— По докладам товарищей, имевших опыт финской войны, самым лучшим из советских танков был и остается Т-72. Меня очень интересует, почему он до сих пор не пошел в массовое производство?
Отвечать, понятно, пришлось Кошкину.
— Эта машина чрезвычайно сложна в производстве и потому дорога. Примерные оценки таковы: за счет отказа от производства одного Т-72 можно произвести тридцать Т-44. Это самая минимальная цифра. Для Т-34 она точно больше. Не хватает специальных сталей, смазочных масел, оптических устройств, средств связи и многого чего еще. Множество узлов и комплектующих приходится делать вручную. Самое главное наше отставание вижу в следующем. Опыт массового изготовления подобной техники отсутствует. Промышленности его только предстоит набирать. Мы, конструкторы, в свою очередь, обязуемся совершенствовать модели техники так, чтобы заводы успевали перестраивать под них производственные линии. Полагаться же на импорт материалов, полуфабрикатов и отдельных узлов я считаю неправильным, и в этом заказчики нас полностью поддерживают.
Возможности бронетехники были, понятно, продемонстрированы на ходу. Танки легко заводились, сравнительно плавно разгонялись, стреляли с коротких остановок. Бронетранспортеры останавливались, из них выбегали пехотинцы и чуть ли не на ходу открывали огонь из укороченных винтовок, а пара бойцов немедленно установила ручной пулемет. Не обошлось без эвакуационного тягача (вообще-то того же Т-44, но без башни с пушкой), который, завывая двигателем, утягивал условно поврежденный танк с поля боя. Для пущей достоверности с машины, якобы подлежащей ремонту, даже сняли гусеницы.
Но самое большое противостояние было впереди. Высокой комиссии надо было принимать решение о том, сколько производить бронетехники и какого типа она должна быть. Обсуждение могло стать резким — это самое мягкое выражение. И оно им стало.
— ... так куда же нам такое количество зениток с заведомо малыми возможностями стрельбы по высоколетящим целям?
— ...если в колонне, то в состоянии ли они прикрыть и от...
— ...так точно, зенитки могут вести огонь по наземным целям...
— ...и зачем тогда такое количество ремонтных подразделений, если заводы в состоянии насытить...
— ...и тогда разумный вопрос. Даже если у нас имеются целые корпуса танков — как их доставить на тот самый ТВД? При общей неразвитости железнодорожного сообщения...
— ... я сам видел укороченные винтовки! Спрашивается, почему не обычные трехлинейки?
— Как же, если они по размеру...
— Так увеличьте высоту корпуса!
— Можно, но при этом возрастет и вес тонны этак на три, и уязвимость от огня противника...
Компромиссы перли. А куда ж без них?
Михаил Афанасьевич Булгаков отставил ручку-самописку — кто что ни говори, а с ней удобнее, пусть даже почерк становится хуже — и улыбнулся. Очередная книга была закончена. Хотя нет, еще предстояла обработка текста. Кто-то с более техническим складом ума мог бы назвать этот процесс шлифовкой. Но главное было сделано.
Он смог!
Он проник в суть танца. Вы говорите, это язык со многими смыслами? Да, это так, но точно то же можно сказать и о Библии. Священнодействие во славу Творца? И это тоже. Обмен чувствами? Ну конечно, но лишь часть.
Язык, конечно, объединяет. Он выражает. Он сообщает. Но не единый лишь механизм передачи заложен в танце — нет, это акт творения, ибо для него и создан человек. И эта часть Вселенной недоступна извечному оппоненту Создателя. А человек — может. Пусть в небольшой степени, да чего там говорить — в ничтожной мере он подобен тому, кто Создавал. Но подобен!
Теперь лишь бы хватило здоровья на обработку получившихся слов. Михаил Афанасьевич подумал, что все же ему повезло с этим таинственным инженером. Тем, кого он хотел было втиснуть в сюжет предыдущей книги — и не смог. Не получилось. Зато лекарства, о происхождении которых даже задумываться не стоило... нет, они скорее помогали, чем лечили. Но опыт врача и семейные воспоминания вдобавок однозначно говорили: без них было бы куда хуже. Гораздо хуже. А с ними удалось обмануть время и болезнь. Не полностью, но все же... Доктор Булгаков подсознательно отслеживал динамику собственного состояния, и потому знал: при некотором везении он сможет закончить работу. Вслух это не говорилось никому, даже самому себе. Кстати, запас лекарств совсем недавно был пополнен.
Елена Сергеевна не поняла значения улыбки мужа. Но ведьмино чутье помогло ей проникнуть в смысл. Теперь она точно знала: это была улыбка победителя.
Писатель, драматург, моралист и мыслитель поднял солидную стопку листов двумя руками.
— Завтра я начну работать, — торжественно произнес он.
Некто, случайно услышавший сказанное, мог бы удивиться: из слов следовало, что до этого работы вроде как не было. Но Булгакова не была сторонней зрительницей. И она подтверждающе кивнула.
На календаре было самое начало июля 1941 года.
Сначала ощутил удовлетворение нарком Берия. Потом эта эмоция передалась Сталину.
Двухступенчатая ракета вообще полетела, что уже являлось в глазах любого понимающего в деле большим успехом. Впрочем, о нем никто, кроме понимающих, и не знал. Даже члены Политбюро были не в курсе.
Были и дополнительные причины для подъема духа. Сработала закладка: в руки высшего руководства попал цикл книг Бориса Чертока "Ракеты и люди". Правда, не удалось достать бумажные версии, но с файлов доверенные люди сделали очень качественные распечатки. Все ошибки, сделанные коллективами в другом мире, были проработаны. Именно поэтому в работу пошел "королёвский" подход (слизанный у атомщиков), когда руководитель работ, держа инструкцию в руках, громко командует:
— Отвернуть пять болтов на крышке такой-то,
Исполнитель откручивает; контролер после этого громким же голосом объявляет:
— Пять болтов таких-то отвернуты.
Но дела с новой ракетой требовали логического завершения. И вот над ним-то Сталин сильно задумался. Показатели по точности могли бы устроить политика, желающего уничтожить чужой город. Ракета с гарантией (так уверяли разработчики) могла бы попасть в квадрат восемь на восемь километров на расстоянии три тысячи километров. Для демонстрации возможностей атомного оружия было бы неплохо... но смысл в этой демонстрации появлялся лишь при показе иностранцам. И Сталин хорошо понимал, гражданам какой страны (или стран?) следует увидеть действие грозного оружия страны Советов.
В конце концов вождь решил, что это тот самый случай, когда надо бы выслушать совет Странника. Конечно, при сем должен был присутствовать Берия... и кто еще? Жуков как начальник Генштаба и одновременно наиболее хитрый тактик и недурной стратег? Возможно. И еще Кузнецов. Да, так и следует поступить. Хотя человек из другого мира может выдать лишь совет. Решать же придется другим людям.
О необходимости консультации Странника поставили в известность письменным приказом: вам, дескать, настоящим предписывается подготовить доклад на тему такую-то, сам доклад запланирован на такую-то дату (послезавтра) в такое-то время. Что-то подобное он ожидал, и потому расписался в получении и сел за подборку материалов.
Сам же доклад начался несколько неожиданно даже для Берия и Сталина.
— Товарищи, коль скоро речь идет о демонстрации, то надо озаботиться соображениями: кому именно надо это увидеть. Я не буду говорить о том, граждан какой страны допустят увидеть испытание. Это не в моей ответственности. Но мне кажутся полезными вот какие условия. На испытаниях должен присутствовать военный...
Жуков кивнул. С этим тезисом у него не было никаких разногласий.
— ... или моряк, если испытание предстоит на море.
На этот раз выразил согласие адмирал.
— Но также считаю весьма полезным включение в делегацию политика. Во всех развитых государствах именно за политиками последнее слово. Пусть они не столь эрудированы в военных вопросах — а это не всегда так — но именно они будут докладывать высшему руководству страны... или стран.
В тот момент нарком внутренних дел был почти уверен: этот тезис понравился Хозяину.
— Теперь по поводу способа доставки. Сразу скажу: я не уверен в пользе демонстрации ракет любой дальности. Может возникнуть вопрос об их точности. Более разумным видится доставка боеприпаса в виде бомбы. Эта технология отработана, уверяю вас...
Вообще говоря, ни Сталин, ни Берия не нуждались в уверениях. У этих двоих было твердое знание. Кузнецов лишь слышал о возможностях управляемых бомб, но ни разу не видел их в действии, а Жуков и об этом не был осведомлен.
— ...а следующим важным вопросом является поле демонстрации. Иначе говоря, надо решить: суша или вода? Обе альтернативы имеют плюсы и минусы. На суше легко расставить, например, танки, иную бронетехнику, артиллерию, здания, чучела солдат. Их поражение будет выглядеть наглядно.
Слово "солдат" было чуть старорежимным, но по какой-то причине никто не обратил на это внимания. Или слушатели притворились, что не обратили.
— Это все плюсы. Минусы же заключаются в следующем. Первый состоит в почти полной невозможности сохранить сам факт испытаний в тайне. Огромная площадь радиоактивного пятна и непременное участие больших масс людей делает утечку информации весьма возможной. Второй: заражение местности с необходимостью последующей дорогостоящей очистки. Или же испытание надо проводить в полностью безлюдных краях, а таковых даже на нашей территории не так уж много. Третий: высокая вероятность поражения как гражданских лиц, так и военнослужащих. Избежать его полагаю почти невозможным делом. Увы, разгильдяев хватает везде. Теперь морские испытания. У меня имеется очень небольшой кинофильм. Изображено поражение атолла вместе с эскадрой. Изображение смоделировано с помощью вычислительной техники.
Файл выводился на экран телевизора. Сам Сталин видел это кино уже многократно; Берия — только один раз, а вот военнослужащие были впечатлены по самое некуда.
Тут же Странник продолжил ложный ход:
— К сожалению, из-за нехватки времени мы не успели сделать подобное моделирование для удара по суше. Обращаю внимание: это грибовидное облако по расчетам должно образоваться, даже если суммарная мощность взрыва составляет всего лишь три тысячи тонн в тротиловом эквиваленте.
— Всего лишь три тысячи... — проворчал кто-то, голос которого Странник не смог распознать.
— При испытаниях на море возможны варианты. Например, взрыв над уединенной бухтой с эскадрой на якорях даст хорошие основания для... э-э-э... сильных впечатлений морским офицерам в составе делегации. Альтернативным вариантом является взрыв боеприпаса на малой высоте над небольшой скалой в море. Она просто испарится. Это может подействовать на политика, который получит наглядное представление: что подобное оружие может сделать с городом. Думается, что проблема может возникнуть с выбором места испытания: оно должно быть достаточно уединенным, чтобы чрезмерно любопытные господа не смогли бы потом измерить уровень радиоактивности. То же относится и к испытаниям над сушей. Но решать тут, повторяю, не мне. Готов ответить на вопросы.
Жуков поднял голову.
— Как экипаж бомбардировщика распознает цель? Должны быть ориентиры.
Видимо, ответ был подготовлен заранее: докладчик не задумался ни на мгновение.
— Если испытания будут над сушей, то таковым должен быть ярко окрашенный объект. Например, грузовик красного цвета. Цвет не так важен, гораздо существеннее то, что эта окраска должна составлять как можно больший контраст с фоном. И аналогов рядом, конечно, быть не должно. При испытаниях над морем сам остров и есть ориентир. Или же таковым может быть корабль, но побольше катера.
Разумеется, тут возникли вопросы уже у Кузнецова:
— Баржа? Эсминец?
— Примерно так, но учтите, товарищ нарком, своим ходом баржа может до места испытания и не дойти.
Адмирал не сдержал смешка.
— Еще вопросы? Нет? Тогда, товарищи, вот список, в нем перечислены меры безопасности. Особо обращаю внимание на темные очки для всех, кто будет наблюдать, даже если расстояние числится безопасным. Опасность для зрения нешуточная.
Зашелестели листы.
— Позвольте, Сергей Васильевич. Тут в качестве защитной меры указывается стакан красного вина...
— Все так и есть. Даже не спрашивайте, Николай Герасимович, что именно в организме при этом работает. Сам не знаю. Но при небольшой дозе излучения полезно. Даже японцам.
— Это почему к ним особенно применимо
?
— А вот это доказано. У жителей Японии — впрочем, то же относится к чукчам, эскимосам и другим представителям сходных народов — алкоголь плохо усваивается. Поэтому моя неофициальная рекомендация такая: если на испытаниях будет присутствовать японец, то по окончании демонстрации влить в него стакан и в койку.
Посмеялись все, кроме адмирала — тому случалось бывать на Японских островах, и он был знаком с этой особенностью. Николай Герасимович лично присутствовал на приеме (не самого высокого уровня), когда наши старшие командиры в звании не более капитана первого ранга еще оставались трезвехоньки, а японцы примерно того же ранга, пившие ничуть не больше, уже оказались 'сильно набравшись'.
Глава 2
Сталин, похоже, задался целью недвусмысленно дать понять присутствующим: товарищ коринженер при всех его знаниях не допущен к принятию решений. По крайней мере, так решили все приглашенные, когда вождь выразил благодарность Сергею Васильевичу (именно так к этому товарищу и обратились), а тот, в свою очередь, пообещал всемерное содействие в пределах своей компетенции. И удалился.
Дальнейшее легко было предвидеть. Жуков и Кузнецов получили свои поручения. Срок был назначен: не позднее июля 1942 года. Собственно вводные были до чрезвычайности просты: подобрать участок на суше (это к армейцу) и на море (это к моряку). Дополнительные условия выглядели почти одинаково: максимальная удаленность от населенных мест и наименьшая вероятность обнаружения сторонними наблюдателями. У обоих военачальников возник одинаковый вопрос: а насколько далеко видны та самая вспышка и то самое грибовидное облако? И оба пришли к одному и тому же выводу: надо спросить товарища Александрова, ибо как раз он, похоже, самый понимающий. По выходе из Кремля последовал сговор, и оба напросились на совещание с замначальника экономического отдела.
— Что до высоты облака, тут, вообще говоря, зависит от мощности взрыва. Скажем, километров пятнадцать-двадцать, но лучше брать с запасом. Любой грамотный моряк может прикинуть заметность с учетом кривизны земной поверхности. А вот вспышка... тут данных маловато. Примерно так: в ночное время ее можно заметить, даже находясь на Луне. В яркий полдень солнце будет затмевать вспышку, так что за триста километров свидетели уже ничего не увидят. Но вот с расстояния двести — тут не поручусь. Весьма возможно, вспышку заметят. Потребуется убедительная легенда, и за такой не ко мне, а к спецам от товарища Берия.
Командиры переглянулись.
