Состав той части американского тихоокеанского флота, который в момент атаки находился на базе Пёрл-Харбор, не особо сильно, но отличался от 'того' состава. И сама атака производилась чуть иными силами. И план тоже, хоть и незначительно, но отличался. Поэтому не стоит удивляться, что результаты, достигнутые императорским флотом, несколько разнились с теми, которые были получены в другом мире. Хотя и совпадений было множество.

Источником расхождений был фактор времени, сколь ни банально это звучит. Дело даже не в том, что за эти несколько месяцев японцы улучшили свой план — нет, скорее они его усилили. Результаты оказались значимыми.

Если говорить о расхождениях, то утоплено было не четыре, а пять линкоров, один тяжелый авианосец погиб и еще один выбросился на мель с сильнейшими повреждениями (в той истории они остались целехоньки); два легких авианосца отправились к Нептуну, и сверх того получил сильные повреждения и выбросился на мель тяжелый крейсер. Эсминцы даже не шли в счет.

Другое расхождение состояло в том, что по настоянию адмирала Ямамото вторая волна самолетов поставила целью подавить зенитную артиллерию. Третья волна добивала.

Как и 'там', американские военные не сдались без боя. Паника и растерянность присутствовали, конечно, но отдельные американские истребители ухитрились даже взлететь и дать бой. Они были задавлены численным превосходством, но все же плату кровью взяли. Чудеса героизма проявляли зенитчики. Вторая волна атаки нанесла им существенные потери. И все же в сумме не двадцать девять, а тридцать японских самолетов оказались сбитыми.

Странник оказался прав: очень скоро Берия получил информацию, доложил Сталину, а тот, в свою очередь, известил Политбюро о внезапном нападении на базу американского флота. Сам американский президент узнал об этой новости чуть позже советского руководства, но до того, как об этом раструбили средства массовой информации.

Вопреки обыкновению, Сталин предварил обсуждение фразой:

— Похоже, у Японии сложилась традиция: начинать военные действия внезапно, без объявления войны.

Все присутствующие решили, что поняли подтекст: именно так началась русско-японская война начала века. Правда, Лаврентий Павлович понял высказывание чуть-чуть в расширительном смысле, но воздержался от комментариев.

Но дальше заседание пошло по обычному пути: председательствующий попросил высказываться.

Мнения разделились. Позиция Маленкова, Жданова и Кузнецова могла быть изложена в кратком предложении: 'Это двусторонние японо-американские дела, нам туда соваться никак не с руки.' Микоян заметил, что имеется возможность продавать американцам оружие и военное снаряжение, если, конечно, такой запрос будет. Вопрос о продаже чего-то в этом роде Японии никто не поднимал. Ворошилов высказал справедливую мысль:

— Длительная война для Японии просто убийственна. Ее промышленность не выдержит долгого состязания с американской. Стратегия японцев видится такой: сильнейший удар в расчете на скорое заключение выгодного мира. Для Германии в империалистическую из подобных замыслов ничего путного не получилось. Но пока что японцы как раз рассчитывают на маленькую победоносную войну. Именно поэтому не исключаю удара по нашей территории. Хотя здравый смысл говорит, что такой небольшой стране воевать на два фронта нельзя, но как раз неверная оценка возможностей наших армии и флота может подвигнуть противника на авантюру. Потеря бдительности в расчете на то, что они, дескать, не посмеют, уже привела к поражению Николашку. Мы не должны брать с него пример.

Надо отметить: финская война многому научила Климента Ефремовича. В частности, он на уровне спинного мозга усвоил, что обороняться на хорошо подготовленных позициях значительно проще, чем наступать. Знал он также об уровне подготовки дальневосточных частей. Все-таки до корпуса Черняховского им было далеко.

Вот почему прозвучало нечто осторожное:

— По имеющимся у меня сведениям, уровень дислоцированных на Дальнем востоке частей РККА позволит им сдержать наступление японских войск, если таковое случится. Но для наступления нужна подготовка.

Сказано было нарочито неопределенно. Кое-кто в Политбюро мог бы не понять: то ли имеется в виду тактическая и стратегическая обученность командиров, то ли недостаточен уровень технического снабжения.

Сталин не был великим специалистом в чисто военных вопросах. Но чутье на двусмысленности у него было великолепное.

— Считаешь ли ты, Клим, что есть необходимость перебросить на этот участок особый ударный мехкорпус генерала Черняховского?

— В этом может возникнуть необходимость, — последовал ответ. — Но прежде командующий Апанасенко должен закончить строительство хотя бы первой очереди дорожной сети.

Этот изящный ход перекладывал ответственность именно на командующего округом.

— Еще вопросы? Мнения? Позиция Политбюро понятна, — с ноткой удовлетворения произнес Сталин. — Будем голосовать.

Преимущества выжидательной тактики получили подтверждение.

— Что ж, товарищи, все свободны. Завтра будет еще одно заседание по другому вопросу.

И через десяток секунд последовало сакраментальное:

— А вас, товарищ Берия, я попрошу остаться.

Когда в кабинете осталось лишь два человека, был задан ключевой вопрос:

— Лаврентий, сколько Королеву надо для подготовки к старту?

Берия, видимо, уже задавал тот же вопрос Сергею Павловичу, ибо не задержался с ответом ни на секунду:

— Три дня от момента получения команды.

— Полагаю, завтра соответствующее решение будет принято. Хотелось бы видеть на заседании Странника.

Конечно, это не было простым пожеланием.

Информационная бомба рванула без всякого замедления. Президент Рузвельт по радио сообщил нации о нападении. Эту речь, понятное дело, мгновенно напечатали во всех газетах. Реакция последовала. Изначальное потрясение сменилось бешенством. Конгресс чуть ли не в тот же день проголосовал за объявление войны. Если изоляционисты и сохранили свои взгляды, то предпочли держать таковые за семью замками.

Почти сразу же выявился первый просчет японской стратегии. Эта ошибка в точности повторила ту, которая случилась в другом мире.

'Там' напавшая сторона точно так же категорически недооценила решимость американского народа сражаться. 'Нация слабаков' на поверку оказалась обладательницей твердого духа. На призывных пунктах собирались огромные очереди. Отказы полагались трагедией; были случаи, когда незадачливый призывник, отвергнутый по состоянию здоровья, кончал жизнь самоубийством.

Вторым не учтенным в полной мере фактором была мощность американской промышленности вообще и возможностей судоподъема и судоремонта, в частности. В другой истории четыре из восьми линкоров были подняты и восстановлены. Работа ремонтников в том мире могла вызвать лишь восхищение с завистью пополам. Здесь рабочие, инженеры и организаторы производства действовали не хуже. Стоит добавить: если по количественным характеристикам флота Япония могла кое-как тягаться с Америкой, то в прочих видах вооружения имперская промышленность проигрывала вчистую, без малейшего шанса на 'догнать', не говоря уж о 'перегнать'.

Правда, этот фактор должен был проявиться позднее. Пока что Японская империя в темпе готовилась 'реализовать численный перевес', говоря по-хоккейному. Другими словами, готовился удар по Бирме и Малайе. Противником должен был стать Королевский флот. Похоже, у адмирала Ямамото имелись хорошие основания для уверенности в успехе. Они и в самом деле были.

Главнокомандующий полагал козырем в рукаве свежепостроенный линкор 'Ямато'. Ни англичане, ни американцы не знали его характеристик — настолько продуманными и эффективными оказались меры секретности. Формально корабль спустили на воду еще в августе позапрошлого года, но в марте нынешнего он все еще не вошел в состав флота. Впрочем, до этого оставались считанные недели19 .

Вторым весьма важным фактором на пользу Японии был перевес не только в количестве авианосцев, но и в подготовке летного состава. Свирепые тренировки, да еще тот боевой опыт, который уже появился, а в довесок к этому опыт сражений за Бирму и Малайю... Нет, тут заносчивым британцам не равняться с императорским флотом.

Третий фактор состоял в плохой подготовленности крепости Сингапур к обороне. Артиллерия ориентировалась на противостояние атаке с моря, но никак не с суши. Оборонительные сооружения — не только доты, но и простые окопы — не строились и не отрывались под тем соусом, что-де их будут заливать поземные воды. Эти рассуждения были частично обоснованными: высота над уровнем моря была ничтожной.

Четвертый фактор заключался в традиционном британском пренебрежении военными возможностями туземцев. К таковым англичане причисляли и японцев. Опыт же русско-японской войны начала века изучался односторонне: более-менее тщательно анализировались действия флота и гораздо хуже — сухопутные события.

Повестка дня заседания Политбюро была известна. Точнее говоря, известна была формулировка 'Об утверждении космической программы СССР', но высокопоставленные партийные чины пока что довольствовались лишь слухами о том, что такая программа готовится. Также на заседание был приглашен товарищ Александров

Докладывал нарком внутренних дел. На стене уже была развернута карта мира, исчерченная не вполне понятными кривыми. В неприметную точку на карте Казахстана был воткнут красный флажок. Никаких бумажек с текстом не было. Присутствующие знали, что глава Политбюро предпочитает, чтобы докладчики обходились без письменных речей. Зато была порядочная папка с фотографиями.

— Товарищи, упорный труд большого коллектива наших ракетчиков при помощи инженеров из Германии дал плоды. На сегодняшний день мы готовы запустить первый в мире искусственный спутник Земли. Это даст гигантский прорыв...

Политбюро слушало молча. По окончании посыпались вопросы.

— Вы сказали, что в проектировании участвовали немецкие специалисты. Не таится ли тут опасность утечки ценных сведений в Германию?

Вопрос Жданова мог показаться бестактным в отношении к куратору космического проекта. Уж кто-кто, а Берия понимал толк в охране государственных тайн. Но более проницательные товарищи посчитали, что Жданов таким образом тонко льстит наркому внутренних дел.

Как бы то ни было, отвечал именно Лаврентий Павлович:

— Германские специалисты участвовали и участвуют в гражданском направлении освоения космоса. Размещение оружия на искусственных спутниках Земли пока что технически невыполнимо. Во-первых, полезная нагрузка спутника не превышает сотни килограммов. Во-вторых, имеются большие трудности в точном приземлении спускаемого аппарата. Собственно, таковое вообще пока что невозможно, но даже если и не так: разброс в координатах приземления составляет в самом лучшем случае сотню километров, а скорее все двести. Что до ракет военного назначения, то они в космос не выходят. К их разработке иностранцы не допускаются.

— В тех материалах, которые были переданы перед заседанием, утверждается, что возможно освоение космического пространства с участием человека. Есть данные, что люди могут выживать в космосе?

— На ваш вопрос, товарищ Маленков, мы как раз ищем ответ. У нас был опыт по запуску подопытного животного за пределы атмосферы, но не на орбиту. Правда, по недосмотру обслуживающего персонала кот перед стартом напился пьян, — присутствующие дружно рассмеялись, даже те, которые были в курсе истории, — но могу утверждать: после того, как четвероногий испытатель приземлился и протрезвился...

Последовал еще один взрыв смеха.

— ...ветеринары обследовали животное и констатировали, что никакого вреда организму нанесено не было. Однако запланирована доставка спутника на орбиту вместе с контрольной аппаратурой, которая должна будет отследить состояние атмосферы внутри полетной кабины с оценкой того, насколько она может подходить человеку. Предполагается запись температуры, давления воздуха, влажности, вибрации. Да, и уровня радиоактивности, поскольку мы пока не знаем, насколько он может быть велик. И еще не менее двух запусков планируется с животными на борту — конечно, с возвращением. По приземлении запланирована всесторонняя оценка состояния их здоровья.

По некоторому молчанию прозвучал еще один вопрос:

— Здесь описана программа развития космической отрасли, так сказать, мирного назначения. Хотелось бы получить более подробные сведения о круге народно-хозяйственных задач, которые может решить или помочь решить эта отрасль.

Сталин повернул голову к задавшему вопрос.

— Думается, что лучше всего вам, товарищ Вознесенский, ответит присутствующий здесь коринженер Александров.

Рославлев постарался не проявить изумления. Сталин еще вчера впрямую сказал, что выступать перед Политбюро не придется. А тут...

— Товарищи, запуск первого в мире искусственного спутника Земли имеет политическое значение, и оно масштабнее экономического или военного. Говоря упрощенно: коль скоро речь идет о внутренней политике, то это событие видится мне вдохновляющим для всего советского народа. В кои-то веки мы можем твердо заявить, что в некоторой области находимся впереди планеты всей. Ни у кого нет — а у нас есть. Внешнеполитический резонанс также может быть весьма сильным. Однако напоминаю присутствующим: я инженер, а не политик. И потому чисто политические выгоды вы, товарищи, можете оценить намного лучше меня.

Присутствующие закивали: кто слегка, а кто и усиленно. Тезис был не только понятен, но и казался непрошибаемо верным. А коринженер продолжал:

— Это касается первого спутника, который впрямую никаких экономических выгод не несет. Однако к последующим подобным аппаратам следует подходить с другой меркой. Если говорить кратко, то первейшей и главной функцией последующих поколений спутников вижу наблюдение за земной поверхностью.

Рославлев окинул быстрым взглядом аудиторию. Она пребывала в некотором недоумении — исключая, понятно, Иосифа Виссарионовича и Лаврентия Павловича.

— Что дает такое наблюдение? Точнейшее картографирование. И не просто увидеть, где горы, а где реки. Нет, спутник может дать данные, например, о границах лесного пожара, оценить масштабы засухи, прикинуть наилучшие планы для прокладывания дорог. Далее: из космоса прекрасно видна облачность. А это дает весомое добавление к существующим методам прогноза погоды. Другой важный момент: первый спутник будет вращаться вокруг Земли на низкой орбите. Минимальная высота его полета — от двухсот до двухсот пятидесяти километров. Максимальная — от девятисот до тысячи километров. При этом возможно обследование и фотографирование полосы до шестидесяти градусов северной и южной широты. Но если вывести спутник на высоту примерно сорок тысяч километров, он будет висеть над одной точкой поверхности. Такой спутник может стать прекрасным ретранслятором и для радиосвязи, и для телевизионных сигналов. Пока что мы не можем запустить аппарат на столь высокую орбиту. У нас еще нет соответствующей техники. Но она будет! Кроме того, доказана принципиальная возможность точнейшего определения координат любой точки земной поверхности, причем не имеет значения: на суше она или на море, также точность оценки координат не зависит ни от погоды, ни от времени суток, — при этих словах на лице адмирала Кузнецов отразился живейший интерес. — Но, правда, для создания такой аппаратуры потребуется большой срок: возможно, лет двадцать, а то и все тридцать. Вот еще одна область применения — наука. Например, с орбиты телескоп может наблюдать звезды и планеты куда лучше, чем сквозь атмосферу. Технологическим исследованиям также найдется место. На орбите, в условиях невесомости, возможно получение таких сплавов, которые на земной поверхности немыслимы. Ну, например... — докладчик чуть задумался, — ...сплав алюминия со свинцом. Любой знающий металлург в глаза плюнет, если вы приметесь доказывать, что такое возможно. А в невесомости разница удельных весов вообще не играет роли. То, что на Земле смешать никак нельзя — на орбите можно. Но это тоже дело будущего.