Их оказалось действительно двое. С отвращением и одновременно облегчением Гендальф наблюдал за предсмертными конвульсиями мощного зверя, который, судорожно дёрнув несколько раз огромной лапой, наконец затих. Но оставался его наездник: придавленный массивной тушей варга, тот всё ещё был жив и теперь с ненавистью взирал на мага. При падении орк, видно, ударился о прилежащие мелкие, но острые камни, и теперь из его головы сочилась тёмная, почти чёрная кровь. Он казался почти беспомощным, да вот только Гендальф знал лучше и продолжал удерживать наездника на острие меча.
— Ты следил за мной? — процедил волшебник, но ответа не последовало. Майа приблизился и чуть надавил на меч, острие прижалось к шее поверженного, на что тот яростно зашипел, обнажая острые длинные нижние клыки, но продолжил упорно молчать. Взгляд волшебника снова обратился к внешности наездника, но на этот раз цепляясь за мелочи и заостряя внимание на деталях: на орке были лёгкие доспехи из толстой чёрной кожи и металлических пластин, за спиной виднелся арбалет и что-то похожее на боевой топор, — всё обмундирование грубой работы, однако не настолько примитивной, что обычно встречалась у большинства орков; да и шрамы на коже говорили о том, что этот принадлежал к воинской элите. "Тогда что же он делает здесь?" — маг нахмурился, а наездник тем временем прикрыл глаза.
— Что ты здесь делаешь, и кто тебя послал? — в голосе волшебника зазвучали угрожающие металлические нотки. Гендальф слегка усилил давление на меч; чёрная кровь заструилась по антрацитовой коже орка, тот оскалился и с новой силой заворочался под тушей варга. Поначалу седовласый старец было подумал, что тот пытался отстраниться от клинка, и чуть было не заплатил за свою самонадеянность, потому как неожиданно в руке орка оказался сигнальный рог, который он уже успел приставить к губам. Лишь в последнее мгновение магу удалось выбить его заклятьем.
— Я спрашиваю тебя в последний раз, мерзкое отродье... — но майа так и не успел договорить — орк неожиданно повернулся к нему и, неотрывно глядя старцу в глаза, ухмыльнулся и резко подался вперёд, насаживаясь на эльфийский клинок. Из горла вырвалось несколько хлюпающих хрипов, тело наездника пару раз судорожно дёрнулось, и он замер, уставившись стекленеющим взглядом куда-то вверх. Гендальфу оставалось лишь раздражённо выругаться.
После, когда меч уже был высвобожден из бездыханного тела и тщательно очищен о влажную траву, волшебник вновь вернулся к поверженному наезднику в надежде обнаружить хоть какие-то зацепки. Но увы: при себе орк имел лишь оружие да скудный запас вяленого мяса. Конечно, отряд Торина преследовали и ранее, поэтому появление орка-разведчика не должно было настолько удивить мага, однако что-то здесь не складывалось и произошедшее никак не выходило у волшебника из головы, только вот что именно, определить он никак не мог. Помимо воли его взгляд скользнул по равнине, но вокруг не за что было зацепиться, хотя местами трава была настолько высокой, что при желании в ней мог спрятаться кто угодно. Одно было ясно: где один разведчик, там мог в любой момент оказаться и второй, да и где гарантия того, что поверженный не успел уже передать сведения дальше. Ведь орк не был удивлён увидеть мага, а значит, или же следил за ним уже какое-то время, или кто-то сообщил тому, кого стоило искать. Ни первое, ни второе ситуацию не облегчали, поэтому ему надо было уходить как можно скорее, а мысли об отдыхе оставить до лучших времён. Возможно, ему удастся восстановить силы у лесных эльфов. Старец устало вздохнул и быстрым шагом направился к месту ночлега.
Его сборы были скорыми, и большая часть времени ушла на то, чтобы как можно лучше скрыть следы от костра. Напоследок волшебник снова вернулся к ручью, наполнил до отказа меха и в последний раз с наслаждением умылся и напился хрустально-чистой воды. Помимо воли взгляд снова упал на тушу поверженного варга и его наездника: возможно, надо было их спрятать, потому как рано или поздно их обязательно хватятся — да только ни времени, ни возможностей заниматься этим не было. Гендальф упрямо поджал губы, резко развернулся и зашагал к лесу, но у самых деревьев неожиданно даже для самого себя обернулся. На одном из валунов сидел крупный чёрный ворон и, казалось бы, внимательно наблюдал за путником. На мгновение их взгляды встретились, и почти сразу птица бесшумно сорвалась с места и в несколько взмахов крыльев скрылась высоко в небе. Что-то подсказывало, что хорошим предзнаменованием это назвать было сложно...
В первые мгновения, когда кроны вековых исполинов сомкнулись над его головой, волшебнику показалось, что он оказался под водой. Все звуки окружающего мира и ощущения в одночасье стали далёкими, приглушёнными и какими-то гулкими. В то же время всё пространство наполнилось угрюмым рокотом, который волнами врывался в его сознание, сбивая с толку. Это произошло так стремительно, что не пройдя и ста шагов, Гендальф был вынужден остановиться. Дышать стало тяжело, словно невидимая сила постепенно сдавливала горло, мысли путались, в висках стучало так, что перед глазами поплыли красные круги. В какой-то момент волшебнику даже показалось, что он вот-вот потеряет сознание, он инстинктивно облокотился рукой о ствол одного из деревьев, резко выдохнул, и тут же всё прекратилось. По руке в тело мага заструилось вязкое, знакомое тепло, очищая мысли, а сам он словно вынырнул из пучины. Казалось, что странное наваждение развеялось, и вокруг него снова был древний Эрин Гален, да вот только где-то наверху среди переплетающихся ветвей, Маг всё ещё ощущал мрачное послевкусие морока. И пусть враждебности не было, Гендальф очень явно понимал, что ему тут были не рады. Что же касается того, что только что произошло — разбираться в этом он станет, когда окажется в цитадели лесных эльфов, и похоже, ему понадобится всё внимание и концентрация, чтобы туда добраться. А посох всё размеренно постукивал о поросшие мхом плиты старой дороги и отсчитывал шаги, которые уносили странника всё дальше вглубь леса.
* * *
Временами казалось, что всё неслось куда-то сломя голову и не разбирая дороги, то резко замирало и погружалось в полное оцепенение. Как давно я в этой комнате? Порой складывалось ощущение, что прошло всего пару часов, а иногда — будто время вообще остановилось, и уже миновала целая вечность. Это было странно, необычно, неспокойно, и одновременно с этим очень гармонично — моя новая роль фаворитки короля. Признаться, когда я раньше слышала или читала это словосочетание, то в голове всплывали любовные романы, действие которых происходило где-то во Франции семнадцатого века, где дамы носили тугие корсеты и тяжёлые наряды, а кавалеры — широкополые шляпы и при каждом удобном случае выхватывали из ножен шпагу. И да, роль того самого короля исполнял никто иной, как Людовик XIV. Почему именно этот французский монарх? Я не знаю, возможно, так на меня повлияли подсмотренные когда-то тайком фильмы про похождения Анжелики... Но сейчас, замерев у высоких створчатых дверей и чуть поглаживая кончиками пальцев тяжёлые занавески цвета старой розы, все эти мысли казались появившимися из какой-то совершенно другой реальности и Вселенной, и казалось очень странным, почти диким, что эти обрывочные воспоминания принадлежат именно мне.
Подобные столкновения реальностей происходили со мной всё чаще, но каждый раз реакция была почти одинаковой: странное оцепенение, причём не столько физическое, сколько мысленное и эмоциональное. Последнее пугало меня больше всего — внутри будто кто-то перерезал электрический кабель, и наступала абсолютная тьма и холод. Я не ощущала ничего и, словно бездушный манекен, замирала на месте: будь то кресло, кровать, наполненный водой с ароматными маслами небольшой бассейн в личной купальной короля или же как сейчас — стоя у окна. Возможно, что именно эти самые выпадения из нынешней реальности и были виной тому, что моё ощущение времени пошло под откос, поэтому обозначить хотя бы примерно срок того, когда я поменяла свои покои, было очень сложно. Были ли это всего несколько дней или неделя, а может уже две или вообще месяц? "Ах был бы у меня настенный календарь, то можно было хотя бы дни зачеркивать. А так... Ну не зарубки же мне делать?!" Взгляд помимо воли скользнул по элегантному убранству комнаты. "Нет, зарубки явно не вариант..."
Можно было спросить Сельвен, да вот только в последнее время наши отношения отдавали холодком. Нет, мы помирились после того разговора, но всё равно наше общение уже не было прежним, и каждый из нас будто остался на другого чуточку обижен. И вообще, я была уверена, обратись я к ней с подобным вопросом, она на меня посмотрит в лучшем случае как на умалишённую. А потерять возможность и дальше бывать в лаборатории мне совсем не хотелось: это было единственное, что меня отвлекало, помогало скоротать дни и не забыть себя. Последняя мысль заставила меня невольно улыбнуться и чуть закусить губу.
Он появлялся бесшумно, как хищник, вышедший на охоту, подкрадывался по мягкому ковру, сражая своим прикосновением, призрачным поцелуем чуть ниже мочки уха или игриво пробегая пальцами вдоль спины, чтобы потом уверенно привлечь меня за талию к себе. О да, я забывала себя почти каждую ночь и, подобно металлу, плавилась в его искусных руках, обжигающих объятиях. Рядом с ним не было холода, тьма отступала, и я снова жила и чувствовала всё, порой даже слишком ярко. От одного ощущения его присутствия каждая клетка моего организма, каждое нервное окончание, каждый нейрон вспыхивали, зажигались и наполнялись жизненной энергией, и я пила её и была не в силах насытиться. Словно и не было оцепенения, будто и не было никакого прошлого. Иногда, если я засыпала на кровати, он будил меня поцелуем, почти нежным, но больше требовательным и властным. И самое странное — мне это нравилось. Нравилось, подобно крепости, сдаваться каждый раз под его натиском, нравилось биться за ускользающий контроль и его, но больше за свой собственный, нравилось ощущать, как он заполнял меня, и как наши тела, соединённые воедино? становились почти невесомыми от переполняющей магической энергии, нравилось упиваться его запахом, вкусом, страстью... Нравилось лежать обессиленной наслаждением, чувствовать соприкосновение нашей влажной кожи и почти сладостное послевкусие утолённой жажды. Это было странно, но насыщение всегда было лишь временным, и порой только физическая усталость препятствовала тому, чтобы вновь припасть к его источнику. Но глаза сами собой закрывались, и я засыпала, слушая биение его сердца и ловя на грани сознания вопросы о том, ощущал ли он то же, что и я, что думал и что чувствовал.
А наутро меня встречала пустая кровать и эта элегантная комната, выполненная в таких тёплых и одновременно холодных тонах. Когда сквозь створчатые двери прорывалось солнце, события ночи казались очень далёкими и нереальными, и единственное, что о них напоминало, это были те самые мысли. Они всплывали в моей голове, пока я молча завтракала и одевалась, жалили, когда умывалась и наскоро ополаскивала тело холодной водой, раздражали по дороге в лабораторию и сбивали с толку, когда принималась за свои "мемуары". Я отдыхала от них лишь во время работы под зорким глазом светловолосой лесной девы, поэтому и ценила это своё занятие так дорого. Но было и ещё кое-что. Эти мои обязанности давали мне осознание собственной важности и нужности, благодаря им я знала, что всё ещё здесь, а не стала тенью...
Помню, как спустя несколько дней после моего переезда, мы с Сельвен вновь обсуждали найденную ею книгу и мои планы записать собственные воспоминания. Слово за слово, и в какой-то момент я предложила перенести бумаги в мои покои, чтобы можно было поработать там. Ответом мне было напряжённое молчание и испытывающий взгляд эльфийки. Несколько долгих секунд она просто смотрела мне в глаза, а потом перешла на полушёпот:
— Ирина, я не могу просто так к тебе приходить, как раньше.
— Почему нет? — выпалила я, искренне удивляясь такому странному поведению. Ведь в моих глазах я только сменила комнату. Прежде чем ответить, Сельвен несколько раз прочистила горло, словно подыскивала нужные слова, и, в конце концов, хлопнула ладонью по столу.
— Я не знаю, как это сказать изысканно, поэтому буду с тобой прямолинейна. Той комнаты, где сейчас находятся твои покои, официально не существует, и никто не знает ни о её существовании, ни и том, как туда попасть. Поэтому и прийти к тебе никто не может и не должен. Более того, я больше чем уверена, — её голос упал до шёпота, — что он бы не хотел, чтобы я знала, где ты теперь живёшь, — она замолчала, а потом неожиданно добавила, — возможно, скоро он не захочет, чтобы ты её покидала.
От её слов мне отчего-то стало холодно, да вот только осознание всего смысла сказанного пришло позже.
Я сидела на мягком ковре напротив камина, подобрав согнутые колени к груди, млея от огненного тепла, дышащего мне прямо в лицо. Трандуил сидел за мной. Его пальцы вальяжно скользили по моим оголённым плечам к основанию шеи, слегка надавливая на усталые мышцы: в тот день я несколько часов была вынуждена сидеть склонив голову, и поэтому сейчас готова была довольно урчать от этого своеобразного массажа, как кошка, наевшаяся сливок.
— Ты напряжена, — проговорил он, и его глубокий голос отозвался внутри приятной вибрацией.
— Угу, — промурлыкала я в ответ, не особо обращая внимания на его слова и полностью отдавшись приятным ощущениям, которые дарили его руки.
— Думаю, завтра тебе не стоит идти в лабораторию, а лучше выспаться и отдохнуть, — слова вернули меня к реальности. Я приоткрыла глаза и полуобернулась к нему, но, прежде чем успела хоть что-то сказать, он добавил: — Да, так будет лучше. Я распоряжусь, чтобы оповестили лорда Фаэлона и леди Сельвен.
Тон последней фразы был хоть и мягким, но абсолютно безапелляционным, тем самым давая понять, что возражать даже не стоит и пытаться. Тогда я лишь мысленно махнула на это рукой, радуясь как школьник неожиданной возможности выспаться. Да только радость эта была не долгой. После трёх дней, отведённых мне на отдых, от скуки и бездействия я готова была уже ползать по стенам своих покоев. А ещё мне стало казаться, что ещё немного, и я сама забуду о своём существовании в этой тайной комнате. Что если в этих покоях, которых официально нет, в какой-то момент официально не станет и меня? Поэтому оказаться снова в лаборатории было подобно глотку не только свежего, а вообще воздуха.
После этого случая, король под тем или иным предлогом то и дело "отстранял" меня от моих обязанностей. Отдых был наиболее частой причиной, но также были и встречи в саду, когда мы уединялись на несколько часов (по ощущениям) в дальнем уголке, где когда-то он показал мне диковинное дерево. Оно давно уже сбросило свой золотой наряд и теперь стояло по-осеннему обнажённое и потерянное, вызывая в душе щемящую тоску. А после он провожал меня до золочёной калитки, и мы расставались до вечера.
Сегодня я тоже вынуждена была остаться в своих покоях, но на этот раз причиной тому был визит портного. Владыка сообщил мне об этом прошлой ночью, отпивая вино из хрустального бокала, что вызвало во мне почему-то волну раздражения.
