— Вопрос хорош, Вячеслав Михайлович. Как сами понимаете, таких исследований никто и никогда не вел. Но... разговорился я как-то с одним врачом. Речь зашла о романе Жюля Верна 'Из пушки на Луну'. Правда, там ошибка на ошибке едет и ошибкой погоняет, но кое-что показано правильно. В частности, предсказано, хотя и не особо грамотно, состояние невесомости. Так вот, этот врач предположил, что длительное воздействие невесомости может благоприятно воздействовать на болезненное состояние позвоночника. Я, разумеется, попросил объяснений. Ответ был таков: отсутствие силы тяжести дает возможность снять нагрузку на межпозвоночные хрящевые диски и тем самым дать им шанс восстановиться. Я тогда ответил то же, что сейчас говорю вам. Никто в мире, в том числе я сам, не знает, каково будет действие невесомости на человеческий организм. Возможно, вред от нее превысит пользу. Нужны исследования. Что ж, мы будем их вести.

— Еще вопросы? Нет? В таком случае вы, товарищ Александров, свободны, а мы с товарищами обсудим космическую программу.

А заседание Политбюро плавно перешло на обсуждение проблем, связанных с военным делом. Сообщение делал Берия. Перед этим члены Политбюро получили по небольшой брошюрке.

— Товарищ Александров недостаточно хорошо разбирается в военных вопросах, да ему и не приказывали оценить применимость космической техники в этих целях. Аналитики моего наркомата поработали за него. Товарищ правильно указал, что спутник позволяет наблюдать земную поверхность. Расчеты и опыты показали, что с высоты примерно двести километров можно различить фигуру человека. Это означает, что с орбиты можно легко отслеживать, например, войсковые колонны, артиллерийские позиции, аэродромы, и прочие военные объекты. Вы скажете, товарищи, что то же самое может и авиаразведчик. Но его можно сбить, можно просто отогнать. Со спутником все это не пройдет. Ни у кого сейчас нет средств борьбы со спутниками.

Эти утверждения также не вызвали неприятия.

— Товарища Александров упомянул о возможности спутниковой связи. Это так, но мои специалисты также добавили к этому: возможность получить всепогодную, то есть максимально устойчивую радиосвязь. Думаю, товарищи, вы прекрасно понимаете, насколько это важно и для Красной Армии, и для флота.

Вот это положение оказалось не столь очевидным. Важность надежной связи в те времена сильнейшим образом недооценивалась. Впрочем, возражений не случилось.

— Теперь о принципиальной возможности точнейшего определения координат любой точки земной поверхности. Подобные схемы уже существуют, и их используют штурманы нашей дальней авиации, но для решения навигационных задач сейчас нужны излучатели на поверхности, причем в достаточно большом количестве. И такие радиоисточники уязвимы к наземным или воздушным атакам. Космические источники нельзя атаковать — просто нечем.

— Вопросы?

Поднял руку Маленков.

— Хотелось бы знать, насколько товарищ Александров вовлечен в военную часть космической программы.

Сталин поднял руку с карандашом.

— Лаврентий Павлович, я отвечу на этот вопрос. По своей основной специальности Сергей Васильевич — инженер-контрабандист. Наш опыт говорит, что этот товарищ может благодаря личным связям достать все, что угодно: хоть редкие металлы, хоть уникальные станки. Однако конструирование оборудования не является его сильной стороной. Также он не специалист в военных вопросах, что сам неоднократно признавал. Впрочем, отсутствие военного образования не мешало и не мешает товарищу добывать изделия, востребованные для армии и флота.

Все повернули головы к адмиралу Кузнецову. Тот коротко кивнул:

— Да, это так.

— У кого есть возражения, замечания, поправки к известной вам программе? Нет? Тогда ее принимаем. Товарищ Берия, отдайте команду, чтобы ракетчики готовили запуск. Им ведь хватит трех дней, не так ли?

По дороге к месту работы (рабочий день еще не закончился) Странник напряженно обдумывал все, что случилось на заседании. Выступление прошло вроде как недурно. Но не давал покоя вопрос: почему же Сталин его так — ну, не подставил, а вывел на первые роли? Ни на четверть копейки не верилось, что сделано было это ради развлечения. Цель точно существовала — но какая? Проверка готовности? Показать Политбюро в качестве фигуры? И не подставной ли фигуры?

Непонятно.

Глава 15

— Иван Александрович, решать тут не мне, но, если спросят, я категорически против.

— Сергей Васильевич, у вас имеются причины так полагать?

Вопрос непосредственного начальника товарища Александрова был, пожалуй, риторическим. Сам Серов был абсолютно уверен, что мнение его зама возникло не на пустом месте.

— Иван Александрович, запрос англичан на продажу им рения может иметь под собой две причины. Первая и очевидная: им и вправду нужен этот металл. Они хотят приобрести двести килограммов? Тогда налицо потребность для исследовательских целей. Вторая причина состоит в прощупывании наших возможностей. Рений полагается страшно редким. Это, в общем, правда. И если мы согласимся продать, то тем самым признаем, что у нас существует его промышленная добыча и, что еще хуже для наших островных... кхе... партнеров, мы его добываем в достаточном количестве, чтобы поделиться. Тогда уже я задам вопрос, который у английской разведки непременно возникнет: а для чего это русским нужно столько редкого металла? Где они его используют? И эти ребята начнут копать — а оно нам надо? Конечно, может существовать некая операция, в ходе которой нам понадобится убедить англичан... в чем-то этаком, что точно находится за пределами моих полномочий. Уж не говорю о том, что даже просто знать о такой операции мне также не положено. Одним словом, моя позиция вам известна. Повторяю: я против продажи.

Комиссар государственной безопасности второго ранга был мягок, словно стокилограммовая штанга, обернутая войлоком, и столь же убедителен:

— Ваши соображения кажутся обоснованными. Я их доложу по команде. Но вы сами понимаете, Сергей Васильевич: решения принимают не на моем уровне. Вот почему имеется еще вопрос.

Выражение лица товарища коринженера стало еще более внимательным — по меньшей мере, в полтора раза.

— Поступи точно такой же запрос от Германии — как бы вы отреагировали?

Седой собеседник погрузился в раздумья. Наконец, он поднял голову:

— Подобная просьба со стороны немцев показалась бы мне странной, самое меньшее. Судите сами, Иван Александрович. Германия сама имеет на своей территории... нет, это нельзя полагать месторождением рения, скорее он побочный продукт переработки их медной руды. Именно побочный продукт. Стоимость добытой меди намного превышает цену рения, который там имеется. Так что немцам вроде как и незачем обращаться к СССР и тратить валюту на покупку. Впрочем, никто не запрещает им платить промышленными товарами — станками. например, или прокатным оборудованием... Извините, у меня мало данных. Я просто не знаю, сколько металла добывает Германия и, главное, для чего. Первое, что приходит на ум: рений нужен для какой-то металлургической цели. Конечно, не сам рений, а сплавы, легированные этим металлом. Повторяю, фактов у меня прискорбно мало. Мои возражения против этой продажи в целом те же, что и против сделки с англичанами: нам не нужно давать Германии хоть какие-то сведения о наличии в СССР значимых источников рения и о том, на какие изделия он идет.

Серов поспешил закруглить беседу:

— Тут вижу большой объем работы для других управлений. Разумеется, я доложу о ваших соображениях наверх. Но лично от себя добавлю: в них есть рациональное зерно.

На этом разговор был закончен. Но по уходе зама Серов крепко задумался.

В отличие от Александрова, он не предполагал, что англичане заинтересованы в самом рении, а знал это наверняка. Знал он и о шахтных работах на атолле Моруроа. А еще ему стало известно, что Германия проявляет интерес к покупке этого металла, хотя прямого предложения пока что не поступало. Так что предположение о том, что британский интерес к рению инспирирован абвером, вовсе не казалось опытному чекисту кретинским. А еще Иван Александрович был твердо убежден, что хотя у товарища коринженера явно отсутствует надлежащее образование, но аналитические способности у него вполне наличествуют. И он (Серов) был намерен воспользоваться ими.

Проверка систем как ракеты-носителя, так и будущего спутника проводилась максимально тщательно — именно так, как настаивал Сергей Васильевич. Хотя с формальной точки зрения этот товарищ не являлся начальством для ракетчиков, но существовала негласная вроде бы просьба со стороны высокого начальства во всем следовать рекомендациям этого товарища. Сам Королев был полностью солидарен с Александровым в том, что касалось контроля и проверок, а уж о фон Брауне и говорить нечего.

До старта оставалось двадцать восемь часов.

Моряки, летчики и ракетчики — народ суеверный.

В этот раз вместо команды 'Начать заправку' последовала шуточная 'Наливай!'. Слово оказалось прилипчивым. С этого дня все ракеты космического назначения неукоснительно заправлялись только по этой команде — разумеется, за исключением тех, которые летали на ампулизированном топливе. Данная ракета, как и предполагалось, стартовала на керосине и жидком кислороде.

В бункере наблюдения находились лишь гражданские лица. Все они уже наблюдали старт как таковой. Не то, чтоб зрелище стало для них привычным, но все равно оно никак не причислялось к обыденным.

Команды запуска звучали по громкой связи:

— Минутная готовность!

Посторонний мог бы обмануться смыслом этих слов. На самом деле команда означала, что до поворота стартового ключа осталась минута.

— Ключ на старт!

Не то, чтобы Королев не доверял сотрудникам — но именно этот ключ он желал повернуть лично, что и было сделано. Никому из команды, собравшейся в бункере, даже в голову не пришло оспорить это решение. К тому моменту Сергея Павловича еще не называли (за глаза, конечно) Железным Королем, но все предпосылки к тому имелись.

— Протяжка один!

Потребность в этой команде была сомнительной. В другом мире она означала, что началась протяжка бумажной ленты, на которой записывалась информация с ракеты. Здесь же информация прежде всего записывалась на электронный носитель, а уж потом на бумагу. И все же электронщики все, как один, бросили очень короткий взгляд на ленту зажужжавшего самописца.

— Продувка!

Это означало, что топливные коммуникации продуваются азотом.

— Ключ на дренаж!

Исполнение было возложено на фон Брауна. Немец, отдать должное, был с виду холоден и деловит. Каковы были его эмоции на самом деле, никто не узнал. Ключ щелкнул. Вокруг корпуса ракеты появились белые клубы, означавшие, что испаряющийся жидкий кислород сбрасывается в атмосферу. Двигателисты слегка кивнули. Они видели, что пока все идет штатно.

— Пуск!

Эта команда также вводила в заблуждение. Она означала лишь подачу компонентов топлива в двигатели. Заметить это по внешнему виду ракеты было нельзя, но индикаторные лапочки дали соответствующий сигнал. Гельмут Грёттруп вцепился пальцами в край столешницы. Рот его сжался в ниточку.

— Зажигание!

Вот здесь никакой двусмысленности не было. Топливо и в самом деле воспламенялось в камерах сгорания.

Дальше последовали уже не команды, а сообщения о состоянии уровня тяги:

— Есть предварительная! Промежуточная! Главная! Подъем!!!

Тяжкий рев двигателей проникал сквозь толстенные стены бункера. Ракета окуталась пламенем и клубами того, что можно было принять за дым.

— Много пыли, Сергей Павлович. Нехорошо. В следующий раз надо будет избавиться от пыли, — заметил фон Браун и черканул что-то в блокноте.

— Точно, Вернер. Так и сделаем.

— Есть контакт подъема! — звонко, почти радостно выкрикнул инженер Борис Черток. Он отвечал за электронные и электрические цепи.

Возглас означало, что сработал датчик, фиксирующий отрыв ракеты от стартового стола.

Решительно все присутствующие бросили взгляды на часы.

Могло показаться что могучая ракета поднимается как-то неохотно. Но никто не удивился, когда громадный цилиндр резко ускорился, уходя в небо на столбе пламени.

Инженер Грёттруп как будто прикипел к тому, что электронщики полушутливо именовали 'приборной доской'. На висках у него выступили капельки пота.

Терпение было вознаграждено.

— Die erste Stufe hat die Arbeit beendet, — доложил он, но сразу же смутился, поняв ошибку, и перешел на русский, — первая ступень работу закончила.

И еще один взгляд на часы дал присутствующим однозначный ответ на один из главных вопросов: что бы потом не произошло с ракетой, первая ступень и вправду сделала дело штатно.

Сам куратор ракетчиков в свое время настоял, чтобы сигналы от спутника ловил не один радист, а несколько. И все сработали.

— Есть! — вопль из репродуктора громкой связи заставил бы подскочить памятник Александру Островскому20. — Есть сигнал от спутника! Пищит!

То, что аппарат вышел на орбиту, в Центре управления и так знали: служба телеметрии трудилась на совесть.

Почти сразу же пришли доклады от телеметристов и радистов на востоке страны.

— Еще один виток для верности, — прохрипел Королев, — и можно докладывать наверх.

Он ошибся. К моменту доклада Берия уже знал об успехе, хотя информант честно присовокупил: дескать, сведения не до конца проверены.

Лаврентий Павлович умел разбираться в людях. Заслушав не вполне внятную речь Королева (у Железного Короля тоже имелись нервы), нарком поздравил его, велел поздравить также всех разработчиков и испытателей, а засим предписал отдых. Он твердо знал, что специалисты будут отдыхать самым добросовестным образом.

Шампанского в этих краях отродясь не водилось, так что начальство взяло на себя административную смелость выписать спирт в количестве не чрезмерном, но достаточном, чтобы прилично отметить. Всех удивил Вернер фон Браун. Из каких-то своих закромов он приволок аж целых две бутылки темного стекла.

— Подлинный кубанский ром! — ткнул он пальцем.

По правде говоря, ром был, во-первых, настоящим, во-вторых, кубинским, но чуть неверная семантика оказалась понятой совершенно точно. В те времена означенный напиток не пользовался в СССР такой известностью, какую приобрел позднее, поэтому легкая настороженность со стороны советских граждан присутствовала. Однако немецкая часть персонала, видимо, была лучше знакома с подобного рода напитками, ибо по поводу именно этих бутылок ни малейших возражений не возникло.

Обиженными оказались те, которым по долгу службы предписывалось сохранять трезвость: связисты и телеметристы. Любовь к точности требует заметить, что трезвыми они оставались лишь по причине малого количества употребленных горячительных напитков.

Авторы этих строк полагают, что внимательные и склонные к анализу читатели и сами догадались, что товарища Сталина известили об успехе запуска в чрезвычайно короткий срок. Вождь немедленно отдал соответствующую команду.