— Вас с Ириной не отпустят из дворца, пока обстоятельства не поменяются, — что-то в последней фразе резануло слух, вмиг возвращая в реальность. Сельвен сначала даже не поняла, что именно привлекло её внимание, пока не осознала, что король, который стоял к ней сейчас спиной и неторопливо перебирал что-то на столе, назвал женщину именно Ириной, а не смертной, помощницей или служанкой, что было бы обыденно.
Обращение (пускай и косвенное) из уст Владыки к человеку по имени считалось честью и знаком того, что смертный был кем-то значимым для эльфа. "Понял ли Его Величество, чьё имя с такой лёгкость только-что сорвалось с его языка?" Но глядя на чуть склонённую голову короля, Сельвен могла поклясться, что Трандуил Ороферион и не заметил, как выдал себя. А мысли эльфийки невольно вернулись к одной из причин, почему она сегодня оказалась здесь, хотя конечно часами ранее это были лишь догадки и скандальные, почти преступные, подозрения.
— Вы не отпускаете меня или же всё-таки Ирину? — её голос был подобен шелесту ветра в высокой траве. Сельвен тихо охнула, осознав, что только что невольно произнесла вслух свои мысли, но было уже поздно. Владыка распрямил плечи, вытянулся и медленно повернулся к ней. На несколько мгновений в комнате повисла звенящая тишина.
— Что Вы сказали, Леди Сельвен? — спокойный, размеренный тембр, всё то же бесстрастное выражение лица. Однако замершая на месте эльфийка понимала, что всё это было не более,чем иллюзия, и с непроницаемой маски, в которую превратилось лицо короля, на неё смотрели потемневшие, как грозовое небо глаза.
— Я... — но слова застряли в горле. Снова молчание, нарушаемое лишь ударами её сердца.
— Дочь Фаэлона, Вы забываетесь, — эльф намеренно выделил каждое слово. — Уже давно, и по собственной воле, Вы приняли решение покинуть родной дом. Великий Эрин Галлен не придорожная таверна, куда Вы вольны заглядывать, когда вздумается. Оставив за спиной Вашу семью, Ваш народ, Вы намеренно отказались и от всех причитающихся привилегий и прав. Вам не было отказано в милости на пребывание в этих землях только из-за заслуг перед королевством Вашего отца и брата, — король сделал многозначительную паузу. — И несмотря на то, что мы ценим Ваш вклад в работу больничного крыла, это не даёт Вам права вести себя столь бесцеремонно и высокомерно. Вам выделили покои в верхнем дворце. Это большая честь, учитывая, что среди лесных эльфов Вы не располагаете ни положением, ни статусом. Поэтому внутренние дела королевства Вас никак не касаются, — последнее было сказано с толикой пренебрежения.
— Ваше Величество, прошу, простите мне мою заносчивость. Я поступила необдуманно... — Сельвен склонилась в почтительном поклоне, понимая, что в своих речах зашла слишком далеко.
— Время аудиенции истекло, Леди Сельвен. Нам больше не о чем говорить, — и снова ей захотелось поёжиться от сквозившего в его словах холода. Владыка взглянул на неё ещё один раз, а после отвернулся и через несколько размеренных шагов вновь оказался у выхода на террасу, замерев в той же позе, в которой она застала его в начале разговора. Лесной деве ничего не оставалось, как покинуть приёмную.
Той ночью она ещё долго стояла у окна, глотая сухие слёзы с привкусом обиды, злости и стыда. Она проиграла сегодня, позволив эмоциям завести её слишком далеко, заступить за грань дозволенного. "Как и тогда", — усмехнулся внутренний голос, и почему-то в тот момент он был слишком похож на королевского дворецкого. Впервые за многие годы ей прямо и без прикрас указали на её место среди лесных эльфов, и это задело больно и глубоко, хотя не должно было даже царапнуть. Возможно, она не была настолько свободна от своего прошлого, как того хотела бы, а быть может, это и было её прошлым всё это время, просто она сама этого не видела. Эти мысли оставались на языке горьким послевкусием, от которого не избавляли ни чистая вода, ни сладкое вино. А ещё, уже перед самым сном, она поймала себя на мысли, что король так и не дал ответа на её последний вопрос. "Но он не сказал нет." И это было красноречивее любых слов.
* * *
"Боишься ли ты темноты?" Мои глаза распахнулись, а в следующее мгновение я уже сидела на кровати, судорожно озираясь и глотая застоявшийся воздух. До рассвета было ещё далеко, а посему комнату заволокло непроницаемым мраком, показавшимся мне в тот момент каким-то вязким и постоянно передвигающимся, словно огромное живое существо. Это был очередной кошмар, и судя по тому с какой периодичностью они наведывались, мне пора было уже давно к ним привыкнуть. Я встряхнула головой, глубоко вздохнула и откинулась на подушки, вновь закрывая глаза с твёрдым намерением, как можно скорее вернуться в объятия сна. Но ничего не выходило, а слова зловещим и насмешливым эхом отдавались в ушах.
Почему эта глупая фраза, больше похожая на тривиальный ужастик из моего мира, никак не давала мне покоя? Быть может именно потому, что и казалась уж слишком свойственной моему миру?... Я снова открыла глаза, и взгляд помимо воли упёрся в нависающий тёмно-зелёный балдахин, вернее то, что ткань была именно этого цвета можно было лишь догадываться. А при нынешнем свете, или вернее отсутствии такового, тяжёлый бархат казался иссиня-чёрным, разбавленным лишь вышивкой, которая чуть поблёскивала от размеренного покачивания ткани... Я похолодела. Ночи в последнее время были морозные, да и мне после недавней болезни наказано было беречь себя. Поэтому я точно помнила, как закрывала окно, да и немного спёртый воздух комнаты говорил сам за себя. Тогда откуда здесь было взяться сквозняку?
"Надо проверить окно, проверить окно...", — повторяла я про себя, как мантру. Только тело, скованное страхом, отказывалось повиноваться, а глаза были всё так же прикованы к чуть покачивающемуся балдахину. Лишь огромным усилием воли удалось таки освободить из-под одеяла одну, а потом и вторую ногу, чтобы почти сползти на пол, продолжая тревожно вглядываться в тёмные складки бархата, как будто оттуда вот-вот выскочит монстр. Ощущение чуть прохладного мягкого ковра под ступнями подействовало неожиданно отрезвляюще, и я вдруг ясно увидела себя со стороны, насколько смешно и нелепо выглядели сейчас мои действия... Шаг, другой, поворот, несколько стремительных движений, и я наконец у окна, хватаюсь за ручку, нажимаю и с силой дёргаю на себя. Ветер ворвался в комнату, рассекая застоявшийся воздух, лицо обожгло морозное дыхание осенней ночи, а по коже пробежали мурашки, но уже не от страха, а от холода. Тонкая ткань ночной рубашки почти не защищала тело, и спустя несколько минут, я уже невольно дрожала и чуть ли не стучала зубами в такт бешено бившемуся в груди сердцу. Вновь зазвучавший тихий шёпот леса, больше похожий на урчание кошки, успокаивал, и я наконец нашла в себе силы отвернуться от окна и темнеющих вершин Великой чащи.
Комната была по-прежнему пуста и безмолвна, и только балдахин так и продолжал размеренно покачиваться над кроватью, но теперь тому было логическое объяснение. Вздох облегчения сорвался с моих губ. "А что если тебе это показалось с самого начала?" — сыронизировал внутренний голос, но я отчего-то была уверена, что это было не так. А ещё невольно поймала себя на мысли, что возвращаться на кровать совершенно не хотелось. Пусть это было неразумно, пусть по-детски, но какое-то внутреннее чувство меня останавливало. С каждым порывом ветра спальня становилась как-будто светлее, а обрывки былого плотного мрака разметало по углам, словно клочья разорванной мантии. Одновременно с этим казалось, что тени двигались, перемещались, стараясь дотянуться друг до друга, и лишь врывающийся с улицы холод не давал им сблизиться...
"Бред..." — я устало облокотилась на стекло второй ставни. В тот момент мне очень хотелось списать всё происходящее на разыгравшееся воображение, ночные кошмары, расшатанные нервы или хотя бы на слишком крепкий травяной чай, выпитый накануне, и, наверное, окажись я в своей квартире из стекла и бетона, оно бы так и было. Но двадцать первый век остался где-то очень далеко, а здесь царили совсем другие законы и порядки, а потому могло случиться всё что угодно, включая и призрачных собак и ожившие тени по углам.
Взгляд ещё продолжал скользить по окружающему меня пространству, всё силясь различить хоть что-то, но в какой-то момент стало ясно, что усталость и сон возьмут своё: ноги то и дело подрагивали, а глаза противно щипали. Надо было решать, что делать. После недолгих раздумий я осторожно прошла вперёд и, схватив с кровати одеяло, быстро вернулась: что-то подсказывало, что здесь у окна мне не грозит опасность, даже если таковая и существовала. Ещё некоторое время я сидела на полу, укутанная почти с головой в тёплое одеяло, но с каждой минутой веки становились всё тяжелее, а противостоять убаюкивающему рокоту леса — всё сложнее...
"С тобой всё в порядке?" — раздалось прямо надо мной, и кто-то тронул меня за плечо. Я нехотя открыла глаза, и почти сразу же вынуждена была вновь зажмурилась от ослепляющего яркого света. "Она жива", — продолжил всё тот же кто-то, но обращаясь уже явно не ко мне. "Здесь такой холод, что я бы не удивилась, если бы она окоченела за ночь", — на этот раз уже другой голос раздался откуда-то со стороны. Второй говоривший явно считал всю ситуацию довольно забавной, и даже и не думал этого скрывать. Наверное именно последнее замечание и подтолкнуло меня вновь разомкнуть веки и после недолгих копошений подняться — таки на ноги.
Со мной в комнате находились две служанки, одетые в уже привычные одинаковые серые платья, с тюрбанами на голове и, как и требовалось, их лица были закрыты. Единственным различительным знаком было то, что женщина, стоявшая передо мной была чуть повыше той, что рассматривала меня со стороны. Под их изучающими взглядами почему-то стало неловко, а плотное одеяло показалось прозрачным, как, впрочем, и ночная рубашка. Женщина напротив протянула вперёд руки, в то время как вторая так и продолжала стоять сбоку, держа на весу какой-то чехол из тёмной ткани. Я только хотела поинтересоваться его содержимым, когда первая служанка деланно прочистила горло, а в ответ на мой вопросительный взгляд жестом указала на одеяло. Пришлось с ним распрощаться, и почти сразу стало понятно, что предыдущее замечание по поводу низких температур в моей спальне не было преувеличением — холод стоял бодрящий, а, грубо говоря, собачий, из-за чего почти сразу дёрнулась ко всё ещё открытому окну.
— Нечего меня разглядывать. Ничего нового не увидишь! — огрызнулась я, захлопывая ставни и одновременно чувствуя изучающий взгляд служанки пониже. Та еле слышно фыркнула, а её напарница, которая тем временем умело заправляла мою постель, весело хмыкнула. Эти две были явно не робкого десятка и не вели себя, как забитые тени, в которые превратилась большая часть дворцовой прислуги. Или, быть может, дело было в том, что со мной они были один на один, и никакой эльф не маячил на горизонте? Так или иначе, но от их явно ироничного настроя мне почему-то стало легко, почти весело, а воспоминания о ночном кошмаре показались детскими и ничего не значащими. Я с интересом наблюдала за тем, как они заканчивали приводить комнату в порядок, как накрывали нехитрый завтрак на небольшом прикроватном столике, все это время то и дело кидая в мою сторону насмешливые взгляды и хитро перемигиваясь друг с другом, а когда обе женщины уже оказались в дверях, неожиданно для самой себя выпалила:
— Погоди! — обернулась только та, что повыше. — Как твоё имя? — она чуть склонила голову набок и несколько секунд внимательно на меня смотрела, а потом чуть пожала плечами и безразлично спросила:
— Зачем тебе это? — вопрос поставил меня в тупик, и женщина, казалось, прочитала это в моих глазах и в следующее мгновение уже скрылась за дверью, напоследок лишь слегка качнув головой. После их ухода я ещё какое-то время стояла, вперившись взглядом в закрытую дверь. Своеобразный "отказ" служанки немного меня задел, но вместе с тем, что-то внутри подсказывало, что женщина была права.
Однако утро шло своим чередом, и чтобы не опоздать в лабораторию, пришлось поторапливаться. Лёгкий завтрак: ломоть хлеба, сыр, молоко, яблоко и небольшой кусочек колбасы (который, как я подозревала полагался мне только из-за того, что была человеком), затем быстрый утренний туалет, и вот я уже спешила по прохладным коридорам дворца, кутаясь в шерстяную шаль. Только сегодня мне каким-то непостижимым образом удалось оказаться в лаборатории первой, а Сельвен появилась лишь где-то через полчаса (хотя утверждать не берусь — часов-то здесь ещё не изобрели). Эльфийка выглядела бледной, уставшей и немного потерянной. Поймав мой взгляд, она виновато улыбнулась, проговорив что-то вроде: "Никто не идеален", — и поспешила заняться приготовлением очередной порцией снадобий. Я не стала ей докучать, и приступила к своим обязанностям. Пару раз в течении дня у меня мелькала было мысль поведать своей напарнице о ночном происшествии, но каждый раз, от одного взгляда на её напряжённое и сконцентрированное лицо желание отпадало само собой, а идея сразу казалась глупой и бессмысленной. А после, когда рутина затянула в свой водоворот, то и вовсе позабыла обо всём, как и о таинственном чехле, который был в руках одной из служанок.
* * *
Я только отхлебнула из кружки воды, смешанной с вином, что обычно подавали к ужину, когда взгляд упал на аккуратно разложенную на кровати тёмную ткань. В битве голода и любопытства, победило последнее, и спустя мгновения пальцы уже нетерпеливо развязывали шнурки, удерживающие "чехол" вместе. А когда складки серо-чёрного хлопка были откинуты в сторону, мне с трудом удалось сдержать возглас восхищения. На изумрудном бархате покрывала лежало одно из самых прекрасных платьев, которые мне когда-либо доводилось не только видеть, но и трогать. Несколько оттенков сиреневой воздушной и полупрозрачной ткани чья-то рука мастерски скроила в изысканный в своей обманчивой простоте наряд. Казалось, что предо мной лежал сотканный из шёлка цветок, чьи лепестки сплелись между собой, создавая ощущение лёгкости и торжественности. Позабыв про ужин, я скинула платье и осторожно скользнула в это эльфийское творение, а в том, что наряд создали именно эльфы, можно было и не сомневаться.
Складки ткани легли идеально, подчёркивая талию и визуально приподнимая грудь. Широкие рукава спускались почти до кончиков пальцев, но стоило потянуться вверх, как слои шёлка рассыпались, словно струи воды, обнажая руки почти до плеч. Невесомое, платье казалось сотканным из сиреневого тумана, и не удержавшись, я закружилась перед зеркалом, весело хихикая, словно маленькая девочка, которая впервые примеряет мамины наряды...
— Как вижу, оно тебе понравилось, — слова прозвучали как гром среди ясного неба. Я резко остановилась и обернулась. Король стоял, прислонившись к одному из резных столбов кровати, что подпирали балдахин, и на этот раз не скрывал своей улыбки.
— Оно прекрасно. Благодарю Вас, Ваше Величество, но...
— Только не надо говорить, что мне не стоило этого делать, — закончил он за меня.
