— Шепталов! Бери двойку, также Стукалова с Найдой, перекрывай Ягодную. Да осторожней там, под пули не лезь, ты только задержи гадов. Живыми брать по возможности. Сухпай возьми на три дня.

Сержанту Шепталову не нужно было объяснять, где находится речка Ягодная и по какому ущелью она протекает. Карту он успел вызубрить. Вот жаль, что коней не дали. Были бы они ко двору, а так оружие с боеприпасами и еду тащить на себе. Вода в речке была хорошей, это сержант знал. Уже везение. Что Найда с ними — тоже отлично, у этой молчаливой жилистой суки и нюх, и слух на высоте, на сей счет имелся опыт. Тропочку опытный погранец тоже знал, поскольку сам по ней хаживал. И четверо людей в зеленых фуражках и серая четвероногая тень устремились на юг. Именно там находился один из возможных (заранее продуманных командиром) путей отхода. Чего уж говорить: не самый удобная дорожка и для преследуемых, и для преследователей, но и наряд был не из простых. В те времена еще не знали слова 'салабон'. Но понятие существовало. Так вот, в наряде именно таких не было.

Но было кое-что, о чем Шепталов не знал наверняка, хотя и догадывался. В вертолетной части была объявлена тревога. Правда, до получения надежных данных о противнике в воздух никого не поднимали, но летный состав уже находился в готовности номер два.

Система контроля выполнения заданий была продуманной. Наблюдатель, он же радист, находился на возвышенной точке. От него, точнее, от его рации, сигнал должен был не только достичь приемника со взрывателем — отдельный сигнал в другом диапазоне предусматривался в качестве подтверждения успеха — или ради информирования о неудаче. Успех пропустить было невозможно: подрыв нескольких тонн тротила не услышать было трудно, а еще более явным доказательством было бы облако пыли в месте обрушения очередного входа в тоннель.

Как раз эти радиосигналы и были услышаны. Собственно, слышали те, которым это полагалось по должности. Частично это были японские радисты, находившиеся на сопредельной территории. В их задачу входило подтверждения: в такое-то время услышали такой-то сигнал на такой-то волне. И уже более мощная радиостанция высылала в эфир условный сигнал. Частью сигналы были пойманы напрямую службой радиоразведки японских сухопутных войск, представители которой ждали или прямых сигналов, или ретрансляции. И дождались.

На столе уже была разложена карта, на которой дежурный отмечал кружочками обрушенные входы в тоннели. Даже в мыслях этот исполнительный офицер не позволял себе оценивать результаты. Он лишь педантично отмечал: вот этому тоннелю конец, оба входа завалены... этому тоже... так, вот дополнительные сообщения... ага, а вот об этом входе пока ничего... хотя нет, он-то и остался неповрежденным...

Доклад со стороны выглядел полностью соответствующим уставу: тоннели такие-то выведены из строя полностью подрывом входов; тоннель с условным номером два (это был Тарманчуканский) выведен из строя частично из-за несрабатывания заложенной взрывчатки. Что ж, Хинганская группа тоннелей заглушена намертво.

— Ну, Лаврентий, докладывай, как тебя переиграли японцы.

Не нужно был гениальный аналитик или великий пророк, чтобы предугадать настроение Хозяина. Достаточно было иметь мозги. У Берия они имелись.

Доклад тонко, но настойчиво делал упор не на то, что случилось, а на то, как это преодолеть. Само собой, даже нарком внутренних дел не мог представить, сколько времени потребуется на полное восстановление дороги. Соответственно, он, вопреки обыкновению, тщательно избегал называть сколько-нибудь конкретные сроки и несколько раз ссылался на необходимость изыскательских (так и было сказано) работ.

Заключался доклад словами:

— Думаю, Коба, что непосредственное участие Странника могло бы сильно ускорить работы. По крайней мере, он в состоянии быстро убрать скальные обломки. Тогда дело пошло бы быстрее. Кстати, он сам рвался ко мне на прием.

И мгновенно Берия понял, что ошибся. Сталин явно думал уже над этим вопросом, поскольку среагировал без малейшей заминки:

— Нельзя. Слишком большой риск. Этот человек слишком ценен.

У вождя ум был целиком прагматическим. Он без раздумий пожертвовал бы любым, если бы посчитал бы такую жертву стоящей неизбежных потерь. Но в данном случае — нет. Во всяком случае, не сейчас. А НКВД уже доказало ограниченность своих возможностей в охране.

— Собирай сведения, Лаврентий. Нам нужны, во-первых, точные данные о сроках восстановления. Во-вторых... — папироса, пыхнув, испустила клуб ароматного дыма, — ...во-вторых, нужно мнение Странника. Кроме того, по соображениям политики, потребуются железные доказательства того, что тут приложили руки японцы.

— Да кто ж еще это мог быть?!!

Голос Наркома был наполнен настолько искренним удивлением и даже возмущением, что даже хорошо знакомый с наркомом человек вполне мог бы принять сказанное за чистую монету.

В ответ последовала прямо-таки доброжелательная улыбка:

— Вот и я, Лаврентий, хотел бы знать, кто это мог быть. А еще мне понадобятся те самые доказательства. Так что давай вместе заслушаем Странника. Ты ведь знаешь: у него иногда прорезается нетрадиционный подход.

Берия ничуть не обманулся теплыми обертонами голоса Хозяина. И отреагировал соответственно:

— Ему досюда полчаса езды. Отдать распоряжение?

Сталин кивнул. Посетитель улизнул в приемную. Оттуда никаких звуков не донеслось — собственно, конструкция дверей и была рассчитана на полную конфиденциальность в кабинете Самого.

Берия не обманул: через полчаса Поскребышев доложил, что коринженер Александров прибыл. Сталин немедленно распорядился пригласить и его, и товарища Берия.

Сталин взял на себя обязанности председательствующего. Возражений не было.

— Здравствуйте, товарищ Странник. Вас уже поставили в известность о масштабной диверсии на Транссибирской магистрали. Хотелось бы выслушать ваши предположения о том, кто это мог сделать.

— Постараюсь сделать все, что в моих силах — тем более, что часть вины я усматриваю за собой. Ведь мог бы догадаться, что целью изберут не мосты, а тоннели — а не догадался.

В голосе хозяина кабинета зазвучало нетерпение:

— Мы не против самокритики, но в данный момент больше нуждаемся в ваших оценках.

— При анализе преступлений любой следователь обязан выделить тех, у кого были причины совершить его. Также он обязан определить тех, у кого были возможности для этого. Принимая во внимание масштаб — по моим далеко не полным прикидкам, задействован был десяток тонн тротила — подобное под силу лишь государству. В теории возможна организация диверсии в пользу третьей страны через китайских контрабандистов, но тут слишком велика возможность утечки информации. Лично я не вижу пользы в этой акции ни для одной европейской державы, а также США. Остаются Китай и Япония. Корею отвергаю: у нее нет в районе Хингана никакой общей границы с Советским Союзом; кроме того, часть корейцев ненавидит Японию, прочие же ее люто ненавидят. Теперь перейдем к мотивам. Я сам не вижу для Чан Кай-ши25 никакого смысла в остановке работы Транссиба. Возможно, у меня просто нет для этого данных. А вот для Японии такой смысл есть. Таким образом, осталось лишь доказать, что среди диверсантов были граждане этой страны.

При последних словах нарком чуть заметно шевельнулся. Это и ожидалось.

— Не хочу ставить под сомнение квалификацию пограничников, но ничуть не удивлюсь, если попытки взять диверсантов дадут в итоге лишь трупы. Личный состав этих групп будет особенным. Если им дадут приказ ни при каких обстоятельствах не дать себя взять в плен живым — будьте уверены, они пойдут на все, чтобы его выполнить. Поскольку ранее найденное снаряжение не дает ни единой японской зацепки, то делаю вывод: снаряжение, оружие и боеприпасы будут такими же, исходя из тех же соображений. Другими словами, трофеи, если будут, тоже, вероятно, не дадут никаких оснований думать о причастности Японии. И все же выход есть.

Тут уже и Сталин проявил признаки интереса.

— Мы с вами не можем отличить китайца от японца, корейца или монгола по внешнему виду. Сомневаюсь, что даже среди сотрудников разведки, работающих в Азии, найдутся такие люди — все же они большей частью вращаются в среде с единым этносом. Но тут Павел Анатольевич может помочь другим: среди его китайских агентов наверняка могут найтись те, которые контактировали с японцами. Если в ходе задержания диверсант будет убит, но лицо останется целым — стоит сделать фотографию. Процедура опознания простая. Для проверки квалификации дать человеку пять фотографий китайцев и столько же японцев. Желательно, чтобы все были примерно одного возраста. И если он проявит способности к различению — уже проверить его на фотографиях диверсантов. Ради пущей уверенности стоит в довесок к подлинным фотографиям подозрительных лиц добавить фотографии китайцев. Надеюсь, что среди убитых диверсантов найдется сколько-то с непострадавшими в ходе боестолкновения лицами. Но даже если нет — имеется еще один способ, связанный с этнокультурными особенностями. Он может оказаться даже более надежным.

В эту минуту на лице Сталина проявилось явное любопытство. Как большинство людей с очень хорошей памятью он любил узнавать новое.

— У японцев есть национальная обувь, называется 'гэта', — тут Странник извлек из портфеля листок бумаги и карандаш. — вот такая...

На листке появилось изображение чего-то вроде сандалий с плоской подошвой и колодками в области носка и пятки. Верх являл собой ремешки или полоски ткани.

— В детстве такую носят почти все. А простонародье — просто всю жизнь, поскольку ничего дешевле придумать нельзя. Обратите внимание, товарищи, на эту полоску ткани: она проходит между большим и указательным пальцем на ноге. В результате образуется мозоль, вот здесь... — на листке образовался рисунок стопы с обведенным красным цветом нужным местом — ...и она остается с японцем с детства и навсегда. Ну, если, конечно, не сводить ее намеренно. Результат: даже если от диверсанта, подорвавшего себя гранатой, останется лишь стопа, то и тогда есть возможность узнать кое-что о его происхождении. И это уже вполне материальное доказательство, которое примет любой суд: хоть английский, хоть американский. Не абсолютная гарантия, но уж как смог. Да, вот еще. Если кого-то удастся взять живым — это будет великолепно, но в средние века в Японии лазутчик, попавшийся охране и помещенный под стражу, все же иным разом ухитрялся покончить с собой. Он откусывал себе язык и сидел и с закрытым ртом, глотая кровь.

На этот раз Берия удостоился короткого взгляда от Сталина.

— Есть вопросы?

Берия просто качнул головой. Иосиф Виссарионович не преминул похвалить докладчика:

— Вопросов нет. Вы предложили несколько неожиданных решений. Благодарю вас.

— В таком случае у меня есть вопросы по той же теме.

Хозяин кабинета поощрительно наклонил голову.

— Не думаете ли вы, товарищи, что мои способности могут принести пользу в расчистке завалов?

Последовал такой красноречивый обмен взглядами между Сталиным и Берия, что Рославлев мгновенно догадался: это вариант уже обсуждали.

Ответил Лаврентий Павлович:

— Не сомневаюсь, что вы могли бы ускорить восстановительные работы, Сергей Васильевич. Вопрос вашего командирования в район Хингана рассматривался, и это было признано нерациональным.

Никаких других объяснений не последовало.

Ни один опытный пограничник не мечтает о боестолкновениях со стрельбой, погоней и прочими радостями жизни. Да, они могут принести славу, медали, при большой удаче — орден или даже (чем черт не шутит) отпуск. Но может случиться и другое, и на это самое сержант Шепталов насмотрелся. Доводилось ему отвозить людей в госпиталь, да и похороны были не столь уж исключительным явлением, хотя о таких больше рассказывали, чем показывали. По его мнению, служба на границе была работой: тяжелой, порою опасной и уж точно требующей хорошей квалификации. Но именно работой.

Как раз по этой причине сержант мысленно матюгнулся, когда проводник собаки подал знак 'Чужие неподалеку'. Ему, в свою очередь, об этом сообщили вздыбившая шерсть на загривке серой овчарки, а той, в свою очередь — нос, а потом и уши.

Но и тройка подозрительных граждан явно была не из лопухов деревенских. Пренебрегая быстротой перемещения, эти граждане шли по достаточно широкому, не меньше двухсот метров, ущелью, стараясь выбирать тропочку вблизи достаточно густого кустарника. Но теперь им предстояло пересечь пятно, где этого кустарника, считай, не было. Мысленно сержант отметил, что по облику эти трое вполне соответствовали типичным кабэ26 , если бы не оружие, которое они несли без малейшего намерения его скрыть, зато с таким расчетом, чтобы пустить в ход при малейшей надобности. А обычные ходоки через границу, наоборот, с огнестрельными предметами старались не связываться.

Умная собака не издала ни звука, не шевельнулась, хотя от ошейника проводник ее освободил заранее. Люди затаились не хуже. Табаком от них не пахло: сержант Шепталов всеми, иногда не вполне гуманными способами побуждал подчиненных не огорчать его курением. И все же нарушители (а кто еще это мог быть?) каким-то невероятным способом почувствовали пограничников. Может быть, им местность показалась очень уж подходящей для засады. Или они что-то углядели сквозь листву. Как бы то ни было, тот, кто шел первым, не говоря худого слова, рыбкой нырнул в промоину слева, второй гавкнул нечто невнятное и в два прыжка достиг ямки справа, а шедший сзади и чуть поодаль третий пропал за упавшим стволом черной березы. Ту, похоже, выкорчевало ветром еще в позапрошлом году. Листва, понятно, успела осыпаться, но и спереди, и сзади этого укрытия проросла не особо густая стенка побегов даурского шиповника. Не ах какая, но все же защита. Однако любой зеленый лейтенант, только что из общевойскового училища, оценил бы позицию этой троицы опасной. Уйти можно было лишь по темноте, но никак не на свету.

Сержантские курсы, конечно, не стоит приравнивать к тактическим изыскам, получаемым курсантами в училище. Но на стороне Шепталова был настоящий боевой опыт. Это правда, что обычные спиртоносы только фляги с горячительным носят, ну еще ножик. Но сталкиваться доводилось и с менее безобидными гражданами. Самым опасным сержант посчитал того, который нес винтовку. Уж верно он понимал толк в стрельбе. Значит, надо задавить огнем двоих передовых, прижать к земле и... обойти с флангов? Нет, с правого фланга, тот в зарослях, а слева, наоборот, лысо. Туда-то соваться не след, снайпер враз снимет. И еще дать знать своим. Рации в наряде не предусматривалось, конечно. А вот ракетница имелась.

Решение сложилось почти сразу. Кралевского — в части бега он самый лучший — послать на вершину и оттуда запустить две обусловленные красные ракеты. Стукалова с Найдой — направо, по кустикам. А сам сержант вкупе с замкомотделения должен был вести беспокоящий огонь по позициям тех, которые с чем-то вроде складных автоматов, сходных с дегтяревским, только магазин прямой, а не изогнутый. А заодно нужно постреливать в сторону снайпера. И непрерывно менять позицию, как учили.