Но лишь Магомед Гаджиев сделал несколько выводов. Не получая никаких докладов от акустика насчет шума винтов надводных кораблей и заведомо зная, что до рассвета осталось больше трех часов, он твердо заявил:

— Похоже, Геру самолет спугнул. Погружение на пятьдесят.

Никто из командиров советских подлодок не имел опыта плавания в тропических водах. Но всем было известно, что даже в холодном Охотском море вполне возможно свечение кильватерного следа. Об этом вспомнили командиры Н-1 и Н-4. Не зная о тактическом решении командира Н-2, они предприняли точно то же самое. К тому же ни по скорости, ни по запасу подводного хода 'немка' не могла с ними равняться.

Но лишь капитан третьего ранга Видяев оказался более дальновидным, чем его товарищи. Погрузившись на глубину сто двадцать, он дал возможность акустику слышать получше. И тот услышал:

— Японец, легкий крейсер класса 'Агано'. Дистанция семьдесят, точнее не скажу. Эсминец класса 'Акидзуки'... один... два... больше двух, но остальные не определить. Идут в нашу сторону.

На сей раз все командиры 'ниночек' с поразительным единодушием подумали: разведчик все же заметил Геру. Правда, никаких радиосообщений не перехвачено, но кто мешал самолету приводниться, а потом уж доложить. Ради сохранения режима секретности.

Не прошло и часу, как картина стала совсем уж ясной. Четыре эсминца и крейсер. Идут строем фронта. Ищут... возможно, даже на экономическом подводном ходу 'девятка' шумит достаточно, чтобы ее услышали. Конечно, на короткой дистанции.

Хронометры в центральных постах показали одно и то же: настало время связи. Все советские лодки подвсплыли на перископную глубину. Антенны бросили в эфир сверхсжатые сигналы. Потом еще.

Колышкин, будучи командиром отряда, приказал атаковать только эсминцы как наиболее опасные цели. В ответных сообщениях командиры 'ниночек' раскидали между собой цели. Торговли не было: каждый взял на себя ту, которая была ближе прочих.

Нельзя сказать, что U-114 вела себя пассивно, следуя своим курсом. Наоборот, ее командир, сидя в центральном посту, вслушивался, сузив глаза, в короткие сообщения обермаата Вольфганга Штриттмайера. Тот в сообществе подводников числился хорошим акустиком. Командир Генрих Блахйрод тоже так думал, именно поэтому он пробил для Вольфи сравнительно высокое звание.

На дистанции меньше тридцати миль акустик ловил звуки винтов вполне уверенно:

— Эсминец идет наперехват... скорость двенадцать узлов...

— Курс сто пять, так держать, — отреагировал командир.

— Меняет курс, к осту пятнадцать, прибавил, теперь четырнадцать, — зачастил Штриттмайер.

Вслух не было сказано, но любой немецкий подводник с опытом уверенно мог констатировать: его слышат.

— Курс девяносто, убавить ход до трех.

Блайхрод решил поставить на невидимость и неслышимость. До входа в гавань Моруроа осталось пятьдесят миль. Вполне реально было проползти, а уж на дистанции в двадцать пять миль преследователей должны были услышать... или увидеть... или углядеть на экране радаров береговые камрады.

Глухой удар встряхнул, хотя и не очень сильно, корпус 'девятки'. Через пять секунд последовал второй.

Акустик поморщился: звуки в наушниках были все же сильны, хотя и не настолько, чтобы повредить барабанные перепонки.

— Похоже на торпедную атаку, — нарочито безразличным голосом констатировал обермаат. Если у него и были какие-то мысли на сей счет, то они остались тайной. Зато старпом не посчитал зазорным запросить уточнение:

— Шум торпед?

— Никак нет; правда, расстояние велико...

Генрих Блайхрод переглянулся с вахтенным офицером. Оба они в свое время получили для изучения материалы о бое 'Бисмарка' с английскими линкорами. Там тоже никто шумов от торпедных винтов не услышал.

— Дистанция до ближайшего эсминца девять кабельтов, курс не меняет...

Реакция командира оказалась парадоксальной, хотя и продиктована она была скорее интуицией, чем рациональными соображениями:

— Наушники снять!

Подводники в любом флоте склонны к разгильдяйству не более своих надводных коллег. Пожалуй, даже менее: скорость реакции в ответ на приказ у первых как бы не больше. Особенности службы, видите ли.

Обермаат мгновенно сорвал наушники и уже хотел повернуть голову в сторону командира, но у того не было ни желания, ни, главное, возможности объяснить приказ.

На сей раз взрыв оказался куда ближе, а потому внушительнее. Почему-то никто не услышал звук лопающихся лампочек, лишь звон стеклянных осколков. Зато все в центральном посту вздрогнули, когда со столика радиста свалился карандашик.

— Осмотреться в отсеках! Доложить о повреждениях!

Команды оказались выполненными с завидной быстротой. Собственно, осматриваться было незачем, а докладывать — не о чем. В похвалу командиру будь сказано: он первым сообразил, что произошло. Вторым был акустик. Не дожидаясь команды, он нацепил наушники и торопливо принялся докладывать:

— Шум винтов эсминца исчез...

— Торпеда?

— Никак нет, не было ее... Тонет, это точно. Переборки слышны...

Обермаат Штриттмайер имел в виду звук от лопающихся под давлением воды переборок.

А еще через двадцать пять секунд отзвучал отдаленный грохот.

— Кажется, торпеда, — без уверенности протянул акустик. — По кому-то еще попала?

Взрыв? Тонет? Офицеры многозначительно переглянулись. Все подумали об одном и том же: 'Охрана поработала.' Генрих Блайхрод мысленно решил купить на базе бутылку самого лучшего рома и переслать ее тому командиру, который (это уже было кристально ясно) выручил его подлодку из крупных неприятностей. Старпом подумал о том, какие же бесшумные торпеды имеются в распоряжении русских. Он знал, насколько визгливым может быть звук торпедных винтов. Акустик тоже подивился подобным торпедам. Он не знал о существовании охраны, но кое-какие слухи о бое в Северном море до него дошли. Там торпед тоже никто не услышал.

Немецкая подлодка продолжала уходить на юго-восток все на том же экономическом подводном ходу.

— Александр Иванович, а утопили же мы его.

Маринеско самодовольно кивнул. Он имел для этого основания. Правда, он понимало, что гордиться следовало не только собой, но также экипажем и самой лодкой. Две торпеды потрачены, обе в цель. Впрочем, сам командир 'Н-11' осознавал, что задача еще далека от выполнения.

Последовали распоряжения штурману. Задача у того была не из сложнейших. При том, что по скорости в погруженном состоянии 'ниночка' делала немку, как стоячую, задача занять нужную позицию сводилась скорее к ограничению хода, чем к его форсированию.

Пока штурман колдовал над прибором, выполнявшим функцию карты, в центральном посту прозвучал отдаленный взрыв, а через почти полминуты — другой.

Федор Алексеевич Видяев был, в отличие от своего коллеги, искренне недоволен собой. Позиция была не из лучших, это так. Атаковать старыми торпедами почти на контркурсе командир 'Н-3', возможно, и не решился бы. Но новейшие — то было другое дело. И заряд в них мощнее (сказать по правде, такого и крейсеру хватило бы), и самонаведение, и, главное, не требовалось точное попадание в корпус. Магнитный взрыватель, как ему объяснили. Но почему-то попала лишь одна, а на второй сработал самоликвидатор.

Видяев так никогда не узнал, что в последний момент командир эсминца 'Хацудзуки' приказал взять курс на пятнадцать градусов к югу, и система самонаведения второй торпеды спасовала перед этим маневром. Эти знания так и не стали причиной надлежащего анализа в японском морском штабе: с эсминца спаслись шестеро нижних чинов из палубной команды и ни один офицер.

На всех кораблях японской группы буквально через пятнадцать минут уже знали о происшедшем. Собственно, на оставшихся двух эсминцах взрывы услышали почти мгновенно, а на крейсере расвшифрованную радиограмму о случившемся принесли командиру как раз через четверть часа.

Мы не можем не отметить похвалой грамотность действий командира крейсера. Хироси Мацубара не кинулся, очертя голову, к месту вероятной гибели эсминцев. Нет, он выслал авиаразведку.

Командир гидроплана увидел топливное пятно и обломки на воде. Спасшиеся кое-как держались на воде. Гидроплан приводнился в беспокойные волны. Взять всех потерпевших на борт он, понятно, не мог: только одного, да и то в перегруз. Но в комплект оборудования гидроплана входила надувная лодка. Ее летчик и передал матросам. Чего уж говорить, спасательное средство было откровенно маловато, но все же лучше, чем ничего. Разумеется, координаты немедленно были переданы на крейсер.

Что касается эсминца 'Тэрудзуки', то с него не спасся никто.

Но даже после получения подробного доклада от экипажа гидроплана командир крейсера проявил разумную осторожность. В район гибели двух кораблей был отправлен один из уцелевших эсминцев. Он-то и подобрал утлую надувашку вместе с матросами. Но идти в этот район крейсером? Ищите дураков в зеркале.

К большому сожалению офицера разведки, допрос выживших с эсминца почти ничего не дал. Единственной зацепкой, по мнению особиста, оказалось полное отсутствие зацепок. Вплоть до взрыва торпеды в районе миделя никто не поднимал тревогу. Последний факт означал, что сигнальщики не заметили не только перископа, но и следа торпеды. По всей видимости, акустики тоже не подняли тревогу. Правда, почти перед самым попаданием был небольшое изменение курса (один из матросов это заметил), но на противоторпедный маневр это не походило. Самое главное: эсминец шел на скорости не более пятнадцати узлов. Трое матросов утверждали, что скорость совершенно не изменялась вплоть до взрыва.

Все эти факты показались старшему лейтенанту странными и, самое меньшее, заслуживающими пристального внимания.

Предвидение полковника Донована сработало.

Приказать флоту он не мог. Попросить — да, такое возможно. Это было сделано. Штаб, конечно, не мог проигнорировать просьбу начальника разведки; напротив, моряки со всей добросовестностью на нее ответили. Но, к сожалению, отрицательно. Не было возможности послать достаточно мощное флотское соединение на перехват. Достаточно мощное, чтобы не волноваться за его судьбу, поскольку войну с яопнцами никто не отменял.

Пока данные набирались и сортировались, пришло свежее сообщение. Радиоперехват показал, что японцы неподалеку от Моруроа схлестнулись с кем-то, потери составили два эсминца.

Первое, что предположили эксперты из моряков: добыча оказалась слишком зубастой. Впрочем, те же специалисты вскоре доложили, что полагают успешную атаку подлодкой сразу двух эсминцев, хотя бы и японских, делом сомнительным. Ну, при известном умении и везении с одним эсминцем немецкая подводная лодка могла бы справиться, но с двумя? И находящимися друг от друга на расстоянии около пяти миль? Судя по сообщениям, действовала именно подлодка, не самолеты.

Второе, что пришло в голову флотским умникам: работала не одна подлодка, а группа их. Об умениях 'волчьих стай' адмирала Дёница американский флот имел хорошее представление. Но и тут вкрадывалось сомнение. Пусть немецкие подводники отменно навострились атаковать атлантические конвои, но ведь там основными целями являлись не корабли охранения, а 'купцы'.

Смущало еще одно обстоятельство. Очень уж скудным был объем сообщений под немецким кодом. Службе Донована этот шифр был пока что не по зубам. Даже больше того: они не были уверены, что в ход пускали 'Энигму', хотя о ее существовании знали еще с тридцатых годов. До момента начала ее использования в Кригсмарине, а потом и в вермахте эту машинку предлагали купить для коммерческого применения любому, кто только был в состоянии заплатить. Другое дело, что раскалывание немецкого кода отнюдь не числилось в сверхприоритетных задачах.

Так вот, кое-кто из людей полковника Донована вслух и письменно выражал сомнение в том, что действовала группа подводных лодок. Подобная задача требует отменной координации действий между отдельными кораблями. А как ее достичь? Через радио, понятное дело. Или по звукопроводной связи, но она так демаскирует...

Эту точку зрения оспаривали другие аналитики, утверждавшие, что противокорабельную завесу акулы Дёница вполне могли поставить заранее. Уж что-что, а координаты входа в гавань были известны всем заинтересованным сторонам (включая японцев). Короче: ясно, где ловить, осталось лишь поймать.

Все эти размышления остались почти бесполезной игрой ума. Пришло донесение, что в гавани Моруроа появилась подлодка с номером U-114. Экипаж сошел на берег и выгрузил нечто непонятного назначения: очень большой металлический ящик.

Судьба груза осталась неизвестной: его под сильной охраной увезли в глубь острова. Проследить этот ящик не представилось возможным.

Глава 39

Президент Соединенных Штатов Америки был вежливым человеком. Поэтому он выслушал доклад начальника Управления стратегических исследований, не прерывая того ни словом.

— ...из чего следует, что у Германии уже имеется атомное оружие. Осталось лишь выяснить, в какой степени готовности оно находится. Это покажут испытания.

С этими словами полковник Донован подал боссу темно-коричневую папку (кожаную, разумеется). В ней содержался доклад — почти один в один тому, что прозвучало вслух.

Рузвельт открыл папку, небрежно пролистал материал и, видимо, нашел то, что искал. На лице руководителя Америки на кратчайшее мгновение отразилось нечто вроде: 'Ну да, так я и думал.' Но это выражение тут же исчезло.

— По докладу у меня имеются вопросы. Почему ваша служба сделала вывод, что немцы привезли на этот атолл именно атомную бомбу?

— Любое другое взрывное устройство можно было бы испытать и в пределах страны. У нас имеется информация, что продукты взрыва могут оказаться сильно ядовитыми. Проведение испытаний на малонаселенном острове посередине Тихого океана напрашивается.

— Имеются данные по размерам и весу немецкого устройства?

— Примерная оценка веса — до десяти метрических тонн. Устройство помещено в ящик объемом до восьми кубических ярдов.

В этот момент главный разведчик США мог бы поклясться, что эти данные не являются новостью для президента, хотя лицо за столом Овального кабинета осталось полностью непроницаемым.

— Полковник, в вашем докладе не хватает одного вывода, — негромко промолвил хозяин Белого дома. — Насколько наша страна нуждается в этом оружии?

Это был вопрос из тех, на которые отвечать не любят. Само наличие ответа, а уж тем паче произнесение его вслух означало взятие на себя огромной ответственности. Но 'Бык' Донован трусом не был.

— Мистер президент, обладание подобным устройством может означать скорейшее окончание войны с Японией. Кроме того, арсенал таких бомб заставит считаться с нами любую страну, в том числе Великобританию, Германию и СССР. Наш промышленный потенциал нельзя сравнивать с потенциалом этих стран. Пусть сейчас мы отстаем, но, полагаю, в конечном счете бомбу разработаем. И вот тогда мы можем накапливать запас этого оружия быстрее.