— Осознаю, товарищ Сталин, однако полагаю, что в данный момент ни одна из иностранных держав не заинтересована в полномасштабной войне с Советским Союзом. В его ослаблении — это да. Никто из командиров, работающих в наркомате, не верит, что выбор целей был случайным. И я тоже.

Некоторое время предсовнаркома потратил на неторопливую ходьбу по своему кабинету.

— В данной ситуации приоритеты видятся следующими.

Пауза.

— Первый и главный: не давать никаких возможностей доказать, что именно Советский Союз, точнее, корабли Тихоокеанского флота причастны к гибели какого бы то ни было корабля иностранного происхождения.

Очередная пауза показалась Кузнецову долгой — уж точно подлиннее предыдущей.

— Отсюда следует: если выяснится, что успешная атака нашей подводной лодки ради предотвращения атаки противника может быть выполнена с риском раскрыть себя — отказаться от такой попытки. И второй приоритет: защитить наши суда и наших людей. Третий важный момент.

На этот раз пауза была заметно короче.

— По имеющимся данным, сам факт существования подлодок серии 'Н' нашим вероятным противникам известен. Однако пока что остаются неизвестными их возможности. Отсюда вывод: раскрывать их можно только при полной уверенности, что эти тайны не уйдут на сторону. Вам понятно, товарищ Кузнецов?

Не стоит думать, что товарищ Кузнецов страдал недостаточной понятливостью.

Глава 23

Кто сказал, что лучшая из новостей — это отсутствие новостей? Вранье гнусное, беспардонное, в лучшем случае — невежественное! Отсутствие новостей означает лишь, что эти новости вы проглядели, прохлопали, прошляпили. Но даже наличие добрых вестей не означает, что дела и в самом деле идут хорошо.

Поистине, командование японским флотом недостойно снисхождения. Во всяком случае, авторы этих правдивых строк именно так полагают. Но судите же сами, читатели.

Прошел чуть ли не месяц со сражения в Коралловом море. Обе воюющие стороны терпеливо накапливали силы, стараясь не ввязываться в серьезные схватки. Однако...

Мы даже не будем учитывать действия японских подводных лодок в северной части Тихого океана. Право, если использовать сухопутные аналогии, то их смело можно было бы обозвать боями местного значения. Ну что такое торпедирование одного... двух... да хоть десятка грузовых судов даже не противника, а, извините, Советского Союза? Однако ни японский военно-морской штаб, ни сам адмирал Ямамото не обратили должного внимания на тревожные сигналы.

Те два дивизиона американских подводных лодок, переброшенные на тихоокеанский театр военных действий, не стояли у причалов, а их экипажи не попивали с ленцой пиво в портовых барах. Отнюдь!

Конечно, юго-восточные осенние муссоны вполне могли нашалить и пустить ко дну пару-тройку трампов. 'Неизбежная на море случайность', как справедливо было сказано задолго до описываемых действий. Но уже в начале сентября, эсминец 'Хатикадзе', получив панический радиопризыв о помощи с трехтысячетонника 'Сёго-мару', рванул на призыв, обнаружил качающиеся на волнах обломки, снизил скорость в надежде подобрать уцелевших и услышал шумы, которые ничем не отличались от шума винтов подводной лодки — а своих в этом районе не было. Командир эсминца не пожалел серии глубинных бомб, но американцу, видимо, удалось уйти — во всяком случае, никаких доказательств гибели вражеского корабля эсминец не обнаружил. Правду сказать, американская подлодка получила повреждения, но все же доковыляла до базы на Гуаме на одном винте (второй заклинило).

Это было лишь первой ласточкой, которая, как все знают, весны не делает. Тем более, груз 'Сёго-мару' не имел стратегической важности. Он состоял из риса, мясных и рыбных консервов, а также пальмового масла. Но с течением времени потери грузового тоннажа совершенно не собирались уменьшаться — совсем наоборот. И это при том, что за половину сентября оказались утопленными, по меньшей мере, две американские подлодки. По крайней мере, такими они числились в японском штабе.

Но, как всем известно, подводные лодки друг с другом не воюют. Ну разве что при случае. Вот почему адмирал Ямамото не стал отзывать одиночных подводных охотников, выслеживающих русские гражданские суда. Это мнение подкреплялось еще и тем, что в дальних планах адмирала рассматривались Алеутские острова.

Вице-адмирал Дрозд получил приказ: обезопасить грузовые перевозки в Тихом океане. Основной причиной головной боли командующего был большой грузовой конвой, которому через какой-нибудь месяц предстояло проходить Берингов пролив. А при удачной ледовой обстановке — через две недели, что все специалисты по северной навигации считали крайне маловероятным событием. Валентин Петрович посчитал (правильно), что выполнение приказа вполне тянет на военную операцию. А таковые обычно начинаются с разведки и продолжаются штабной работой.

Штабисты рассчитали маршруты грузовых судов. Они же дали несколько вариантов задач для особого дивизиона. Таковые включали слежение за потенциальным (или даже фактическим) противником вблизи баз, встречу советских судов с 'ниночками' в условленных точках и конвоирование их на пути в родные порты.

Нет, не напрасно моряки столь суеверны! И летчики, кстати, тоже.

Случайности играют в их делах большую роль. И не говорите, читатели, что удачу командира корабля определяет лишь его (командира) умение просчитать все ситуации, варианты и выходы. Возможно, сам господь, создав законы теории вероятности, дал столь деликатным способом понять человеку, что не все он может предусмотреть. И подчеркиваем: сделано это было задолго до того, как великий Гёдель доказал свою теорему, из которой следует, что всего предусмотреть вообще невозможно.

В ходе выполнения приказа о перехвате возможного противника старший лейтенант отклонился от предписанного маршрута. Случайность, знаете ли, сыграла. Позже он на прямой вопрос: 'На каком основании вы самовольно скорректировали курс так, чтобы принять почти сотню миль к западу от заданной точки?' командир лодки Н-11 не смог дать сколько-нибудь убедительного ответа. Ну не считать же таковым выдавленное: 'В такую штормовую погоду обсервацию провести невозможно, штурман 'Боцмана Ведеркина' вел судно по счислению, так что при сильном западном ветре вполне мог себе отклониться.' Короче, сложилась классическая ситуация, когда повезло. Да чего там: дважды повезло.

Первым элементом удачи был доклад вахтенного акустика:

— Есть контакт! По сигнатуре наш, грузовое судно, тысяч на шесть. Азимут... дистанция на пределе, это примерно...

— Лево десять, прибавить скорость до двенадцати узлов.

Очень скоро на свет божий появился и второй элемент:

— Еще контакт. Подводная лодка, японка класса И-15, идет под дизелями.

Еще через пять минут акустик выдал расчетный курс вероятного противника, а также дистанцию. И этих данных было достаточно, чтобы сыграть боевую тревогу.

Штурман высказал предположение, что командир японки увидел дым ('Боцман Ведеркин' шел на угле), но командир резонно заметил, что с дистанции тридцать с лишком миль в такую погоду дым не заметить, даже если бы там шел старинный броненосец.

— Похоже, тот на шум винтов нашего идет, очень уж уверенно, — предположил старпом.

А еще через четверть часа сомнений не осталось ни у кого в центральном посту. Противник не просто знал о существовании и курсе цели — он явно выходил в атаку.

Разговоры шли почти шепотом:

— Наш идет не зигзагом. Почему?

— Может, запас топлива хреновый, только-только дотянуть до Владика....

— На десяти милях японец погрузится на перископную, ради невидимости, а шноркеля немецкого у них нет. Дождь вроде как стихает.

Все присутствующие в центральном посту знали, что под дизелями на перископной глубине могли идти лишь 'ниночки' и немецкие лодки — да и те не всегда.

— Зарядить двумя, глубина двенадцать.

Маринеско имел вполне однозначный приказ 'Не упускать!' А потому, углядев сомнение на лице подчиненного, добавил:

— Приказано не дать уйти.

— Есть двумя, глубина двенадцать.

— К норду пять. Так держать! Погрузиться на двадцать!

Старший лейтенант не желал даже небольшого риска, что его перископ заметят, к тому же прекрасно знал, что торпеды 'ниночки' вполне в состоянии навестись на цель по шуму винтов и с этой глубины. Еще через минуту последовало сакраментальное:

— Аппараты на товсь!

И вскоре:

— Залп!

Торпеды были электрические и якобы бесшумные. То есть услышать их было можно, но лишь в самый последний момент, когда у цели шансов на спасение не было никаких.

Маринеско совершенно невероятным образом оказался прав. Одной торпеды было бы мало.

Первая ударила в румпельное отделение. Точнее сказать, она взорвалась под днищем, но результат оказался вряд ли лучшим для И-17 (это была именно она). Повреждения, возможно, были не фатальными. И у японской лодки были некоторые шансы дождаться помощи, и если даже буксировка оказалась бы невозможной, то уж точно имелись шансы спасти часть экипажа. Но тут сделала свое дело вторая торпеда. Прочный корпус разломило пополам, и обе половины ушли на дно в считанные минуты.

До последнего момента японский вахтенный акустик не докладывал о шуме торпедных винтов. Вот почему первой версией командира была невероятная идея о столкновении с плавающей миной. Но эта в корне неверная мысль улетучилась от второго взрыва. Радист не мог успеть передать ничего, даже если бы приказ последовал — а его не было.

Н-11 все еще оставалась на глубине двадцать метров. Акустик монотонно докладывал:

— ...звук разрушения корпуса... пузыри воздуха вырываются... еще переборка не выдержала...

Стоит отметить: по возвращении на базу запись звуков была проанализирована. Старшему лейтенанту Маринеско засчитали уничтожение корабля противника, но... командир особого дивизиона капитан 2 ранга Колышкин в личной беседе подтвердил то, что старлей и так знал:

— В личное дело этот эпизод приказано не заносить. Но от себя добавлю: если будет война с Японией, — по интонации с чистой совестью можно было заменить 'если' на 'когда', — учтем это в записях.

Что на такое возразишь? Результатом боевого похода была грандиозная пьянка, а заводилой оказался все тот же Маринеско.

До поры до времени события на Тихом океане шли 'как и тогда'. И здесь дешифровщики американского флота раскололи японские планы. По данным разведки следующая японская атака должна была последовать на объект AF. Аналитики вычислили, что возможно нападение либо на Пёрл-Харбор, либо на атолл Мидуэй. В эфир ушли сведения о том, что на Мидуэе мало воды. Очень скоро радиоразведка США перехватила сообщение: на объекте AF нехватка воды. И к атоллу стали стягиваться силы под командованием адмиралов Спрюэнса, Нимица и Флетчера. С этого момента дела пошли не так, 'как там'.

У американцев не было в распоряжении аж трех ударных авианосцев. 'Лексингтон' лежал на дне бухты Пёрл-Харбор, и его подъем отложили, поскольку более нужными сочли работы на утопленных линкорах. 'Энтерпрайз' доволокли до Сан-Диего, но там разгорелись споры чуть ли не до драки: стоит ли вообще восстанавливать сгоревший дотла корабль. Решение еще не было принято, ибо оно было столь же политическим, сколь и техническим. 'Йорктаун' лежал на дне Тихого океана, и подъем его был операцией абсолютно невозможной. Взамен с Атлантики прибыли корабли эскортного класса 'Боуг' и 'Блок айленд'. Они сильно уступали по возможностям старшим товарищам: по двадцать четыре самолета на каждом, а ведь один лишь 'Энтерпрайз' нес семьдесят девять! Но командование рассудило, что авиационное соединение в сорок восемь машин — это намного больше, чем ничего. Вдобавок у контр-адмирала Спрюэнса был в распоряжении 'Хорнет', а тот нес семьдесят две машины. Максимальная скорость эскортных авианосцев только-только дотягивала до крейсерского хода ударного собрата — и все же их включили в эскадру. И еще флот пошел на хитрую уловку: пожертвовал частью пикирующих бомбардировщиков и торпедоносцев в пользу истребителей. На это были причины. Группа адмирала Флетчера получила в свой состав дополнительные линкоры с Атлантики: 'Колорадо', 'Индиана', 'Техас', 'Айдахо', 'Нью-Мексико', 'Алабама'. Правда, часть линкорной группы была представлена отнюдь не новейшими и не грознейшими кораблями, но в количественном отношении американский флот имел серьезное превосходство над японским именно по линкорам.

Валетом в рукаве у американца были те самые два дивизиона подводных лодок. Ну хорошо, пусть десяткой, но уж точно козырной.

И еще один момент учел адмирал Нимиц.

Что касается плана Ямамото, то он учитывал состав американских эскадр. И по этой причине в единый кулак оказались собранными не только ударные авианосцы (четыре), но и средние (два), а также легкие (три). Иначе говоря, по авианосцам японский флот имел явное преимущество. Правда, внезапность атаки, на которую возлагались большие надежды, налетела на внезапность защиты.

Можно сказать, что в ходе сражения ни одна из сторон не добилась желаемого. И больше того: ни одна из сторон не достигла ожидаемого.

Адмирал Нимиц, разумеется, ожидал поражения японского флота. Адмирал Ямамото ожидал противоположного.

Если же мы займемся нудным подсчетом очков, то японцы вроде как были ближе к победе. Судите сами, читатель. Американский флот лишился всех задействованных авианосцев, а японский — лишь одного тяжелого и одного легкого. Правда, еще два оказались повреждены, но все же дошли до базы своим ходом. Флот США уменьшился аж на три сильно поврежденных линкора, а японский — только на один, но того утопили. Правда, надлежит оговориться: американские линкоры, пострадавшие в бою, все, как один, были постройки начала века; ни по скорости, ни по вооружению, ни по защите они никоим образом не являлись достойными конкурентами японским оппонентам. Добавим к этому: еще трем японским линкорам предстоял длительный и весьма непростой ремонт.

Но были и другие факторы, которые стоит принять во внимание.

План адмирала Нагумо (он командовал японскими силами) предусматривал атаку авианосцев как приоритетной цели. И тут сыграла свою роль предусмотрительность Нимица. На подлете торпедоносцев встретили американские истребители, количество которых превысило все предварительные оценки. В результате первая волна японской авиации была разгромлена: ее истребительное прикрытие оказалось сначала связано боем, но Спрюэнс выделил на эту задачу 'всего лишь' тридцать две машины — оставшиеся двадцать навалились на самую опасную для кораблей цель: торпедоносцы. Слов нет, американские летчики бились насмерть и почти выполнили задачу. Почти — это означает, что из японской истребительной группы лишь двое ушли, да и те с дымами, однако одиннадцать торпедоносцев все же прорвалось к 'Хорнету'. Ни одна торпеда не попала в цель. На защиту 'Хорнета' бросились также крейсера, эсминцы, а также часть самолетов с эскортных авианосцев. Тяжелый авианосец отбился, но цена оказалась немалой: двадцать три истребителя были сбиты. И тут пошла в плюс предусмотрительность Нимица: удалось поднять с поверхности океана восемнадцать пилотов.