— Вы дальше слушайте. Так вот для совместительства этому Венку приходилось каждый день ездить по 400 километров — для личного участия в ежевечерних совещаниях в Берлине. Лично фюрер велел, потому как без внятных докладов оперативного отдела плясать не будешь. А совещания длииииные. На рассвете только расходились. И мотался "Юный генерал" каждый день — туда и обратно в штаб группы армий. Ну, машинка у него была мощная — "БМВ", скорость давала аж 90 километров — так и гонялись. Каждый день — 200 км туда и столько же — оттуда. А за два дня до начала наступления шофер, который не спал толком с такими вояжами, доложил своему генералу, что машину вести физически не может.
— Ни хрена себе борзый! — фыркнул Хорь.
— Ты не перебивай. Сейчас самое интересное будет!
— Заинтриговал, интриган. Валяй, слушаем во все уши! — поддержал Паша.
— Так вот — генерал сам сел за руль!
— Не удивил. Наш тоже сам гонял будь здоров!
— Ну тут нюанс — Венк трое суток не спал практически вообще. Потому уже не курил — не вштыривало курение, размаривало, а жевал сигареты. Но тут не помогло, уснул через час и авто на полном ходу врезалось в ограждение моста на шоссе Берлин — Штеттин. Хорошее ограждение было — только наполовину свесилась машина, а не улетела в воду. Спящих сзади водителя и майора — адьютанта от удара из машины выкинуло вон.
— Полетели с моста? — радостно спросил добрый Хорь.
— Нет, повезло сволочам — с другой стороны. Пока они корячились — горящая машина уже занялась отлично. Водитель опомнился, когда у него положенные в бардачок патроны рваться стали. Генерала из огня все же вытащили, хотя на нем и галифе и китель уже горели. Вот и смотрите — сказал Серега.
— Погоди, Венк же потом у Берлина корячился?
— Так вылечили до апреля-то. Хотя там много чего было — перелом основания черепа, пять сломанных ребер, пальцы и еще всяческое.
— Ты к чему нам это все рассказал — не понял Паштет.
— А теперь кто мне разъяснит, как оно так вот — что ни шофера не подменить, ни фургончик какой санитарный приспособить с коечкой мягкой, чтоб спать в нем всю дорогу? Оно само по себе и так по-немецки очень — на двух работах с расстоянием в 200 километров. Но такое-то у нас бы даже не генерал — а майор бы сообразил. У немцев-то водил было куда больше!
И в итоге — просранная операция в Померании и оперативный отдел оказался без начальства в самый для них пиковый момент. Но это немцы. Они вообще — странные. Мне вот еще более нелепую ситуацию рассказали, я уж точно думал, что — врут, не может такого быть. А он — божится, что все так и было, перепроверялось не раз. И точно, потом в инете нашел! — торжественно заявил бугуртщик.
— Ну давай, трави дальше! — разрешил Хорь.
— Это не травля, все точно! — даже обиделся латник.
— Верим, рассказывай давай. А ты помолчи, не мешай, лучше сам слушай! — прекратил свару миролюбивый Паша.
— Ладно, напустились вона!
— Так вот, продолжаю. Про другого генерала — бригадефюрера Монке.
— Эсэсовец, понятно. А звание — это какое? Генерал-лейтенант?
— Так точно. Они оба с Венком в одном чине. Ну так продолжаю. Берлин горит, фюрер застрелился и отравился одновременно, русские победили. А этот Монке аккурат командовал войсками, которые рейхсканцелярию защищали. Ну раз Гитлер помре — смысла держать позицию нет. Известно, что уже капитуляция подписана и утром надо оружие сдавать, лапы вверх и по лагерям. А этому Монке в плен никак нельзя...
— Понятно, руки в кровище по локоть...
— Если бы — у него руки в кровище по колени были. Причем и у нас отметился, и англичане с американцами на него длинный зуб имели, своих немцев без суда вешал и расстреливал, кого посчитали дезертирами, говоря короче, хорошо всем нагадил, везде, где был. Понятно, что и свора у него сбродная по большей части из таких же головорезов была, хотя там и из люфтваффе были тыловики и моряки и черт знает кто еще. Но основная масса — эсэсманы. Которым высморкаться или чихнуть куда труднее чем человека убить. И решил он со своей бандой в 2000 рыл уходить ночью на прорыв. Благо наши уже чуточку расслабились, а кое — где и победу праздновать взялись.
И выгоднее всего было уходить по тоннелям метро...
— Погоди, метро же затоплено было? — показал знакомство с предемтом Хорь.
— Не все и не везде и после того как вода волнами растеклась и раненые с гражданскими потопли, оказалось, что водичка стоит самое большее на метр глубины. Зато русских нет, а неудобство в виде мокрых штанов не так страшно, чем сибирские лагеря. Просочились до ближней станции метро, спустились — и уперлись.
Монке не понял, что такое? Он пробрался в голову колонны — а там запертые ворота перекрывают туннель. И стоят два работяги из персонала метро. Безоружные, но с ключами от этих ворот. И заявляют на голубом глазу, что согласно инструкции от 1927 года после полуночи ворота должны запираться до утра и посторонних лиц, не относящихся к метрополитеновской братии и без наряда на работы, подписанного соответствующим метрошным начальством, они пропускать не имеют права. Поэтому военные должны обратиться к соответствующему руководству — а иначе — хода нет. Инструкция — вот, ознакомьтесь.
— Это да, по-немецки. И — не пустили?!
— В самую тютельку. Инструкция-то вот! В своем праве люди! И две тысячи матерых эсэсманов, вся эта банда убийц и головорезов повернула оглобли, пошла по верху, где их наши и накрыли. Сам Монке вместе с ними попал в плен. Когда это рассказывал на допросе — переводчику начальство не поверило, приказало дважды, чтобы точно переводил. Хотя куда там точнее.
— Честно, не фантазируешь? — удивился Паштет.
— Вот не надо меня обижать. Ничего не придумал, все до точки точно.
Хорь только плечами пожал. Похоже было, что он эту историю знал.
А Пауль — вспомнив этот разговор — задумался.
Как использовать эту информацию?
Ничего толкового в голову не приходило.
Примерно: 'Хыспыадин каепытын. Евто дохтур. Моехт помостч'. (остфриз.диал.нем.)
Глава 2. Непонятки с другой стороны, большей частью оставшиеся Паше неизвестными.
Гауптман скривил самую недовольную гримасу услышав доклад зольдата. Он знал с десяток наречий немецкого как бы языка, но у этих дураков с севера был самый нелепый диалект. Нельзя сказать, что он ничего не понял, но радости особой не испытал.
Он не доверял врачам, потому как однажды его уже лечил надутый спесью ученый индюк, причем делал все по ученым правилам и даже внимательно рассматривал мочу в прозрачной стеклянной колбе. А потом закатил капитану такое кровопускание, что больной чуть не сдох. И денег это стоило невиданно много, а кашель прошел потом сам, всего через полгода. Капитан был уверен, что выздоровел потому, что молился тогда от души и преподнес богатые дары в две церкви и монастырь. Вот Бог и смилостивился.
Приведенный лекарь ответно таращился на встретившего его офицера (хотя поди пойми — никаких знаков различия нету, только одет почище и шатер нормальный — на манер малой армейской палатки. Но по сравнению с остальными — богачество налицо.
Капитан гордился своим красивым шатром.
Стоявший перед капитаном человек не понравился ему сразу же, напомнив о кровопускании, потерянных деньгах и чертовых врачах. Но, как человек воспитанный, гауптманн протянул руку в палатку, старый слуга подал ему оттуда залихватскую широкополую шляпу, которая заставила Пашу вспомнить фильмы про мушкетеров. Потом немец прикоснулся двумя пальцами к краю и пролязгал высокомерно:
— Гауптманн Генрих Геринг!
Лекарь натурально обалдел. Вовремя справился с собой и внимательно вглядываясь в лицо стоящего перед ним (Похож? Не похож?) отрапортовал не менее бодро.
— Ишь хайсе Пауль фон Шпицберген! (Меня зовут Пауль из Шпицбергена!)
— Фон Берген? — сморщился как-то брезгливо капитан наемников.
— Шпицберген! — поправил его Паштет. Гримаса собеседника ему категорически не понравилась. Что-то там было в этом Бергене неправильно.
Генрих повернул голову и сказал что-то в палатку. Что именно — Паша не понял, только вздрогнул от ясно услышанного "Карл Маннергейм". Час от часу не легче. Оттуда, из палатки, тут же вышел бедновато одетый пожилой мужик и поспешно вынес столик раскладной и тройку раскладных же стульев, после чего куда — то ухрял быстрым шагом. Капитан наемников сел, сделал приглашающий жест в сторону второго стула и явно приготовился кого-то ждать. Паштет сел, поблагодарил и постарался прокачать собеседника. Но что-то не очень хорошо это у попаданца получилось. Разве что было видно, что почему-то этот тип злится.
Хауптманн Генрих Геринг, по прозвищу 'Наковальня', был действительно, как обычно, невероятно зол. Он, вообще-то, был добрый малый, опытный и умелый зольдат. Просто, видно, ему Ангел попался какой-то нерадивый, и судьба вечно его обманывала и подставляла.
Порой — довольно жестоко.
Злые языки поговаривали, что даже и кличка у Генриха полностью звучала как 'Жопа-Наковальня', а иные даже называли его 'Стальной Задницей' — справедливо полагая, что будь седалище хауптманна из какого-либо иного материала — оно бы давно треснуло, ото всех полученных от судьбы пинков.
Но, произносили такие речи или те, кто был значительно выше по званию чем Геринг, или те, кто был далеко, и потому уверен, что хауптманн их не услышит. Потому что обиды Генрих-Наковальня не сносил, и палашом, также и другими видами благородного оружия, владел весьма ловко. Да и командир он был толковый и бывалый.
Ему просто не везло.
Вот и в этот раз. Казалось бы — такой заманчивый найм, к московитскому королю Йохану оборачивался на деле дьявол знает чем! Геринг тут же перекрестился, ибо поминать имя врага человеческого, пусть и в мыслях, не стоило. Ну, если рассуждаешь о своих делах, конечно. Хауптманн был очень набожным человеком, и строго придерживался Заповедей. Ну, разумеется, когда дело не касалось его кошелька, здоровья или жизни. Не то, что эта сволочь... Говорил же им, молиться, три раза в день, не меньше! Молитва, и только молитва отгоняет хворь! Если бы все молились, причем искренне и горячо — то и не заболел бы никто! А так... Этот сброд только воровать и жрать гораздый, все про Бога забыли и думать, вот их и наказало высшей силой.
Началось вроде неплохо — из оборванцев, дезертиров и нескольких недорогих но вроде бы все же зольдат, он еще в Мемеле сколотил свою роту. Ну, не совсем роту... За свой счет, конечно же, уговоривший его на контракт хитрый тевтон денег вперед не заплатил. Сослался на то, что дорога дальняя до московитского короля, и мало ли что может случиться. Тогда Геринг просто решил, что тевтон, по обыкновению вербовщиков, просто прикарманил деньги. Зато, обещал тот, что по приходу московиты сразу выплатят его роте на два месяца вперед жалования!
И Генрих купился, когда узнал, что Йохан и впрямь набирает наемников. Точнее, продался. Про московитов ходило много небылиц, но все соглашались с тем, что они чаще платят, чем не платят. Что лишний раз доказывало, что они варвары. Но, серебро — оно везде серебро. А дела у Наковальни опять шли не очень хорошо, и выгодный найм был очень кстати, тем более, что воевать на стороне московитов было куда полезнее, чем наняться к ливонцам или полякам у которых как раз с русскими опять шла заруба.
Как всегда бывало у Наковальни, поначалу все шло даже слишком хорошо. Вербовщик мигом устроил роту на шедший к русским корабль (на деле весьма потрепанное деревянное корыто, которое кораблем можно было считать только спьяну). Купец был рад такому грузу, как рота солдат, шел он к русским порожним. Практически все товары были запрещены к ввозу в Московию. А еще был рад потому что на этом дурацком море пиратствовали все.
Долго и нудно перечислил шкипер — шведы, поляки, датчане, литовцы и англичане грабили друг друга, как умели. И все вместе строят каверзы проходимцам из Любека. Те отвечают взаимностью. А пару лет назад тут даже русские каперы были, точнее нанятые Йоханом, потому что у их морского атамана Карстена Роде московитов в командах не было ни одного. Геринг согласился, всяко лучше проплыть на корабле до какого-то прибалтийского порта, чем тащиться пехом. Обозом и скакунами обзавестись не удалось, потому как коней и воинские грузы перевозить в Московию тоже было строго и издавна запрещено всеми, кто тут властвовал — даже и прусским герцогством. На такое решались только самые нахальные контрабандисты, знавшие тут входы — выходы. Ну и англичане, разумеется. Они были уж самыми отпетыми контрабандистами.
А перевозить людей не воспрещалось, пусть даже и вооруженных. Почти семьдесят типов, пока без обоза, вполне поместятся на одном корабле, особенно если потеснятся, как селедки в бочке. Плюс удалось скинуть малость платы за обязательство отражать атаки пиратов, если они встретятся и защищать корабль в промежуточных портах.Семьдесят солдат-это немалая сила! Если пираты их рассмотрят, то абордаж явно провалится.
Хауптманн зло сплюнул. Кто ж знал, что сатанинский тевтон ни капельки не врал! Действительно, путь в Московию оказался длинным. Да что там длинным! Он был просто невероятным каким-то! Плавание оказалось как раз недолгим и не очень скучным, с пиратами довелось встретиться — вроде это поляки были из Гданьска, но шепелявые хамы увидели толпу вываливших сгоряча на палубу стрелков, и тут же трусливо показали корму. Догнать этих наглецов оказалось невозможным, так, просто напугали.
Оставалось только сожалеть, что так легкомысленно обнаружили себя, захваченное суденышко — шкипер назвал его "пинка" — дало бы неплохую прибыль, если б удалось его захватить. Стоили эти деревянные плавучие сараи, по мнению сухопутного капитана, несуразно дорого. Увы, ветреная Фортуна упорхнула на раздуваемых свежим ветром парусах!
Высадились в весьма приличном порту Вредеборх, который сам купец — шкипер называл Тольсбург. Тут сидел московитский гарнизон и Наковальня не без удивления обнаружил, что дикари воружены новехонькими мушкетами и знают, что такое строй. Даже пушки у них были.
Генрих рассчитывал, что вполне можно тут и остаться на дальнейшую службу, но московитский наместник — хмурый детина с острым взглядом — принять их на службу не захотел, послав в Москву. Мог и сам себе под крыло взять, но не захотел. Правда, все же нашел возможность что-то подкинуть "царевым немцам" на поход хоть в виде муки с крупой. И оне пошли к Москве, с свеженаписанной подорожной грамотой и припасами в счет жалования. Хотя властвовал на этих землях король Магнус, но обращаться к нему было без толку — он был посажен на трон Йоханом и плясал под дудку московитов.
Капитан Геринг спросил у наместника, сколько ему идти до Москвы? Оказалось, что три недели быстрого конного марша. И гораздо дольше, если пешего. Наковальня не очень поверил, что до города Плесков понадобится самое малое неделя ходу, потом две недели до Фышнего Фолочка, а потом еще две недели до Москау.
И зря не поверил.
Пройди они столько по Европе — уже пересекли бы десятка три границ! А тут... они и границы-то толком не пересекали! Везде тянутся совершенно одинаковые поля и леса, одинаковые деревни. Встреченные купцы с серьезной охраной (к сожалению — слишком серьезной!), подтвердили, что они идут на Москову правильно. Наковальня сначала обрадовался — еще немного, и столица, эта самая их Москау.
