Однако хорошее — не значит отличное. Как раз с последним видом вооружений товарищ Жуков имел дело. Именно с таким пробивали отменную, слов нет, финскую оборону. То, что танки Т-72 превосходят по всем показателям даже КВ, ясно было и куда менее грамотному военному специалисту, чем Георгий Константинович. А разведка крохотными беспилотными аппаратами! А установки реактивного огня! А штурмовые вертолеты!
Но и это не все. Что толку от хорошего вооружения, если его надо еще осваивать? И как раз с этим дела на Дальнем Востоке обстояли не так, чтоб очень. Уровень командиров даже ротного уровня большей частью оставлял желать много лучшего. А уж о командовании батальонами, полками, дивизиями и говорить нечего. С таким уровнем обучения личного состава пытаться наступать можно, но вот достичь успеха — ну нет.
И ведь были же обученные, вооруженные наилучшим образом подразделения! Да взять хотя бы того же генерал-майора Черняховского — уж ему-то в случае наступления Красной Армии было бы самое место на этом фронте. Так ведь нет: телепается его корпус где-то на Западе, вблизи германской границы. Зачем, спрашивается?
Жуков не знал причины подобного положения, но уверенно предполагал, что такая должна существовать. Ее начальник Генштаба обязан был знать по должности.
Причина и вправду была, однако руководство страны держало руку на пульсе.
Среди членов Политбюро доверчивых не было. И по сей причине вопросы на заседании сыпались потоком.
— Откуда, товарищ Берия, у вас такая уверенность, что японцы готовятся к обороне, а не нападению?
— Не только у сотрудников моего наркомата, товарищ Жданов, но и у военной разведки нет ни единого факта, который давал бы основания подозревать готовящееся нападение японской армии. Если у товарища Молотова есть такие сведения, то я хотел бы их заслушать.
Наркоминдел был вынужден признать, что по дипломатическим каналам не получено ни единого свидетельства о том, что Япония затевает что-то наступательное.
— Тогда, товарищ Берия, я вынужден поинтересоваться: в предвидении каких событий японцы так усиливают оборону? Какие у них имеются основания полагать, что СССР намерен начать с ними войну?
— У них нет таких оснований, товарищ Ворошилов, — с показным спокойствием отвечал Лаврентий Павлович, — ибо, насколько мне известно, на всем протяжении государственной границы не проводятся мероприятия, которые могли быть сочтены за подготовку к наступлению. Нет сосредоточения наших войск. Не проводятся учения крупного масштаба — имею в виду, выше дивизионного уровня. Не ведется авиаразведка сопредельной территории. Правда, наш флот наращивает силы, но в данный момент его возможности не сравнимы с японскими. Думаю, имеющаяся у вас по этой части информация совпадает с моей.
Ту в дискуссию вмешался молчавший до тех пор Сталин:
— Товарищ Берия, думаю, что товарищей следует ознакомить с теми сведениями, которые вы получили по каналам внешней разведки. Поделитесь, прошу вас.
Надо отметить: об этой просьбе товарищ нарком знал заранее и, понятное, дело, подготовился к ней.
— По сведениям, поступившим из Соединенных Штатов Америки, их деловые круги недовольны тем, что Япония медлит в закупке их продукции военного назначения. Кроме того, американское руководство обеспокоено усилившимся японским присутствием в Китае и, в особенности, в Юго-Восточной Азии. В государственном департаменте готовится нота — фактически, ультиматум — с требованием к Японии свернуть свою активность в этих направлениях. В частности, в этой ноте потребуют вывести войска из Юго-Восточной Азии. Для Японии это неприемлемо, ибо из этого региона поступает большое количество сырья стратегического назначения. Предвидя подобные требования, японский флот уже начал тайные учения по отработке атаки на флот США. По получении данной ноты война между этими державами станет неизбежной, ибо после внезапного нападения на американский флот даже изоляционисты в их конгрессе проголосуют за войну. Вполне естественно, что Япония не захочет воевать на два фронта. Мы предполагаем, что демонстративная подготовка Японии к обороне на линии советско-китайской границе даст нам основания удержаться от наступления в этом направлении. Также мы считаем, что японо-американская война может ослабить обе стороны. У сотрудников моего наркомата есть возможности поддержать ту или иную сторону путем передачи некоторой дозированной информации о противнике. Разумеется, возможна и более материальная помощь, но и то, и другое вне полномочий моего наркомата.
Последние фразы означали, что Политбюро предстоит непростое решение. Все собравшиеся поняли это тут же. Но Сталин не преминул слегка усилить заявление наркома внутренних дел:
— Нам с вами, товарищи, предстоит принять решение о том, стоит ли оказать известную поддержку какой-либо из сторон, а если да, то которой именно. Какое ваше мнение по этому вопросу, товарищ Микоян?
Никому из членов собрания ни на секунду не подумалось, что адресат вопроса выбран случайно. Сам Анастас Иванович составил в уме ответ еще до того, как Сталин завершил свою реплику.
— Я скорее хозяйственник, чем военный, но с моей стороны видится, что наше вмешательство в этот предполагаемый конфликт на чьей бы то ни было стороне не является необходимым. И я твердо уверен, что нам не следует воевать с Японией, если та, разумеется, не нападет первой.
Последующий опрос ответственного мнения показал, что никто в Политбюро не настроен оказывать какую-либо помощь Японии, даже информационную. С очевидностью сработал некий стереотип: с Японией Российская империя, а потом и СССР воевали куда чаще, чем с Америкой. А за то, чтобы помогать американцам, проголосовали Маленков, Вознесенский (его ввели в Политбюро вместо Хрущева) и Ворошилов. Обоснование было одно и то же: 'Япония для СССР больший враг.' Впрочем, итоговое решение большинством голосов провозгласило полный нейтралитет СССР в этом предполагаемом конфликте.
Сталин, однако, уже после голосования внес крохотную поправку:
— Не исключаю, товарищи, что нам с вами придется еще раз собираться по этому же вопросу, если политическая и военная ситуация изменятся кардинальным образом.
В процессе переговоров с Германией японские дипломаты не очень-то лукавили. Их армии и в самом деле были нужны радиолокационные взрыватели и притом, как правильно догадался немецкий разведчик, не для создания мощной ПВО.
Сразу же по получении первых образцов этих устройств их конструкцию творчески переработали. По замыслу немецких инженеров, взрыватель должен был среагировать не на кодированный радиосигнал (именно такова была конструкция радиовзрывателей, созданных в СССР), а на отраженный от цели радиолокационный сигнал. Именно эта часть германского изделия и привлекла создателей оружия для японских диверсантов.
Разумеется, во взрывателях была возможность настройки на определенную частоту сигнала. Это и понятно: иначе в бою неизбежны были бы ложные срабатывания от радиолокационных сигналов противника. После надлежащей модернизации взрыватель становился совсем уж простым: он реагировал на прием излучения с определенной длиной волны и определенной мощности. Во избежание трудностей с приемом взрыватель присоединялся к детонационному шнуру, а, тот, в свою очередь, к основному заряду.
Теперь все эти комплекты — а таких заготовили не пару и даже не десяток — надлежало установить вместе с взрывчаткой там, где взрывы с гарантией обрушили бы входы в тоннели. Тол проносили к местам установки по десять-пятнадцать килограммов в рюкзаке, а суммарное количество доставленной взрывчатки исчислялось как бы не десятком тонн. Правда, некоторая доля ее оказалась утерянной. Причины тому были прозаические. Трое контрабандистов или, скорее, диверсантов, сорвались с крутых горных троп и разбились вместе с грузом. Тол, разумеется, не взорвался от удара о камни, но извлечение рюкзаков из ущелий было признано нецелесообразным. Еще трое японцев замерзло во время высокогорного бурана: он застал их аккурат на самой седловине перевала. И все же эту часть операции сочли удавшейся.
Шпуры под заряды бурили лишь в самую что ни на есть ненастную погоду — и задумка удалась, поскольку никто и ничего не услышал. Взрывчатка и радиолокационный взрыватели были установлены, тщательно замаскированы и теперь лишь ждали сигнала. Все следы подрывной деятельности, понятно, убрали.
Всего планировалось обрушить полностью или частично, самое меньшее, шесть тоннелей из семи, которые существовали в отрогах Малого Хинганского хребта. Все они были еще царской постройки, и в свое время японская разведка без труда раздобыла документацию на них. Обрушение западного входа в Рачинский тоннель и восточного — в Лагар-Аульский тоннель гарантировало вывод из строя громадного куска магистрали длиной более сотни километров. Ну, а если повредить промежуточные тоннели на этом участке, то железную дорогу вряд ли удалось бы ввести в действие даже через год, ибо тогда в начале века, материалы и машины завозили по грунтовой дороге, шедшей параллельно железной. Но за второй дорогой худо-бедно следили, а вот первая по окончании постройки оказалась в полном небрежении. Ее пропускная способность в сороковые годы была близка к нулю. А потому тоннели пришлось бы восстанавливать один за одним, то есть с минимальной производительностью.
Также планировалось разрушение огромного моста через Амур в Хабаровске. Вот с ним у японцев возникли трудности.
В отличие от входов в тоннели, мост охранялся довольно тщательно — по дальневосточным меркам, конечно. Обычные методы, вроде закладки заряда вблизи опор ферм, были признаны невыполнимыми. Не существовало возможности доставить незаметно потребное количество тротила, да еще установить заряд. Тогда в умные головы пришла мысль использовать сверхмалую подводную лодку. Такие у японского флота имелись. Идею несколько подрубили военные инженеры: по их расчетам, даже попадание одиночной торпеды в опору моста не гарантировало ее полное разрушение, то есть вывод моста из строя. Но флотские специалисты были не из тех, кто пасует перед трудностями. Они предложили переоборудовать торпеду типа 93, уменьшив запас хода и скорость и увеличив объем боевого заряда. Подрывники вынуждены были признать: тонна тротила в состоянии обрушить одну опору. Оставались, правда, мелочи: приспособить громадину, намного превосходящую по весу авиационную торпеду, да еще диаметром 610 мм, под торпедный аппарат, рассчитанный на диаметр 450 мм.
И все это оказалось бесполезным. Нашелся младший офицер, имя которого, конечно, осталось неизвестным, который ухитрился заметить, что автономность подобной лодки составляет 190 км при скорости два узла, а ведь скорость течения даже в нижнем течении Амура может быть и больше.
Следовательно, база этих лодок не имела ни малейшего шанса подобраться на нужное расстояние к цели атаки. И этот план оказался похороненным без оркестра. А поскольку план авиационной атаки на Хабаровский мост был с самого начала исключен (отчасти по политическим соображениям), то в конечном счете этот элемент плана по выводу из строя Транссиба просто отбросили. Возможно, точнее было бы сказать 'отложили', ибо японское руководство не исключало вероятности военного конфликта с СССР. Но именно в тот момент подобное сочли несвоевременным.
История — дама упертая, это знают все до единого критики книг, написанных в жанре альтернативок. Но не до такой степени упорная, чтобы ее пути нельзя было поправить, изогнуть, скорректировать. Иногда это, впрочем, выходит как бы само собой.
На этот раз первопричиной стало перемирие, заключенное между Германией и Великобританией.
Дело даже не в том, что в другом мире это перемирие умерло, не дав себе труда родиться. В другом мире, где авторы этих строк отслеживали события, Королевский флот получил объективную возможность чуть попристальнее следить за активностью потенциального противника в Тихом океане. Именно противника, поскольку Третий Рейх не смели называть нейтралом даже самые отъявленные английские оптимисты. Короче, британский флот в этой части земного шара чуть прибавил в количестве вымпелов.
Камнем преткновения стала та самая база на атолле Моруроа.
Дело было даже не в наличии умных аналитиков в Адмиралтействе — в морском генштабе любой другой великой державы могли найтись не менее знающие. Преимущество англичан заключалось в том, что долгий и не самый приятный опыт навсегда отучил британских морских офицеров считать своих немецких оппонентов дураками. И приняв в качестве вводной это положение, англичане стали серьезно думать: а что же вообще германскому флоту надобно в этом месте, с очевидностью не предоставляющем никаких геополитических, экономических, военных и других выгод? И тогда последовал столь же закономерный, сколь и печальный вывод: 'Мы чего-то важного не знаем.' А из него, в свою очередь, выходило: 'Нам надо это узнать.'
Конечно, теоретически возможным был десант на остров Моруроа, но уж очень сомнительной выглядела эта операция. Наличие серьезной ПВО на этом клочке суши было доказанной теоремой, так что высадка сколько-нибудь мощного авиадесанта даже не рассматривалась. Стандартные средства десантирования с кораблей выглядели предпочтительнее, но и те нуждались в массированной огневой поддержке чем-то очень серьезным — как бы не линкорным главным калибром. Переброска такого соединения выглядела возможной лишь за счет оголения других участков. Между тем сводки от разных источников указывали на потенциальный (а иногда и реальный) риск нападения японских сил. В Адмиралтействе не верили, что аж целых семнадцать полноценных авианосцев (элегкие не в счет) построены ради устрашительных целей и только против США. А ведь они шли в довесок кораблям линии; линкоров в строю уже было десять (про сверхлинкоры класса 'Ямато' английская разведка на тот момент не знала); сверх того, океанские воды бороздили семнадцать японских тяжелых крейсеров. Так что одни лишь Малайя с Сингапуром прямо-таки требовали хорошей охраны, да Гонконг впридачу, да вдобавок... Короче, идею с десантом отвергли как таковую.
Большую помощь могла бы оказать английская разведывательная сеть в самой Германии. Но тут и она уперлась в стену. Да, база на Моруроа существовала; да, она требовала больших строительных работ; да, ради этого туда навезли множество народу; да, защитные силы выглядели впечатляюще (а где вы видели военно-морские базы без охраны?). Не было ответа лишь на один вопрос: на кой это все понадобилось?
По всем источникам в Кригсмарине прошлись частым гребнем. Не находились факты, указывающие на что-то, отличающееся от базы. И, как всегда, начали поджимать сроки. Другими словами, большое начальство проявило признаки нетерпения, не получая результатов.
Вот почему началась разработка плана по захвату судов снабжения — а такие ходили на Моруроа с регулярностью, сделавшей бы честь немецкому железнодорожному расписанию. Правду сказать, эта самая база (или что там было) получала все необходимое даже не от отдельных судов, а от конвоев. В два счета было установлен стандартный состав конвоев: одно грузопассажирское судно, один небольшой танкер (в те времена представители этого типа судов еще не были самыми громадными в торговых флотах) и четыре эсминца охраны. Из подобного состава следовало со всей очевидностью: для гуннов наибольшей опасностью видятся подводные лодки, ибо защита даже от отряда легких крейсеров казалась весьма проблематичной.
