Погружённая в свои тёмные мысли, я сидела на кровати в своей каморке, подобрав под себя ноги. С того момента, как в прошлый раз прозвонил библиотечный колокольчик прошло довольно много времени, и за окном успело стемнеть. В душе теплилась надежда, что это был последний на сегодня "заказ". — Мне надо выбраться отсюда. — Продолжало биться в голове, пока мой критический взгляд изучал скудное убранство моей спальни. — Даже если Сельвен про меня и забыла, мне надо отсюда бежать. Иначе всё здесь сведёт меня с ума. Включая их странного короля... — При воспоминании о нём, меня всегда охватывало странное чувство волнения и раздражения, а мысли о каждом его прикосновении отдавались внутри болезненным, неудовлетворенным томлением. И, словно в ответ, тишину моей "кельи" прорезал знакомый звон. — Опять... Такими темпами из аристократа ты точно скоро перейдёшь во вторую группу, Трандуил Ороферион. — Однако деваться было некуда, и, кинув хмурый взгляд на золотистый объект над кроватью, я отправилась за подносом.
* * *
"Зачем?" — этот вопрос не давал ему покоя вот уже несколько дней. Король стоял перед разожжённым камином, задумчиво барабаня пальцами по нагретому мрамору облицовки. Эта смертная по какой-то непонятной причине постоянно подогревала его интерес, преследовала его мысли во сне и наяву.
Сначала он был одержим азартом охотника, ищущего свою добычу. А то, что ей удалось ускользнуть от него в его же лесу, неприятно царапало королевское самолюбие. Его интерес особенно подогревало то обстоятельство, что найти лесную беглянку оказалось не так легко, как он думал. Во-первых, он просто не знал как её искать. Король или нет, но в открытую выспрашивать о слугах, не вызывая при этом лишних вопросов, он не мог. Однако, по воле случая, в тот день он оказался в саду.
Сначала его внимание было приковано лишь к дочери лекаря. Эта с виду тихая, но отнюдь не робкая эльфийка многим мозолила глаза своим поведением, и после того, как неожиданно покинула королевство, некоторые голоса не раз выступали даже за то, чтобы лишить её брата и отца всех привилегий и почестей, а ей запретить возвращаться, особенно учитывая историю их семьи. Но он не позволил. Не было вины Фаэлона в том, кем была его жена, как и не было вины его сына в том, чья кровь текла в его венах. Они и так страдали от потери матери и жены, а теперь — дочери и сестры. Поэтому, пока эльфийка всё ещё слышала зов леса, он просто не мог отнять у них надежду на то, что очередное возвращение светловолосой беглянки будет последним, и она останется со своим народом и семьёй.
Это он и пытался донести до лесной девы, поэтому склонившаяся за спиной фигура служанки поначалу не привлекла его внимания. Кажется, он разрешил смертной подняться лишь из жалости. Однако стоило ему вскользь взглянуть на неё, как в голове прозвучало победоносное: "Нашёл!". Не смотря на то, что лицо и волосы женщины были скрыты бордовым платком, он отчего-то знал, что это была именно та самая смертная из леса, которая так бесстыдно наблюдала за ним, распаляя его интерес и тёмные, запретные желания. И за это она ответит, но он должен был знать наверняка...
Когда он стал невольным свидетелем разыгравшейся сцены между эльфом и служанкой, то не сразу её узнал. Тогда его внимание привлекли раздражённые, громкие голоса, говорившие на Всеобщем. Повинуясь странному предчувствию, он свернул в коридор, где поначалу в скудном свете факелов смог различить лишь эльфа, угрожающе нависшего над кем-то. Но уже в следующее мгновение воцарившуюся тишину прорезал громкий шлепок, и стройная женская фигура с силой впечаталась в каменную стену. Несмотря на то, что в королевстве наказания слуг за непослушания были нередки, он вынужден был признать, что помощник Эглериона явно перестарался. Заметив, что последний уже замахнулся для повторного удара, он поспешил его окрикнуть. Эльф замер, резко развернулся и, склонившись, сразу принялся горячо извиняться за нарушение спокойствия. Тот говорил ещё что-то, но король уже не слушал — его внимание было приковано к смертной. Хватило лишь одного мгновения, одного взгляда, чтобы понять кем была нарушительница порядка. А потом он вдруг разозлился на склонившегося перед ним лесного эльфа за то, что тот так грубо отшвырнул её. — Служанка или нет, смертные намного более хрупкие, чем бессмертные дети Эру. И мне вовсе не хотелось, чтобы только нашедшейся беглянке проломили череп. — Так, во всяком случае, объяснял разум его резкий всплеск эмоций.
Оказавшись с ней наедине, ему хотелось увидеть её глаза, так заинтриговавшие его в лесу, но женщина упрямо смотрела в пол. Не выдержав, он заставил её поднять голову, и замер. Таких глаз, где тёмный янтарь дерева смешивался с зеленью листвы, он не встречал ни у людей, ни у эльфов. Выходит, той ночью он не ошибся, они действительно были двухцветными. В какой-то момент, она отступила и дёрнула головой. Этот её бессмысленный жест непокорства его позабавил и порадовал одновременно. У смертной был характер, который та показывала даже тогда, когда её собственное сердце безумно билось в груди от волнения. Он почти сразу отпустил её и, наблюдая за тем, как она спешно ретировалась, не смог сдержать улыбки. "С ней не будет скучно", — отметил он про себя.
А потом был этот странный вечер. Он хотел лишь проучить её, наказать за любопытство и за то, что она так бесцеремонно вторглась в его мысли. И в начале ему это удалось. Наблюдая за тем, как она боролась с собственным смущением и волнением, он еле сдержал улыбку. Однако, когда она вернулась с бокалом, что-то пошло не так. Все шутливые мысли тут же вылетели из головы, а по телу пробежала волна странного наслаждения, стоило ему коснуться руки женщины. И она тоже это ощутила, дёрнулась всем телом, пытаясь отстраниться, но он не мог этого позволить. Её кожа оказалась на удивление нежной и шелковистой, и им овладело непреодолимое желание почувствовать ещё больше. Он потянул её на себя, завороженно наблюдая, как её глаза то темнели, то вспыхивали калейдоскопом эмоций. И тогда, как и той ночью в лесу, он уловил в воздухе этот сладостный, дурманящий аромат её возбуждения. Понимание, что её тело так реагировало на его близость, подействовало отрезвляюще, помогая вернуть ускользающий самоконтроль. Он нехотя отпустил её руку, с улыбкой наблюдая за тем, как её растерянность сменило смущение, как она заметалась, не зная куда спрятать взгляд. — Нет, она всего лишь смертная женщина. — Отметил он про себя, убеждаясь в собственном превосходстве. Однако его торжество длилось ровно до того момента, пока он не сомкнул веки.
Все его сны в ту ночь, были наполнены ею. Её глаза, ощущение её бархатистой кожи и этот сводящий с ума аромат. Он проснулся с первыми лучами солнца возбуждённый и с мыслью о том, как должно было выглядеть её тело под этим простым платьем. Глухо зарычав, эльф резко поднялся на ноги и устремился в умывальную. Но и здесь, её образ не давала ему покоя, и он еле удержался от того, чтобы прикоснуться к себе. "Она всего лишь смертная женщина", — повторял он как мантру, но тело отказывалось подчиняться разуму. Наконец ему удалось успокоиться, но от торжествующего настроения прошлого вечера не осталось и следа. И тогда, чтобы доказать своё превосходство и себе и ей, он вновь вызвал женщину к себе.
С каждой минутой ожидания его терпение таяло, и когда она наконец появилась на пороге, он уже не скрывал своего раздражения. — Как смела она заставлять его ждать? Как смела она вторгаться в его... — Последнюю мысль он так и не закончил, потому что её ладонь вновь оказалась зажатой в его руке. Но она опять смотрела в пол, а он хотел видеть её. Интуитивно он дёрнул её на себя, снова встречаясь с ней взглядом. О, как горели эти глаза! Но уже не страстью и желанием, а злостью и раздражением. Понимая, что вывел её из себя, он внутренне улыбнулся. Однако, король никак не ожидал, что женщина посмеет повысить на него голос, да и она сама поняла, что зашла слишком далеко. Потупив взор, она спешно извинялась, а ему хотелось сорвать с неё этот проклятый палантин, хотелось видеть её лицо. Он сдержался и снова отпустил её, но лишь до вечера.
Как и тогда в лесу, он почти сразу почувствовал её присутствие, а взгляд двухцветных глаз, казалось, обжигал его тело. Он не видел её, но ощутил, как она замерла за дверью, наблюдая за ним и его партнёршей, слышал, как бешено забилось её сердце, чувствовал сладкий аромат, выдававший её тело. Что творилось у неё сейчас в голове? Какие образы заставляли её томиться в сладостной истоме? Желала ли она быть на месте эльфийки? И, словно в ответ на его вопросы, перед его внутренним взором замелькали картины. Тёмные волосы разметались по плечам, с губ срывались стоны, полные наслаждения. Она выгибалась навстречу ему, принимая его в себя полностью, встречая каждое его движение. И эти горящие страстью глаза. Он увидел их так ясно, будто это и вправду была она. Наслаждение накрыло его резко. Он замер, смакуя каждое сладостное мгновение, чувствуя как задрожала эльфийка под ним. Где-то вдалеке жалобно звякнули бокалы. Она убежала.
Он должен был остановиться тогда и уже на следующий день отправить её обратно в дом лекаря. Но он этого не сделал. Ему доставляло странное удовольствие наблюдать за тем, как она теряла контроль и самообладание рядом с ним. Наутро, нежась в ароматной воде, он с нескрываемым торжеством наблюдал за её метаниями. От его внимательного взора не укрылись и залегшие под её глазами тени. Выходит, не у него одного были бессонные ночи. После того, как она неуклюже покинула умывальную, он ещё некоторое время иронично улыбался ей вслед.
— Так зачем же она мне нужна? — Сейчас, прокручивая в голове события последних дней, Владыка Лихолесья, Трандуил Ороферион, неожиданно для самого себя нашёл ответ. Спустя тысячелетия войн, побед, поражений, радостей, горестей, обязанностей и наслаждений, скука стала его постоянной спутницей, а этой смертной, впервые за многие годы, удалось разбавить монотонную рутину его дней. Поэтому он и не собирался её отпускать. Во всяком случае, так подсказывал ему разум.
Встряхнув головой, король расправил плечи и решительно потянул за бархатный шнурок. Где-то вдалеке прозвенел колокольчик. — Она скоро придёт. — Эта мысль заставила его невольно улыбнуться.
========== 50. Поддавки ==========
Звук шагов и шелест платья отражались от каменных стен, смешиваясь в еле различимый шёпот. Стекло на подносе то и дело чуть позвякивало,выдавая нехватку сноровки, а может, и желания несшего его человека. Коридор освещался лишь одним небольшим светильником, из-за чего по стенам расплывались неясные очертания и тени. Здесь было мрачно и неуютно, как и у меня на душе.
Чем меньше становилось расстояние между мной и королевскими покоями, тем тревожнее и взволнованней вздрагивало всё внутри. Чтобы отвлечься, я развлекала себя тем, что силилась угадать в каком виде предстанет лесной Владыка на этот раз. — Полуголым? — Было. Голым? — И не раз. В ванной? — Тоже. С дамой? — Дважды. Так что же остаётся? Хммм Может с хлыстом и в латексе? — Вот это будет неожиданно! Да нет, здесь вроде такое не практикуется...Хотя кто его знает? — Я хмуро ухмылялась, а мысли метались, как белки в колесе, отдаваясь болью в висках. На меня накатывала жуткая мигрень, и в глубине души я надеялась, что на этот раз всё пройдёт быстро и без всяких изысков и осложнений. Я зайду, оставлю поднос, если надо даже пожелаю сладких снов и спокойно уйду, чтобы успеть забыться сном, прежде, чем от пульсирующей боли начнёт темнеть в глазах. Но что-то подсказывало мне, особенно учитывая опыт предыдущих дней, что моим надеждам не суждено будет сбыться. Поэтому, с каждым шагом настроение всё ухудшалось, а виски неумолимо сжимал стальной обруч.
Наконец впереди замаячил открытый проход в первую комнату, которая, по обыкновению, снова была погружена в еле различимый полумрак. На этот раз я не стала ни оглядываться по сторонам, ни прислушиваться, а поскорее засеменила в гостинную. Здесь, как и во все предыдущие мои визиты, горел камин и несколько свечей, а в воздухе витал лёгкий аромат чего-то пряного и немного терпкого. "Глинтвейн" — не растерялось моё воображение. На меня неожиданно нахлынули воспоминания этой зимы, в горле застрял комок: "Конечно! А в главном зале стоит новогодняя ёлка, а под ней — Дед Мороз!Возьми себя в руки!" Покачав головой, словно в насмешку над собственной романтической ностальгией, я тяжело вздохнула.
— Отчего же это ты так тяжело вздыхаешь? — Прозвучало откуда-то сбоку, и, несмотря на то, что я подозревала о присутствии его Величества в комнате, звук его голоса заставил меня вздрогнуть. Всё ещё с подносом в руках, я обернулась в его сторону.
На этот раз Трандуил Ороферион меня удивил, но не степенью своей "раздетости", а скорее наоборот. Король был в тёмно-бордовом длинном кафтане поверх чёрной шёлковой туники. Отсутствие обнажённого тела было воспринято мною со смешанным чувством облегчения и разочарования. А тем временем эльф, всё это время наблюдавший за мной, снова заговорил.
— Знаешь, у тебя есть отвратительная привычка — по долгу не отвечать, когда тебя о чём-то спрашивают. — Похоже я опять ловила ворон и забыла все приличия. — Хотя почему меня это не удивляет? Ты ведь человек. — Последнее было сказано с нескрываемым высокомерием и пренебрежением, отчего тут же вспомнился утренний инцидент в ванной комнате, и приутихшая было злость заворочалась в груди с новой силой.
— Простите, Ваше Величество. — Бросила я довольно сухо, снова разворачиваясь с подносом к уже знакомому столику у камина, в надежде поскорее избавиться как от увесистой ноши, так и от общества коронованной особы.
Однако, когда глаза отыскали нужный мне предмет мебели, то я невольно замерла на месте. На тёмной поверхности, в красноватых отблесках камина можно был ясно виден хрустальный графин и бокалы, принесённые мною вчерашним вечером. Всё стояло ровно так, как я и оставила, абсолютно нетронутое. Чтобы не зарычать от досады, пришлось до боли закусить губу, а руки с такой силой сжали поднос, что побелели костяшки пальцев. Мне вдруг стало всё абсолютно ясно и понятно. Его Величество играл со мной, ему нравилось вызывать меня в любое время дня и ночи, хотя ни вино, ни фрукты ему не были нужны. — Только вот зачем? Чтобы показать свою власть? Вряд ли...
— Ты о чём-то задумалась? — Проговорил он за спиной. — Или ты решила всю ночь здесь простоять? — Это прозвучало если не как насмешка, то с усмешкой точно. Король стоял совсем рядом, меня окутывало тепло его тела и присущий только ему аромат хвои и бергамота. Однако на этот раз вместо волнения, его близость только подстегнула уже разгоревшуюся злость. Кажется он склонился ко мне, потому как несколько шелковистых прядей скользнули по моей шее. Отчего-то, это и стало последней каплей, и в следующее мгновение поднос со всем содержим полетел на пол. Еле удержавшись от того, чтобы не пнуть рассыпавшиеся по полу осколки, что несомненно выдало бы преднамеренность моего поступка, я со злорадством разглядывала сотворённый мною беспорядок, как поблёскивающий хрусталь медленно смешивался с расплывающимся темно-красным, почти чёрным, вином.
