Паштет

Неожиданно для самого себя Паштет обиделся за девушек и стал горячо возражать против такого подхода, требуя признания, что короткие шортики — это красиво, во-первых, и во-вторых — опять же красиво. С этим оба собеседника спорить не стали, хотя чувствовалось, что эстетика в их душах спорит с моралью и признать симпатичность точно прописанного в униформу для проституток предмета одежды им трудно.

— Чего ж я так надрался-то? — внезапно подумал Паштет. С радостью понял, что не он один, когда мечник вдруг ни с того ни с сего ляпнул от души.

— Вы, русские, очень агрессивны! И при этом всегда притворяетесь, что слабее, чем есть на самом деле! Вы все время провоцируете этим! Это очень коварно! — безапелляционно, как и положено немцу, заявил мечник.

— Вот те раз! И в чем же это выражается? — удивился Паштет, тут же удивившись дополнительно, что понял вычурную и сложную фразу на чужом языке с первого же раза.

— Во всем! У всех русских нож за пазухой! — брякнул немец.

— У меня нет ножа — удивился Паштет.

— Ты же занимаешься ножевым фехтованием, нам так не правильно сказали? — удивился алебардщик.

— Я занимаюсь фехтованием на ножах. Но ножа у меня с собой нет. Ты же тоже не носишь с собой алебарду? — старательно строя фразы в соответствии с дурацкой немецкой грамматикой и ставя глагол обязательно на второе место, заявил Паша. Попутно он успел подивиться тому, как ухитряются немцы понимать такие нелепые сооружения, ведь если переводить дословно получалось диковатое "Но я имею с собой нет совсем нож!"

— Она больше, чем нож. С ней неудобно ходить — резонно возразил здоровяк — алебардьер.

— А нож у тебя есть? — тут же контратаковал Паша.

— Нож есть. Почему ты спросил? — удивился алебардщик.

— Так твой приятель меня обвинил в том, что я с ножом хожу. Как все русские.

— Это просто ему грустно. У меня есть девушка, и она ездит с нами на соревнования. А у него девушки нет. Это есть печально. А ты имеешь девушку? — старательно избегая скользкой темы, спросил рекон.

Знал бы он, что эта тема еще более скользкая.

— Нет, сейчас не имею — грустно признал печальный факт Паштет.

— Ты не думай, если ты альт, то мы к альтам относимся хорошо, у нас есть знакомые альты — вдруг понес непонятную околесину алебардщик. И мечник кивнул.

— Не понимаю. Что такое — альт? — удивился Паша.

— Альтернативная ориентация — немного, в свою очередь, поразившись паштетской неграмотности, ответил рекон.

— Это какая ориентация? Ты что ли меня в гомосексуалисты определил? — обиделся Паштет.

Немцы переглянулись несколько испуганно.

— Я не хотел тебя обидеть! — тут же заявил чуточку протрезвевший алебардьер. А Паша краешком мозга опять удивился тому, как странно лепят слова в предложении немцы, потому как, поддав, теперь приходилось с некоторым напрягом понимать — как это так: "Я хотел нет тебя обидеть!"

— Мы совершенно толерантные! — подтвердил мечник, тоже несколько поспешно.

— И как, не тошнит? — съязвил Паша.

Немцы переглянулись. Определенно они напугались. Даже странно. Тут до Паши дошло, что у себя в Германии эти парни уже привыкли держать язык за зубами, потому как нетолерантность там карается быстро и просто. Никакой карьеры и никакой нормальной работы — марш в никчемушные маргиналы.

— Нет, я натурал. Просто с вашим чертовым феминизмом женщины сильно испортились. Расслабьтесь — вы, как было сказано в начале нашей встречи — в России. Здесь не надо быть толерантным черт знает к чему, можно иметь свое мнение и спокойно его высказывать — свысока просветил гостей Паша.

— Мы можем тоже иметь свое мнение — вздохнул алебардщик.

— Только держите его при себе. Говорить вслух нельзя? — подковырнул его Паштет.

Немцы переглянулись.

— Да, я знаю, у вас свободная страна. Полная свобода помалкивать. Не то, что тут в тоталитарной России. Вы сами натуралы? — вырвался на оперативный простор разрезвившийся Паша. Реконы осторожно кивнули, ожидая от Паши порции насмешек и провокаций, но тот, поглядев на постные рожи собеседников, решил не глумиться над убогими и сказал просто:

— Хорошие были раньше принципы у вас. Четыре "К".

Немцы не поняли.

— Küche, Kinder, Kleider, Kirche (Кухня, дети, платья, церковь) — напомнил им старый немецкий лозунг Павел. Он не то, чтоб был приверженцем этого самого лозунга, но кольнуть германцев хотелось. Другое дело, что самому ему попадались как на грех девицы не умевшие готовить, что, по мнению Паши уже было грехом великим, да и в жизни имевшие странные цели.

Последняя его знакомая была вроде неплохой девчонкой, но почему-то взявшей в голову, что для покорения мужчины надо быть стервой и вести себя по-свински. До того была дурочка с адским гламуром в виде идеала, а перед той симпатичная, но упертая динамщица, уверенная, что мужчины вокруг сделаны только для того, чтобы безвозмездно содержать ее, такую красивую и осчастливившую этот мир уже своим появлением в нем. Ну то ли нормальные девушки ходили не по тем дорогам, что Паштет, то ли еще что.

Хотя спроси его кто — а что такое нормальная девушка — наверное, сразу бы и не ответил. Да и немецкий лозунг тоже как-то не годился. Кухня и дети — еще ладно, а вот платья и церковь уже как-то не дугу. Хотя верующие Паштету особо на пути не встречались, а всякие Свидетели Иеговы проходили под тем же разрядом, что и цыганки-гадалки, то есть — шарлатаны. То, что девушка должна быть для глаза приятна, это было ясно. А вот дальше-то что? Что нужно, чтоб искра проскочила? Сам Паша на этот вроде бы простой вопрос ответить не мог, это было досадно. Тем более, что пока еще дела обстояли не так, как у безвестного шотландца в песне:

Мне нужна жена —

Лучше или хуже,

Лишь была бы женщиной,

Женщиной без мужа.

Толстая, худая —

Это всё равно,

Пусть уродом будет —

По ночам темно.

Тема оказалась животрепещущей. Про девушек заговорили с удовольствием и только иногда законопослушные свободные немцы жались и переглядывались, когда обладавший "русской рабской психологией" Паштет проезжался беспощадно по толерантности и феминизму, обличая и то и другое со страстью первых христиан.

— Черт, чего это меня понесло-то? — глянув на себя со стороны, удивился своей пылкости обычно флегматичный Паша. Но остановиться уже не мог. Ему даже нравилось заставлять собеседников вздрагивать, заявляя, что европейский феминизм есть дурь и ведет к вымиранию без всяких войн. В принципе, немцы и сами отчасти были с этим согласны, только мечник буркнул про то, что видел фильм про женские русские штурмовые батальоны, так что, дескать, неизвестно, кто кого феминистичнее.

Паштет не нашелся, что сказать, фильм про женский штурмовой батальон не смотрел, историю того времени знал более чем смутно, потому педалировать не стал, зато попрекнул немцев, что ими баба верховодит. И тут попал в точку, своего канцлера оба рекона не любили, хотя и заметили, что она не поднимает налоги и потому "ручки домиком" командовать будет и дальше.

Сообразив, что речь идет о характерном для госпожи канцлерши жесте, Паша тут же рассказал обоим немцам, что на языке глухонемых такой жест означает "женский половой орган". Немцы удивленно подняли брови, переглянулись и как по команде заржали. Разговор после этого благополучно свалился из области политики к вечному.

— Есть масса простых способов узнать, что за девушка перед тобой — уверенно заявил мечник.

— По эмблеме на щите, типу доспехов или по нашивкам на рукаве — схохмил Паша, удивляясь самому себе.

— Если девушка имеет татуировки на крестце, то это означает "два коктейля и ее можно фиккен". Очень полезная маркировка. Я это проверял сам — уточнил алебардьер.

— Да, это есть "tramp stamp" — деловито подтвердил пьяненький мечник.

— А если на лодыжке? — вспомнил Паштет пару знакомых девчонок из отдела.

— Это у нас называется "принцесса отважилась" — важно кивнул головой алебардьер.

— А на груди? — заинтересовался Паша.

— Это смелая девушка, и самоуверенная. Но не рассчетливая. И то же на пузе. (жаргонизм Паша не понял, потому алебардьер ткнул себя пальцем в пуп, Паша кивнул, догадавшись). И то же — на заднице. Это плохо в перспективе.

— Почему?

— Пропорции рисунка со временем изменяются! — подмигнул мечник.

— А, понял — кивнул отяжелевшей головой Паша и тут зазвонил его телефон. Оказалось — беспокоит латник, волнующийся за состояние гостей. Он сумел освободиться от обуревавшей его работы и теперь хотел узнать — где перехватить прибывших коллег. Пока выпивали за его здоровье и успехи латных мужчин — прибыл и он сам. Паша не очень хотел продолжать куролесить, с приятствием распрощался с публикой и с радостью отправился домой, чуя некоторый перебор и усталость от того, что весь вечер говорил на чужом языке.

Утром не очень понял, что так гнусно дребезжит совсем рядом. С трудом разлепил глаза, кое-как нащупал мобильник. Удивился, услышав характерный голос тренера по ножевому бою.

— Доброе утро! — сказал Наваха.

— Чтоб тебя черти драли вприсядку! — подумал злобно чугунноголовый спросонья Паштет, а вслух поздоровался вежливо.

— Вы отрабатывали на неделе, что я рекомендовал?

— Да, все как сказали — прохрипел Паша.

— У меня освободилось время с 14.30. Если хотите — могу с вами позаниматься — сказал тренер.

— Хорошо, буду — сам себе опять же удивляясь, сказал Паштет.

— Добро, тогда — до встречи!

— Ага!

Ругаясь на самого себя, на вчерашний совершенно ненужный кутеж и на свое неуместное согласие тоже, Паштет, тем не менее, прибыл в срок в зал. И оказалось, что с похмелья виртуозить ножом еще тяжелее.

Взмок еще сильнее, чем в прошлый раз, вымотался за несколько раундов до полного умата, разозлился и на себя и на чертова Наваху, который юлой вертелся вокруг, нанося очень неприятные тычки в самые разные участки паштетова тела, которое внезапно оказалось очень большим.

Перерыв Паша встретил в некотором отупении, последний раунд он действовал уже на полуавтомате, не шибко соображая, что делает.

Опять тренер дышал ровно и говорил спокойным тоном, да и начал говорить не сразу, а только убедившись, что ученик постепенно восстановил частичную вменяемость.

— Однажды заезжий фехтовальщик вызвал на дуэль пьяного ежика. Тот дрался храбро, но вдруг забыл, как дышать и помер. Вы забывали дышать дважды — во втором раунде и в третьем тоже. Это всегда приводит к перегрузке и мышц и мозга. Итог сами видите.

— Вот надо было мне отказаться сегодня от тренировки — пропыхтел угрюмо ученик.

— Если б мы занимались чистым фехтованием — то да. Потому что неспортивно. А так получилось очень удачно, вы наглядно убедились в том, что с похмелья — не боец. И что при этом не получается контролировать дыхание, и вы его, сами того не замечая, задерживали перед атакой, словно нырять собирались. Молчу о том, что поддавший, как правило, агрессивнее и неразумнее, что позволило мне сегодня нанести вам дополнительно не менее пяти тычков, которые вы не пропустили бы будучи трезвым. Хотя при том замечу, что координация у вас стала лучше, пару раз вы меня чуть не задели.

— Чуть — это три километра по-китайски — буркнул Паштет свою старую присловицу.

— Тем не менее — не согласился тренер. И далее дотошно разобрал все Паштетовы ошибки, словно видеомагнитофон у него в голове встроен. Или видеорегистратор.

— Под занавес сегодняшнего занятия замечу два важных пункта. Первый: вы, похоже, занимались раньше борьбой? — скорее утвердительно, чем вопросительно заметил Наваха.

Паша кивнул. Было такое, хоть и очень недолго.

— Так вот борьба и нож — несовместимы. Особенно при серьезном противнике. Вы даже если успеете провести захват — скорее всего не успеете довести до конца прием, как вас пропорют. Потому старайтесь про борьбу забыть вообще. У нас сейчас это получилось наглядно — вы попытались провести захват за руку — получили условно удар в лицо. И это я всерьез опасался его обозначать, потому как у нас тренаж и мне никак не хочется выбить вам глаз или даже оставить фуфел на вашем лице. А так вы получили бы удары в глаза, шею или грудь. Мало того, что вы забыли, что рука с ножом длиннее, чем просто рука, так еще и сами же подставились. Потом, в третьем раунде, попытались провести захват за ноги. Зачем? При переходе в партер враг успеет нанести вам несколько ударов — и упав тоже. А у вас руки будут заняты. Вы получили условно удар в сердце, но свободно я бы мог ударить и в шею, а при переходе в партер — несколько раз в бок. Забудьте про борьбу! Зарезано множество мастеров спорта по всяким видам борьбы. Даже в этом году уже убили члена сборной РФ по борьбе изрешетив его моментально — только в сердце две дырки было, не считая прочего.

— Ну, это уже перебор — буркнул Паштет.

— Что перебор? — не понял Наваха.

— Да дырявить так.

— Это как раз признак профи. Человек — живучее животное и редко помирает от одного укола, тем более сразу. Это тоже распространенная ошибка — дескать, уколол — и успокойся, дело сделано. И за эту ошибку заплатили очень многие, когда вдруг оказалось, что "пораженный" противник продолжает бой как ни в чем ни бывало. Даже с пробитым сердцем человек может еще пару сотен метров пробежать. Не всегда, но случаи такие документально зафиксированы в большом количестве. Таком большом, что игнорировать никак не получается. Состояние аффекта, наркота, наконец, еще больше повышают устойчивость. Вам ведь без разницы — сдохнет ваш враг через полчаса или нет, если этот враг выпустил вам кишки, уже будучи раненым? Потому если уж до ножевого боя дошло — одним уколом вы не ограничивайтесь.

Недорубленный лес вырастает — сказал задолго до нас очень грамотный в резне человек. Теперь второе: добавлю, чтоб вы не пытались так лягаться ногами. Сегодня я вас "порезал" трижды, всякий раз, когда вы пытались меня пнуть. Максимум высоты для ударов ногой в ножевом бою — до колена. Никак не выше. И только как вспомогательное действо — для отвлечения внимания от удара. С пропоротой ногой или даже порезанной — вы уже не боец. Вы не боец — вам конец.

— Но вы-то наносите по одному удару? — подловил Паша учителя.

— Я обозначаю удары. Моя задача — научить вас, а не поломать вам ребра муляжом.

Тут Наваха усмехнулся и резиновый муляж замелькал в воздухе так стремительно, что Паша не смог сосчитать сколько раз резина проткнула воздух, очень было похоже на швейную машинку.

— Ну, на сегодня хватит. Продолжайте самоподготовку, свяжемся через неделю — протянул руку тренер.

Паштет обреченно вздохнул и пожал своей потной лапой сухую ладошку Навахи.

Глава шесть — конина конская и привычка к пальбе.

Бугуртщик Серега не обманул. Удивляясь самому себе, вскоре Паштет ехал на окраину города, где располагалась конюшня и тот, кто был не против быстро научить неофита основам работы с конями.

— Вот мало мне, дураку, всякого разного, так еще и хомут на шею и седло на это самое — ворчал будущий попаденец, топоча по дороге с остатками старого асфальта. Попадавшиеся по дороге пару раз кучки навоза показывали, что идет он верным путем.