонький замок и все добро в нем.

— А русских можно было бы легко перерезать, когда они оказались бы в чистом поле — согласно кивнул головой Маннергейм.

— Именно! В конце концов мы так соблюли бы все условия сдачи, а то, что атаковали бы русских в десяти лье дальше никак не было бы нарушением подписанных позиций договора! Мы ведь на войне и вовсе не обязались вообще не нападать на врага — воодушевленно подхватил гапутманн.

— А! — понял Пауль из Шпицбергена и отсалютовал бокалом.

— Вот-вот! А эти глупцы захотели славы! Мы так долго совещались, что московиты успели за проломом выкопать ров в пол— пики глубиной, чтобы вам было понятно — это десять пье, да еще и временную стену из бревен за ним сделать. И все подготовить к встрече!

— Горячая получилась встреча! Закатили нам порку! — печально кивнул Маннергейм.

— О, да! Карл тогда был в колонне ревельских кнехтов, их тупое начальство захотело славы и им дали возможность проявить себя, послав колонной к пролому в стене! Безмозглые тыквы, ослиные задницы! Их напыщенных командиров, этих болванов — гауптманов Вольфа фон Штрассбурга и его дубоголового напарника Эверта Шладота скосили первым же залпом. И кнехты, оставшись без командования, тупо поперли в огонь, пока не попадали в ров. У русских ни одна пуля не пропала даром, ни одно ядро! Все полетело в глупое мясо. Карлу чудом повезло. Просто чудом! И еще то, конечно, что он остался тогда в тылу и не пошел с колонной! Из двух ревельских рот — а это семь сотен зольдат и офицеров, обратно домой вернулось полторы сотни! Представляете, какой там был ад? — возбужденным тоном сказал Генрих.

— Да, господа! — кивнул головой Пауль из этого, как его там.

— Но дальше еще хуже было! Уж в этом можете мне поверить!

Гость вдруг спросил у Маннергейма странное: "А у вас тут Мюллер, Гиммлер, и Борман есть?"

— Мюллеров аж трое, Гиммлер... нет, Гиммлера нету, даже не слышали о таком, а Йорген Борман, плотник, помер второго дня — немножко озадаченно спросил швед.

— Понял! — кивнул Пауль и, спохватившись, попросил капитана рассказывать дальше.

Хауптманн даже и не заметил этой сценки. Он снова переживал то бурное время, когда был на дюжину лет моложе.

— У нас из-за глупого командира положение было ужасное! У нас не было мяса, вина, пива, круп и хлеба! — когда мой зольдат принес мне зайца — это же был праздник!

— Пороха тоже не было! — добавил квартирмейстер, заботливо подливая вино.

— И это тоже! Денег нам Кеттлер тоже не дал! С меня сапоги сваливались, так я отощал! Просто позор какой-то, а не война, гром небесный в жоповую дырку дурака Кеттлера! — ругательски ругался захмелевший капитан.

— О, да! Русские глумились со стен, приглашая нас пообедать в Лаюсе, показывали нам хлеб и бутылки с пивом да вином! А еще у них все время кричали петухи, это особенно злило. Разумеется, они нарочно не ели этих птиц, чтобы показать, как у них все хорошо в замке! — подтвердил раздумчиво Маннергейм. Почему-то он внимательнейшим образом рассматривал сапоги Пауля, торчащие из-под легкого столика.

— А что дальше? — спросил заинтересованно Пауль, убирая ноги под себя.

— Мы прекратили осаду замка. Русские стояли на стенах и показывали нам всякие неприличные жесты. Даже голые задницы! Но мы не обращали на это внимания! — несгибаемо сверкнул глазами Геринг.

— Действительно, можно подумать мы голых жоп не видали! — кивнул с усмешкой Карл.

— Отступление было ужасным. Холод, голод и совсем нет дорог! Пришлось тащить сатанинские пушки на себе, выдергивая их из одной глубокой грязи, чтоб они тут же засели в еще более глубокой! Как добрались до Оберпалена не пойму — видно бог нас хранил. И что же? И в Оберпалене — ни денег, ни жратвы! Жидкая каша для всех!

— Зато было много водки! Очень много!

— О, да, Карл! Можно было купаться в этом прекрасном напитке. Увы, все пошло еще хуже, потому что пить на морозе — нехорошо! У меня в роте трое зольдат замерзли — один совсем, двоим наш цирюльник — хирург отпилил отмороженные ноги. И конечно, как говорил мой друг король Генрих Второй — стоит только запустить пьяных солдат в город — он обязательно сгорит! Мы отпраздновали в Оберпалене скудное Рождество — и полгорода сгорело! Вот тогда стало ясно, что дальше ничего хорошего нас там не ждет!

Проклятый Кеттлер не выплатил нам ни гроша... Что оставалось делать — раз они не соблюдали договор, нам не было никакого смысла оставаться под командой таких болванов! Я сколотил новую роту из тех, кто тоже не хотел оставаться, из твердокаменного Кеттлера выжать деньги было несвозможно, значит и делу конец! К чертовой матери рыцарей! Мы нанялись к полякам. Тоже не ахти что, но там все-таки что-то да перепадало — заявил Генрих.

— Себя эти негодяи не обидели! Я уверен, что Лоренц Берг... — начал Карл.

Пауль встрепенулся и спросил: "Кто это?"

— Он — профос герцога Финляндского Юхана в Ревеле тогда был, так вот он неплохо поживился невыплаченным убитым кнехтам жалованием, когда в Ревель вернулся в лучшем случае каждый пятый. Да и мерзавец Кеттлер не остался в стороне! Жадные негодяи! Но они сами угодили в яму, которую копали другим!

— Да, Карл! — кивнул гордо головой гауптман.

— Что было дальше? — проявил интерес Пауль.

— Это же совсем просто и понятно! Мы с Карлом покинули войско рыцарей, слава тебе, Господи! Неужели вы думаете, что после такой потери они могли воевать дальше? Само собой разумеется — нет! Года не прошло — московиты разгромили войско этих дуралеев при Эрмесе! Из трехсот тяжелых рыцарей Ливонской конфедерации пало в бою двести шестьдесят, а остальные попали в плен. В плен, Пауль! Десять комтуров и сам ландмаршал Филипп фон Белль! Причем московитов было всего в 12 раз больше, разумеется, если бы мы там были — исход сражения повернулся бы в нашу пользу.

А так — они пожали плоды жадности и скаредности тевтонской! И даже тогда у них не хватило мозгов их бараньих, чтобы позвать на службу нас с Карлом. И спросите меня — что дальше произошло с орденом Ливонским? — пафосно произнес на полном серьезе Генрих.

— Что? — послушно спросил Паштет.

— Через год от ордена остались рожки да ножки и все его земли ушли литвинам и полякам! Так проходит слава мирская! Был — и нету! А что, Пауль, вы не слыхали ничего в своей Швейцарии об этих событиях? — спросил Геринг.

— Простите? — явно не понял гость.

Пришлось втолковывать вопрос иначе и с помощью Маннергейма. Наконец лицо тайного богача осветилось лучом понимания.

— Господа! Я не из Швейцарии, хотя слыхал про эту страну. Я — со Шпицбергена! — пояснил он, как само собой разумеющееся.

Собеседники переглянулись.

— Где это? — первым задал вопрос Карл.

— Это там, на Севере! Далеко! -махнул Пауль неопределенно рукой, захватив полгоризонта одним махом. Опрокинул пустой кубок и засмущался.

— Знаю! — твердо сказал Карл, поднимая полегчавший бочонок.

— Отлично — обрадовался гость.

— Но как вам удалось проехать земли псоголовых язычников? Ну этих, у которых головы собачьи? — всерьез удивился Геринг и покачнулся от волнения на трехногом своем табурете.

— С собачьими головами? — удивленно переспросил Пауль.

— Дружище Генрих, псоглавые живут гораздо южнее, у Индии! — уверенно заметил знающий многое в этом мире квартирмейстер.

— Я знаю из первых рук! Мне рассказывали английские мореплаватели, а они это слышали своими ушами от прославленного капитана Горсея, который туда плавал и даже воевал с псоглавыми туземцами! Уж он-то врать не станет! — уверенно ответил Генрих.

— Слыхал я про этого капитана, между прочим — я точно знаю, что он шотландец!

— Ты уверен, Карл? — нахмурился капитан.

— Богом клянусь и святым Варфоломеем! Так что немудрено, что этот шотландский враль нашел псоглавых на далеком Севере. Да, может, он и слонов там нашел? — иронично поднял бровь ушлый квартирмейстер.

— Да, он говорил что-то, про то, что от псоглавых получил несколько бивней слоновой кости! — призадумался бравый капитан. На его лице отразилось детское разочарование, словно у него отняли любимую игрушку.

— Там не живут такие, как вы сказали! — твердо сказал Пауль.

— Шотландец! Жаль, не знал раньше — грустно сказал Геринг.

— А что не так с ними? — спросил гость.

— Врали! Уж на что англичане горазды соврать по любому поводу, но шотландцы еще хуже. Ни слова правды! Еще и редкостные скряги, хуже Кеттлера, хотя куда дальше! Даже поляки — и те лучше, хотя между нами, немцами — и да, Карл, я помню — шведами — сказать, никчемушные людишки эти поляки. Одна суета, да гордыня неуместная.

— Швейцарцы все же хуже! — перебил поток капитанского сознания Маннергейм.

— Эти нелюди вообще не заслуживают упоминания — вскинулся зло гауптманн.

— Не понимаю вас! — замотал крупной башкой таинственный гость, аж его беретик свалился. На подкладке был какой-то материал, вроде виденного когда-то Карлом китайского шелка. И стоил тот китайский шелк по весу алмазов. Квартирмейстер добавил деталь в копилку, отметив и странную кожу, из которой был сделан берет. Очень тонкую и отлично выделанную.

— Что непонятного? Швейцарцы — воры, убийцы и грабители, для которых нет ничего святого! Они не берут пленных, любая война с ними — плохая. Обычаи у них — дикарские и нехристианские. Если сосед в шеренге испугался и побежал — заколоть его обязаны те, что рядом, даже если он их родич! Если швейцарец отказывается идти воевать — соседи жгут ему дом со всем имуществом и выгоняют ко всем чертям! Если он не убивает пленных — режут его свои же, это у них воинское преступление! Они только недавно перестали резать подряд всех — теперь щадят женщин и детей...

— Да и то это после того, как они там у себя в горах друг с другом передрались и поняли, что этак сами себя уничтожат! — добавил Карл.

— Вы воевали со швейцарцами? — не без труда выговорил гость.

— Пару раз встречались. Но, к счастью, Фортуна нам улыбнулась! А в плен их брать бесполезно, они нищие и выкупа не платят за своих никогда. То ли дело — шведы! Вот это — вояки, клянусь шляпой святого Никанора! — гордо сказал Маннергейм.

— Шведы? — уточнил осовелый Пауль.

— Конечно! Хотя в войне Кальмарской унии нам пришлось воевать против них, но это — дельные вояки, и выкуп платят! Хотя в конце войны тоже у всех деньги кончились, и у поляков и у датчан и у любекцов, потому пришлось наниматься к Йохану. Неплохая работа, скажу я вам, тем более, что скорее всего тут даже и воевать не придется. В прошлом году татарья сожгли Москау почти всю и ограбили всю эту страну догола. Так что теперь им тут делать нечего еще долго, пока московиты не накопят сокровищ и пока они опять не полезут. Будет спокойная сытая служба, это я вам говорю, я, гауптманн Генрих Геринг, а я очень хорошо разбираюсь в военных хитросплетениях!