И воин, разумеется, восторгается благородством воина из рассказа, портной — восхищается портным, купец — купцом...
А вот кто восхищается вором — того тут же за шкирку. И да — это и оказывается вор. Свой симпатизирует своему.
Паштет тяжело задумался. Кого воспитывают книжки, восхищающиеся предателями? А тут еще в голову настырно полезли фильмы российские 'пра вайну' которые он глянул перед портированием — и удивился, насколько в них тварцы воспевали именно врагов, все эти 'Я — немецкий офицер, а не палач!' заискивание наших воинов перед немцами и прямое предательство — пошел на фильм про героя Девятаева, а показали жирных и откормленных узников немецкого концлагеря и главным героем оказался мифический друг Девятаева, которого сценарист специально придумал, а режиссер поставил на первое место. И немудрено, что этот по-настоящему главгер фильма был именно предателем, бывшим советским летчиком, служившим Рейху со всей охотой.
Жирный киношный 'Девятаев' ему во всем проиграл... А настоящий Девятаев, угнавший немецкий самолет из плена прибыл к своим с весом в 40 килограмм. Дистрофиком. И никаких друзей — предателей у него не было.
Вспомнил, что говорил сотник — князья и бояре имели право выбирать себе сюзерена, предавая одного и переходя к другому. И даже день для этого был — как для крепостных Юрьев день. И пока нет государства — а есть уделы и княжества — это совершенная норма. Но для королей и царя — это уже становится предательством и реакция чем сильнее становится государство — тем злее. С последним доводом королей — теми, которые из бронзы и лупят по замкам перебежчиков ядрами.
Черт! Да ведь та самая страшная смута, которая — все эти Лжедмитрии и лютые потери Руси — на деле-то банальное желание русских бояр и прочих элитариев войти в европейскую семью народов! Очень хотелось ополячиться и зажить 'па-чилавечиски'. И поневоле приходит на ум то, что Паша по малолетству не увидал, но как раз результаты застал — когда ровно то же — за ради войти в семью европейских народов уделали элитарии и шишки СССР.
И что характерно — в обеих случаях цивилизованные соседи для России принесли только разор, нищету, миллионы смертей и лютый позор. А элитариям этим в итоге дали сапогом в морду, за равных не приняв — у них у самих элитариев как свиней в грязи, и чужих свиней не надобно. И те, кто вроде как зубами зацепился за европейскость узнали, что их собственность не священна для цивилизованных народов и ее отберут в любой момент. Потому что и сами они воры и собственность у них наворованная и светлые элиты Запада вмиг ее заберут себе — по справедливости.
Потому как их банда сильнее. Нет у тебя за спиной ракет и танков — ты не олигарх, а просто бродячий чемодан с доллариями. Ничейными... Забавно — с боярами и поляками ровно то же получилось, что у Остапа Бендера на румынской границе...
И ничему это их потомков и последователей не научило, как лезли в Европу, получая оттуда плевки в морду и пинки в харю, так и продолжали.
И все же — как оценить успех у начальства? Вот то, что своими глазами видел — смерть одного гонца спасла тысячи жизней московской рати — и мало того — дала полную победу. И спокойствие Руси как минимум на время, пока подрастут нынешние детишки в Крыму, потому как воины татарские легли костями в основной массе своей. И на весах одна жизнь перевешивает многие тысячи. Успех? Бесспорно.
А как у царя или короля? Вот у пастуха — там попроще — стадо увеличилось, все овцы и бараны здоровы и веса прибавили — молодец пастырь! А если не с овцами, а с людьми?
Вот с детства внятно объясняли — этот царь хороший, а этот — гадкий. Эта царица прелесть — а эта — сучка последняя, тварина никчемная. И все вроде понятно было. А сейчас у Паши получался полный шурум-бурум. Чем дольше думал про сведения из истории и сопоставлял, тем больше странностей вылезало. И как прикидывать, кто из царей был хорош, а кто не на свое место попал?
Вот, к примеру царь Соломон имел 300 жен и 700 наложниц и приказал разрубить пополам 1 младенца, которого не могли поделить две бабы. Он хороший. Правда тут лезло в голову неуместное — то вполне внятные возражения негра Джима — действительно — вызвать соседей и спросить — чья младеня? Да и какое-никакое начальство низовое должно быть в курсе. В чем тогда мудрость?
А царь Ирод приказал поубивать массу первенцев — потому понятно — плохой. И жен у него было куда меньше.
Как их оценивать?
Получается по количеству убитых младенцев?
Или по количеству жен?
Опять непонятно. Потому как у омерзительного и ужасного Ивана Грозного было семь жен вроде, а убитых граждан по его приказу до 4 тысяч. Ну накинуть еще тысяч двадцать сверху — больше не вылазит. Как-то не пугающе вовсе.
Читал Паша про царя Алексея Михайловича, Тишайшего — две жены и убитых сильно за сто тысяч. Причем это так, минимум. Потому как восстаний при нем много (одно только Стеньки Разина чего стоит, а еще и медный и соляной и хлебный бунты), да еще и никонианский раскол который кровушки-то пролил изряднейшим образом прям начиная с Соловецкого восстания, где 500 защитников монастыря вырезали ко всем чертям не сразу, а с расстановкой — но через несколько лет никого из них в живых не числилось.
И так всю дорогу. Как царь — так резня. Восстания и резня.
Но понятно, что Иван — он тиран и изверг, а Алексей — медом намазан и елеем сочится. Хотя в тех же книжках про Тишайшего получалось, что зверь был этот Алешенька злобнейший. Маленького Павлика сильно поразил в детстве рассказ про этого доброго и справедливого царя. Тот еще в принцах-наследниках ходил и, как и положено мальчишке, любил пошалить.
И будучи на охоте волчачьей договорился со своим дружком из подчиненных, с одногодком Матюшиным Афонькой — удрать из — под пригляда и надзора. И рванули оба на галопе в лес! Охрана и свита — за ними, а парнишки в лесу разделились — и великий князь поскакал направо, а его приятель погодил чуток, чтоб охрана заметила сквозь деревья — и рванул налево, уводя за собой свиту.
Ах, какая получилась скачка лихая! Весело было Алексею нестись, чтоб ветер в ушах, хоть и сбило веткой шапку — а весело! Пока конь через голову не кувыркнулся, влетел ногой в какую-то ямину и кончились скачки. Царевич от удара оземь не в сокола превратился, а еле — еле окоракой побитой с трудом встал. И заплакал навзрыд — конь его любимый отбегался, сломал ногу. Стоял трехного и ржал жалобно. И кость торчит!
Такое — знал царевич — не лечится, потому потянул кинжал из ножен — прирезать. И конь как почувствовал, мордой потянулся к хозяину, в плечо ткнулся и тоже слезы из глаз. И не поднималась рука, так вдвоем и стояли. А тут вдруг голос звонкий со спины раздался — погоди, дескать, боярич, животину резать!
Царевич слезы обмахнул, обернулся уже орлом глядя — мальчишка — сверстник стоит, крестьянский сын по одежке судя. Спросил его строго — о чем речь? Парнишка и объяснил, что батька у него — коновал тут известный и ломаные ноги коням лечить умеет, хоть это и сложно и внимания, и времени требует много и хлопотно — да уж больно коник хорош, жалко резать такого! А взамен он свою кобылку приведет! Боярич же своего коня заберет потом вылеченным.
— Ты откуда тут в лесу взялся? — удивился царевич. Не лешего ли проказы? Лесной дядько коням благоволит! Перекрестил украдкой — нет, тот же паренек стоит, улыбается.
— Я тут за сеном приехал, услышал топот и как конь грянулся — подошел вот поглядеть!
Возликовал Алексей в душе! С пальца перстень драгоценный сдернул и мальчишке в руку сунул. Тот удивился очень, отнекиваться начал, но царевич посмотрел на него властно — и сказал: 'Велю коня моего вылечить! За то и перстень тебе даю!'
Сходил паренек за своей коротконогой пузатой кобылкой, выпряг ее из телеги. Седло роскошное с попоной богатой смотрелось на ней странно. А коник все на хозяина оборачивался, звал — но за мальчишкой пошел как ягненок.
— Эй, потом, когда за телегой придешь — сходи по следам — шапка там моя лежит где-то по пути — тоже тебе дарю! Она дорогая — с каменьями!
И поехал не оборачиваясь. К переполошенной охране выехал помятым, простоволосым и на пузатой кобылке. Все вопросы сразу пресек:
— Где шапка и конь спрашивать не велю! И искать — не велю! Ни о чем не спрашивать велю! Отцу — ничего не говорить велю! Домой едем!
И даже боярин ближний, дядька царский Морозов от строгости слов и взгляда присмирел, куда там другим слугам. Только попросил жалобно коня все же царевичу взять другого — не дело на Москве с такой клячей показываться, засмеют! Нажаловался бы, разумеется, боярин батюшке — да с батюшкой царем как раз беда приключилась, плохо ему стало и вскорости и помер. А став царем Алексей Михайлович не сразу про коня вспомнил — дел сложных навалилось много, только и разбирай, да еще и жениться надо — не дело Государю холостым быти! А и с женитьбой неладно получилось — выбранная царем невеста порченной оказалась, другую пришлось брать, чтоб потом и боярину Морозову родней стала, вообще царю хватало бед и хлопот.
Больше года прошло. И наконец время вылучил на забавы — и опять охота на волков — вдруг царь заозирался — места узнал знакомые.
Подозвал Матюшина, спросил, где тут деревня поблизости? Тут же из свитских проводник нашелся, да несколько человек помчались было встречу готовить — ан царь их вернул, захотел без помпы приехать. Но, разумеется, не получилось — толпа народа на въезде в деревню встретила и в церкви колокол забил на колоколенке приветственно.
Хлеб-соль принял от попа, милостиво заговорил. И поп толковый, умные глаза, отвечает в лад и благолепно, ан только про коня речь зашла — стал глаза отводить, смутился. И хозяин деревни, дворянин местный тоже как-то посмурнел. Алексей стал злится уже, но вида не подал. Напрямую спросил про отрока, который тогда коня взял на лечение, а свою лошадку царю отдал.
Молчали все, царь насупился — и тут из толпы, из задних совсем людишек выбежал, хромая, ледащий нищий мужичонка, распластался прямо перед царем, докуда охрана пустила. Царь подошел, поднял плачущего мужичонку.
— Говори!
— Смилуйся, царь-государь, смилуйся! То сынок мой старший был — Васенька. Погубил его барин и коня твоего погубил!
— Как так случилось?
— Смилуйся, царь-государь, смилуйся! Отнял барин кольцо твое — перстень дорогой и шапку с жемчугом и каменьями, а Васю все бил, думал еще что прячет, ему не все отдал. А на коня, меня не послушав сел — хоть рано было, не срослась еще нога, да и погубил коня, зарезал при мне, на глазах моих!
— Где сын твой?
— Смилуйся, царь-государь, смилуйся! Покалечил барин Васеньку до горба и хромоты, отрок отлежался и убег со странниками, с каликами перехожими, мне за тот побег барин избу спалил со всем добром, шатаюсь теперь меж двор...
Тогда царь на хмурого дворянина стал смотреть и спрашивать сокрушенно:
— Как же ты так-то? Моей волею был перстень и шапка жалованы и моей волею конь должен был быть вылечен! А ты за то их бить? Больно ведь, когда бьют, живые же все!
— Земля моя и люди мои! Значит и перстень с шапкой мой и конь мой! На своей земле моя воля, потому за ослушничание и были биты! — ляпнул дворянин, не подумав, с кем говорит.
Охрана мало не охнула, такое услышав, глазом не успеть моргнуть, а уже скрутили гордого дурака и на колени поставили. Но царь добрый и милосердный отстранил воинов, заплакал от жалости и обнял дворянина. И молвил:
— Жалею тебя всем сердцем, да ведь какие ты страшные дела творишь, вынудил ты меня наказать тебя! Потому отрежут тебе руки твои жестокие и на цепь посадить велю до конца твоих дней, прости меня грешного!
И все вокруг заплакали, и сам дворянин зарыдал, в полубеспамятстве на землю свою упав.
А тишайший царь Алексей — соизволив показать своим перстом на мужичонку нищего повелел поставить тому большой хороший дом, да двух коней выдать, а буде что про отрока Васю станет известно — то сообщить царю незамедлительно. И плача в сокрушении о людской жестокости пошел царь милостивый к своему коню, а сзади уже дворянин орал нечеловечески, ибо отрезали ему руки, но по-доброму — не из плечевого сустава вылущивая и даже не по локоть, а всего лишь кисти ссекли!
Уже когда на коней сели и ехали из деревни Матюшину сказал негромко:
— Землю эту велю в казну взять!
Тогда потрясло мальчика-книгочея, как легко один человек мог искалечить другого, походя, без особых размышлений просто потому, что был на одну ступеньку выше в иерархии. А уже волен в смерти и жизни чужой. Может быть еще и то повлияло, что как раз в это время порезал Павел себе ладонь о лист ржавого железа — и пользоваться приходилось только одной рукой, другая была забинтована. И это внезапно оказалось и сложно, и тяжело — одной рукой поспевать. Потому в отличие от многих мальчишка на себе самом понял — каково оно — без рук.
Сейчас же призадумался — и получалось и вовсе странное — что Иван, что Алексей, что Петр — любой из царей самой логикой власти просто обязан был давить непослушание и своеволие — когда каждый боярин и дворянин мнил себя на своей земле чуток повыше бога. 'У себя в огороде — я сам воевода!'. И что самое важное — сам же этот дворянин, будучи на лестнице власти ниже царя — точно так же за ослушание выше стоящего — наказан. Как сам своих крестьян наказал, так точно и сам попал под кару. Ведь не мог царь спустить ему такое — прямое нарушение воли государя. Не поняли бы. Свои же ближние не поняли. Слабый значит, царь. Такие не живут на троне. Свои же и скинут.
И когда все вокруг 'самые главные' черта лысого сделаешь что-либо серьезное и нужное. Потому что уговорить сделать что-то не сейчас, не сию минуту всем им полезное — такого и быть не может, потому как новгородцам нужно совсем не то, что москвичам или рязанцам в данный момент. Вот к примеру — не доезжают до Великого Новгорода татары-людоловы и горожанам лютые южные проблемы побоку. Ну вот совершенно не колышут. А учитывая, что еще и там и там свои бояре и элита и между собой они тоже не ладят и раздоры все время опять же за то, кто главнее и родовитее — так и тем более куда горше. Это царю надо учитывать все интересы и меж ними компромиссы находить. Потому как если сольет он южные города и засечную черту — татары и в Новгород приедут в итоге.
Поглядел на дремлющего рядом сотника. Тот, как кот — вроде и спал — а глаз приоткрыл, как только Паша повернулся к нему. Опять вспотели оба пока Паша допер, что на его вопрос о том, сколько на Руси бояр в ответе 'пять десят', это пять десяток, полсотни, а не пять — десять. Хмыкнул, вспомнив уничтоженных Дракулой в один присест 20000 румынских бояр. Полсотни олигархов, значит на Руси. Только в отличие от тех современных Паулю подзаборников, которые наворовав деньжищ кинулись в Лондон, эти куда посерьезнее. И по роду многие царю прямые конкуренты тоже Рюриковичи, как тот же Курбский, опять же свои воины у них, причем посолиднее силой, чем ЧВК у олигархов. И сами они посурьезнее — города вон строят, страну обороняют, а не длиной яхт меряются. Пашу всегда удивляло — почему ничего не слышно про яхты Ротшильдов или Рокфеллеров? Или про яхту королевы Англии? Всяко деньги на это есть, ан не слыхать. Может потому, что такое убогое писькомерство — оно для школоты финансовой? Которая кроме воровства больше ничем и не известна? Которая и создана только для 'игры в кабанчика'?