— Но тут пошли ПТРД и ПТРС под 14,5 мм, они в разы лучше немецкой этой дудки получились. А в 42 году уже все, против Т-34 не плясало, даже с Т-60 и Т-70 не работало, немцы его и переделали для стрельбы гранатами. И эта штуковина — вышибной заряд.

— С деревянной пулей???

— Точно так. Пулька при выстреле в мелкую труху и сгорает. Получается такой холостой выстрел. Если ты не против — давай махнем — я тебе чего попроще для музея, а ты мне эти патрики?

— Не вопрос — согласился Паштет, без особого сожаления отдавая сияющие патроны.

Продолжили махать лопатами дальше. Пара человек уже до пола докопалась. Пол был из жердей. сверху накрыт еловым лапником, сохранившимся на диво хорошо.

— Какой -то выезд получается несуразный — сказал вслух Паша, хлюпая глиной.

— Чего это?

— И немец какой-то нелепый и одет странно и пули деревянные — сказал, вздохнув, Павел.

— А война вообще штука такая. Когда десятки миллионов мужиков дерутся несколько лет по всему земному шару может произойти все, что угодно. И что характерно — происходит. Это ж не кино и не изыскания диванных историков. Будет время — глянь фото и кинохронику во что немцы одеты зимой.

— По сорок первому году?

— Да хоть и по сорок второму. Это папа Гиммлер своих птенчиков одел-обул нормально, по — зимнему. И папа Геринг — тоже. А вермахт и в сорок третьем одет был не по сезону. Даже на шестую армию польтов на ватине не хватило, ходили, как бомжи со справкой. Газетами утеплялись, бабьи тулупы носили и всяким прочим обматывались, что в Германии насобирали жители в "Зимней помощи". Такой видок у них был, что сами же фрицы называли этот карнавал "цыганским цирком". Бабьи-то шали и всякие кофты — яркие, цветастые. В общем — повтор опыта Наполеона. Те тоже мирное население у нас грабили в ноль.

— Серьезно?

— А то! Приказов этих вермахтовских — об обязательном изъятии у военнопленных и гражданских на территории бывшего СССР теплых вещей и обуви, даже в инете — полно. Зимы — то у нас тут прохладные, в шинелке без подкладки и жестяном горшке на репе не очень тепло получается. И с маскировкой та же беда у вермахта выходила. Вот и обматывались реквизированными простынями, наволочками и скатертями. Нуу, чего удивляться — по снегу лучше в скатерти бегать, чем в издаля видной шинелке. Опять же фотографий полно. Да и вон, живой пример лежит.

Тут говорившего прервали, потому как в углу нашли какие-то железяки. Стали разбираться, не поняли, что такое.

— Не то детали астролябии, не то запчасти к лебедке — сказал задумчиво Петрович.

— Капелла, это что за гайка, как скажешь? — показал на ладошке чудовищных размеров деталь один из безлошадных.

— Нуу, тогда просто выпускала промышленность такие гайки, да — мудро ответил эксперт и продолжил разговор с Паштетом. Судя по всему, видел копарь этот металлический хлам впервые, понятия не имел — для чего оно нужно, но лица терять не хотел.

— А все-таки — что это за?

— Я вам не ты, и вы здесь не тут! — огрызнулся Капелла, сворачивая разговор. Зачавкали лопатами и ведрами дальше. Выдернули несколько позеленевших монеток, оброненных кем-то давно на пол и затерявшихся в хвое.

— Ишь ты, какалики — удивился один из безлошадных, но особого интереса монеты не вызвали, потому что наконец на полу пошли находки одна за другой. Попалась гнутая ложка из нержавейки, неожиданно — столовый ножик и плоская оранжевая плошка с треснувшей крышкой, которую копари тут же опознали, как "маргаринницу". Тут же открыли — но результаты вскрытия поразили всех — в баночке не было ровным счетом ничего, кроме жидкой глины. Пошли мятые тюбики, потом в коме глины оказались клочья бумаги, скорее всего — газеты и Паштет успел схватить глазом слова "Wir kennen". Полсотни винтовочных патронов вроссыпь, пустые рамки от обойм, пара гранат — колотушек и много всякой жбони, шмурдяка и шняги, как характеризовали находки черные археологи. Паша уже вымотался, такой темп тяжелой и грязной работы был не по нему, а остальные словно в бой рвались. Извозились в грязи по самые брови и, хотя на них были резиновые рыбацкие штаны с сапогами — наверное и это не вполне спасало от грязной жижи.

Потом Паша отвлекся на вытягивание резиновых противогазных харь — лежала у стенки кучка этого добра в шесть штук.

— Значит, тут еще шестеро погибло? — понял Паштет.

— Где? — живо повернулись остальные.

— Да вот — противогазы же...

— А, это... — публика разочарованно вернулась к рытью.

— Что наши, что немцы эту байду выкидывали, когда драпали. Уцелеешь — новый раздобудешь, уж чего-чего, такого-то говна, а когда бежишь — каждый грамм давит — снизошел Петрович.

— Да и в жбан можно много чего запихать полезного — поддержал сосед справа.

— Какой жбан?

— Футляр немецкий противогазный из гофрированного железа. Мы там чего только не находили. Даже картошку и сухари. Странно, что сохран был опознаваемым, хотя должно бы и сгнить...

— Чего им сделается, армейским-то сухарям!

— Воот, уже не зря приехали — неожиданно довольно заявил Капелла.

— Черт везучий — буркнул один из безлошадных.

Бережно стерший с находки грязь копарь, явил широким народным массам трудящихся плоскую серую штуковину явно из алюминия. Сначала Паштету показалось, что это имитация раковины, потом понял — лежащая на спине девица пышных форм в старомодном капоре, разведя руки в стороны, широко разбросала складки платья.

— Это да, зачетно — согласился Петрович.

— Оно, конечно, дешевый ширпотреб того времени, но куда как достойно — признал и роющий рядом безлошадный. Не без нотки зависти. А Капелла, налюбовавшись находкой, с новой силой вгрызся в глину. Вывернул с тяжелым хеканьем кубический ком грязи. Блеснуло свежеободранное лопатой железо. Ошметья глины стали плюхаться в жижу на дне блиндажа, когда Капелла решительно принялся трясти в воздухе найденное.

— Переноска для противотанковых мин — пояснил Паштету, когда тот помогал ему выкинуть на край глубокой ямы спешно обчищенную от глины кубическую конструкцию с ручками и полочками.

Рыли до темноты, практически пройдя по всему полу и найдя еще кучу всякого ненужного, с точки зрения Паши, хлама. Непонятно почему — нашлись два пустых футляра для сменных пулеметных стволов к МГ-34, одинокий солдатский сапог с чудовищной почти лошадиной подковой на весь каблук и теми самыми пресловутыми шипами на подметке. Что совсем странно — сапог был весь расшорканный, распавшийся на составные детали еще тогда, в то время, о чем говорила намотанная на него проволока, позволявшая еще пользовать "просящий каши", сапог. Подкову и шипы неведомый хозяин стер почти до основания, по какому наждаку он бегал — никто не понял, особенно в здешних болотистых местах.

Пока переодевались, мылись, приходили в себя, поспел ужин. Довольно скромный, надо заметить, если бы не ведро борща, который запасливые мужики быстро и умело сварганили из привезенных с собой запасов, разложенных по мешкам и мешочкам. Капелла торжественно плеснул водки под дерево, Петрович аккуратно положил кусочек мяса (как заметил Паштет — вроде как остаток вчерашнего шашлыка).

— Угощение деду Хабару — пояснил Паше сосед по палатке.

— Неплохой день был — кивнул сидящий напротив.

— Только вот электриков что-то тут не видать. Из всего, что нашли — ничего нет ихнего.

— Тем не менее место практически не битое, добираться сюда солоно, так что перспективы ясны и чисты.

Разговор на время усох, потому как поспел борщ. После тяжеленной работы жрать хотелось как из пушки, и ведро умяли довольно быстро. Под чаек уже опять стали потихоньку чесать языки, прикидывая. что это мог быть за блиндаж и куда от него стоит податься в следующий приезд.

— А с немцем этим что делать будете? — поинтересовался Паштет.

— Что было интересного — взяли. Сам он никому не интересен, пусть себе дальше лежит, чай не Тутанхамон.

— Хоронить не будете? Крест там ставить? — ляпнул Павел и немножко испугался.

— За какие заслуги? Его сюда никто не звал. Приперся плюгавый ариец за рабами и землей — ну вот ему земля. Если каждого из них хоронить с почестями — так жить будет некогда. Тут вон на своих-то внимания мало — заговорили копари.

— Немцам он не нужен и возиться с его перезахоронением та сторона не желает. А нам сопли пускать тем более не с руки. Не стоит быть святее Папы Римского. В конце концов, таких как он, полным полно. Они сделали все, чтоб наши как падаль по лесам и ямам валялись, ну так каков привет — таков ответ.

— Наши-то при чем? — не понял Паша.

— Приказами немецкого командования разных уровней, начиная с ОКВ, похороны служащих РККА проводились по разряду "утилизация падали". Никаких почестей, никаких могил. Свалил в яму — присыпал. Все. Те могилы, где хоть какой-то человеческий подход виден — прямое нарушение приказов немецкого командования со стороны низовых фрондеров. Так что пусть лежит.

— Обратно землю в блин будем скидывать? — спросил один из безлошадных.

— Не стоит зря корячиться. Сама сползет.

— Будем как "ямщики"? — усмехнулся спросивший.

— Не говори ерунды. Сам ведь знаешь — если вблизи жилья копаем или, тем более на поле колхозном — все ямы заровняем. А тут до жилья пешком не дойти. Так что не боись.

— А вот футляры для пулеметов — они что-нибудь означают? Типа того, что и сами пулеметы тоже рядом где-то? — спросил Паштет.

— Нуу, война — это хаотичный хаос, который пытаются чуточку упорядочить. Потому те же МГ-34 могут лежать прямо у входа в блин. А могут — в 100 километрах. Или в 300. Причем хоть на север, хоть на юг, хоть на восток, хоть на запад. У меня родственница после войны получила в глубоком тылу ранение из МГ-34. При том, что там войны и в помине рядом не было.

— Бандиты? — оторвался от чая усатый мужик с круглым лицом.

— Разгружали металлолом из вагонов. Неаккуратно получилось — спусковой крючок у бывшего в куче военного железа пулемета за что-то зацепился и бабах! Не проверяли трофеи собранные на заяженность, наверное. Война потом много еще крови повыпускала, даже сейчас все время кто-нибудь ухитряется или подорваться или еще что учудить на старом хламе. Так что визитерам из евросоюза нам почести воздавать ни к чему. Я их лежаки бил и буду это и дальше делать и плевать мне на все эти благоглупости.

— Вроде фрицы своих хоронили с почестями — вспомнил виденное по телевизору Паштет.

— Нуу, могу кое-что рассказать из того, как хоронили своих немцы по своему опыту работы на таких местах.

— А наши?

— Наши не хоронили почти до середины 1942го, не до этого было. В отступлении не очень-то похороны устроишь — заметил парень в австрийской (опять переоделся) куртке.

— И как хоронили немцы?

— В основном в индивидуальных могилах летом. На каждого отдельная яма. Глубина — как где, и по 30 см бывало, более метра не копал никогда. Зимой чаще длинные рвы, куда клали почти плечом к плечу, глубина маленькая. Кстати, иногда в условиях больших боёв в могилу немцы клали не ломая жетонов, в полной выкладке — в касках, с лопатками, гранатами за поясом, с документами, фотоаппаратами, полными карманами всякого в шинелях. Есть в инете очень любопытные кадры 42 года с похоронами Константина Фёдоровича фон Шальбурга под Демянском (был такой командир Фрайкорпа СС Дании). Там церемония несколько скомкана, но и время было горячее. Были найдёныши и такие — верховые немцы просто в лесу, но жетоны отломлены. Типа учтены и захоронены. Видать, сами халтурили в горячке. Так что по-разному и зачастую, не взирая на приказы. Целиком документация по устройству немецких воинских кладбищ у меня есть, занимает около 8 гигабайт в сканах.

— Я полагаю, тут не от наших или от немцев зависело, а от обстоятельств.

На войне как на войне — заметил усатый, грея ладони о кружку.

— Нуу, да. На всю жизнь запомнил один немецкий лежак на 700 с лишним рыл в Новгородской. Он до сих пор не выбит полностью, остались и целые могилы. Там был просто трэш. Сначала было нормальное кладбище по всем нормам и с индивидуальными могилами. Но без гробов, немцы хоронили в плащ-палатках всегда или в пакетах из крафт-бумаги, я лично гробов никогда не встречал — рассказы слышал от людей, но сам никогда.

Потом видимо настало. Хоронить начали вокруг, в небольших рвах плечом к плечу во всей выкладке — с документами, амуницией, штыками, фотиками и обручалками, и не ломаными жетонами. Командование дивизии хоронили на бугорке в центре кладбища. Штабной пригорок, да, это мы по половинкам определили, что командование. А потом был удар катюш по переднему краю. И вдоль кладбища появился длиннющий ров со скрюченными горелыми прямо в шинелях и с оружием даже — никто, видать, не хотел разлеплять, валили и головой к ногам и ногами к голове.

— Обстоятельства. Как наши в воронках присыпанные повсеместно.

— Потом то же и с евроинтеграторами было. Чем дальше — тем больше. Да и сами они свои кладбища сносили, где успевали. Типа чтобы наши не глумились. В Демяне все кресты снесли. А что тебя удивило?

— Даже в 1941-м, зимой, немцы просто трупы зарывали, правда потом, идя по нашей земле — откапывали свои трупы и хоронили как у них положено. А потом, когда они бежали — все эти кресты снесли к едрени матери вполне по закону мести. И вообще, меня ничего не удивило — благо, опыт у меня по их лежакам копательский неплохой. Испугать меня покойником вообще нельзя. Меня поразил угар того, как их ударно херачили — они даже теряли людей, командующих дивизией. Это не так просто — угондошить немецкого полковника на месте стационарных боевых действий. Он на свет-то почти не вылазит.

А тут прям вообще исполняли песенку "как здорово, что все мы здесь сегодня собрались".

— "Испугать меня покойником вообще нельзя", сильно сказано, ты меня смешишь. — усмехнулся круглолицый усач и продолжил: "Кости это не покойник, который неделю в озере плавал или расчлененный.

— Свежие трупы они почти не вызывают отвращения, а вот лежалые....Так ведь на войне они все лежалые — заметил парень в остеррайховском кителе.

Капелла глянул иронично.

— Как раз свежие, что от недельки до года, как раз вызывают. Как нам бабка одна в Демяне рассказывала: "Мы по окопам не лазили лет пять. Потом уже, как мясо попрело, пошли всё там собирать — цинки с патронами, посуду, ящики". "Окопами" местное население называет там блиндажи, а нормальные окопы у них называются "щели".

А скелетированные останки — это дело плёвое. Даже волосатые изнутри каски не впечатляют, а такие попадаются часто.

— В смысле волосатые? — поинтересовался Паша.

— Это когда волосы прилипли к ржавчине и не сгнили до сих пор — пояснил один из безлошадных.

— Не знаю че там бабки видели. Я в 1980-х пинал пробитые немецкие и русские каски, как и череп не знаю чей. Который уже на пне стоял, в бору с грибами. Грибы я там собирал.

— Я такое ещё недавно кое-где пинал. И сейчас знаю одно — два места, где также будет — сказал другой копарь.