Первое, что удалось установить: сколько-то рения продали Советскому Союзу. Эта история получила некоторую известность, о ней знали многие. Понятно, английские аналитики стали выяснять подробности. Они показались мало что не сенсационными: большевики купили около грамма металла. Эту цифру подтвердили аж целых четыре независимых источника.
Привлеченные к расследованию (втемную, понятное дело) британские ученые были единодушны: подобное количество годится лишь для исследований, но никак не для изготовления чего бы то ни было. Но вот ведь странное дело: после этого русские не покупали этот металл — во всяком случае, в Германии. А там вся добыча также шла на исследования.
После долгих проверок и перепроверок наиболее вероятным был признан вывод: рений и вправду нужен в промышленности. Достоверной оказалась информация: Советы выплавляют, хотя и в малых количествах, сплавы с добавками рения. Правда, область применения оставалась темной. И, похоже, СССР не испытывал больших проблем с рением в отличие от Германии, которая также имела потребность в этом сырье, но оказалась не в состоянии обеспечить даже себя. Получается, явно глубокая, судя по объему материалов и ресурсов, шахта на острове Моруроа МОГЛА иметь смысл для добычи рения. Ведь этот остров находится на скальном основании, а в изверженных породах вполне могли оказаться жилы с повышенным содержанием искомого металла.
Косвенным подтверждением назначения шахты послужила добытая случайно информация: на эту якобы военно-морскую базу завезли хорошую химическую лабораторию. С какой целью? Ответ лежал на поверхности: до сих пор рений находили в других рудах, но в очень малой концентрации. Тогда лаборатория необходима для контроля качества рудного концентрата.
Сразу же по получении этого вывода был отдан приказ Адмиралтейству (или, скажем так, настоятельная рекомендация): свернуть операцию по перехвату конвоя и возвращаться на базу, то есть в Атлантику. Конечно, слежку за последующими отправлениями в Тихий океан никто не отменял, но это делалось прямо в Европе.
Но оставалась еще одна, пожалуй, главная проблема: для чего все-таки нужен рений?
Ход был правильным. Умным. Может быть, даже лучшим из всех возможных. Так полагал тот, кто подтолкнул военное руководство — товарищ Александров. И Георгий Константинович Жуков думал точно так же.
Заключался он в том, что генерал армии Иосиф Родионович Апанасенко был приказом назначен на должность командующего Дальневосточным военным округом. По тогдашним меркам это значило многое. Разумеется, многим из его команды также пришлось ехать в далекую Сибирь и еще более далекое тихоокеанское побережье.
Рубить сплеча новоиспеченный командующий не стал. Первым своим делом он посчитал детальнейшим образом вникнуть в обстановку. Наиглавнейшим элементом оценки были сочтены данные разведки. Все они твердили об одном и том же: оборона японской армии укрепляется. И никаких фактов о готовящемся нападении.
Генерал Апанасенко задал самому себе тот же вопрос, которым до него озадачивался не один советский командир высшего звена: с какого перепугу японцы так озабочены возможностью советского наступления? Вывод был примерно тот же, к которому пришел начальник Генштаба: предполагается некое событие, после которого СССР будет вынужден объявить войну. Не имея даже начального образования, Иосиф Родионович не только от природы обладал цепким умом: он ничуть не пренебрегал возможностью учиться. Вдобавок у него было развито то самое чутье, без которого в очень многих профессиях до вершин никогда не добраться. К нему стекались данные от пограничников. Кое о чем он просто догадывался. Вот почему все военное командование округа от уровня полка и выше получило приказ не просто наладить связи с пограничниками, но и обеспечить наилучшее взаимодействие. Предвидя возможность диверсий, Апанасенко велел собирать все мыслимые предложения о конкретных мерах. Этим занимались особисты.
Наибольшую обеспокоенность командующего вызывало железнодорожное сообщение. Лучше любого другого он понимал, насколько округ уязвим по части снабжения. Особые отделы и науськанные погранцы устраивали проверки охраны мостов, железнодорожного полотна и подвижного состава. Большой пинок получили строители: им предписывалось рассредоточить склады, и, что главнее, оборудовать отличные подъездные пути к ним. Иначе говоря, эти объекты должны были сохранять доступность в любую погоду. Разумеется, дороги Апанасенко обустраивал. Тем более, в округ начали поступать в изрядном количестве грузовики, бензин, моторное масло, шины и запчасти. Хуже было положение с шоферами. Пришлось надавить на командиров авторот в части обучения специалистов. Тем самым кадровый вопрос, хотя и не решился, но хотя бы сдвинулся в нужную сторону.
Чего уж заниматься критиканством: меры были и правильными, и нужными, и решительными. И только один явный недостаток просматривался: они частично опаздывали. Хотя кое в чем результат сказался.
Требования высокого начальства, как это обычно бывает, оказались противоречивыми. Типичный случай: 'на копейку, с бархатом, чтоб соловьем пела.'
С одной стороны, командующий Квантунской армией генерал Ямада Отодзо получил приказ всеми силами прервать железнодорожное снабжение всех советских войск на Дальнем Востоке (в первую очередь в Приморском крае). С другой стороны, запрещалось открытое военное воздействие.
Все донесения от японских диверсионных групп сходились в одном: нападение на железнодорожные мосты возможно, но без большого шума сделать это нереально. Охрана не просто бдила. Видимо, какие-то сведения о возможности диверсий просочились со всеми отсюда вытекающими. Само собой, без приказа никто и ничего взрывать не стал.
Генерал Отодзо сделал то, что и должен был: суммировал выводы и отправил донесение высокому начальству, в котором со всей почтительностью отмечал: входы и выходы из железнодорожных тоннелей на участках таких-то взорвать можно. Соответствующие подготовительные работы проведены. Уничтожение железнодорожных мостов на том же участке также представляется возможным, но никаких гарантий незаметности этих действий дать нельзя.
Через некоторое время пришел ответ. Суть его можно было выразить двумя словами: 'Будьте готовы к взрыву тоннелей.' О мостах не было сказано ни слова.
Генерал-полковнику Жукову этот голос был хорошо знаком.
— Георгий Константиныч, надо бы встретиться в спокойной обстановке.
Начальник Генштаба превосходно понимал, что существуют темы, по телефону не обсуждаемые. Кроме того, он знал, что по пустякам этот человек никогда и никого не дергает.
— Да хоть сегодня, Сергей Василич. В твоем кабинете в... семь вечера, пойдет?
— А согласен. Чай будет, водку не обещаю.
Совещание было сугубо неформальным. И причины этого оказались обозначенными с самого начала:
— Георгий Константиныч, определенные и четкие данные отсутствуют, но косвенные признаки указывают: в скором времени может начаться японо-американская война.
Жуков хотел было сказать: 'Нам-то что с этого?', но лишь кивнул.
— Заметь, японцы предложили заключить с нами пакт о ненападении. Им отказали.
И снова у генерала на языке вертелась очевидная фраза: 'Так вот почему они так крепят оборону.' И опять вслух ничего не прозвучало.
— Ты наверняка подумал про войну на два фронта, верно?
— Угадал, Сергей Василич.
— Вот я и подумал, что от такой войны японцы хотят отгородиться всеми средствами. В том числе прерыванием снабжения по Транссибу. Насколько это возможно — ты знаешь как бы не получше моего. Но... смотри, что предложили умные головы — это, правда, в Белоруссии.
На стол легла карта. На ней изображалась схема одной из самых успешных операций партизанской армии Ковпака: 'сарненский крест', в ходе которой был не только выведен из строя стратегический железнодорожный узел, но и сильнейшим образом задержана возможность его восстановления. Полностью движение возобновилось лишь через полтора месяца. Жуков этого, понятно, не знал, но идею схватил мгновенно.
Александров энергично продолжал:
— Это лишь вариант. Однако идея настолько проста, что японцы могут додуматься и сами. И все же есть средство противодействия. Допивай чай, доедай коврижку, и я тебе покажу.
Чайная подготовка много времени не заняла.
— Глянь на картинки.
Как всегда, у товарища картинки были отменного качества: крупные и цветные. На них красовался громадный, явно транспортный самолет.
— Вместимость у него — до восьмидесяти тонн. Иначе говоря, перевозит тяжелый танк, три боекомплекта, экипаж — и еще место останется. Или артиллерию, скажем. Вот такими можно организовать воздушный мост по снабжению. Но есть и некоторые 'но'. Вот глянь на карты. Здесь обозначены полевые аэродромы. Грунтовые, понятно. Истребители, фронтовые бомберы, штурмовики, вертолеты — все это может там взлетать-садиться. Вообще-то эта машина может использовать грунтовый аэродром, но сам должен понимать: бетон она предпочитает. Да и зависимость от погоды тоже... Летчиков на эти транспортники готовят. Аэродромное обслуживание — тоже. А вот что не готово. Сам понимаешь: мало самолет посадить, мало его разгрузить — то, что прилетело, должно попасть в нужное место. Здесь у нас может возникнуть затык. Предложи Апанасенко поднажать именно в этой части. Нужны дороги к расположению наших частей. А у него есть и люди для этого, и опыт, и, что еще важнее: понимание важности задачи.
Генерал наморщил лоб, чуть подумал и принялся спрашивать:
— Что от меня требуется? И чем ты можешь помочь?
— Ты-то? Твои пчелки со шпалами должны как следует потрудиться и прикинуть, что именно нужно в части МТО18, причем на два варианта: плотно обороняться и наступать. Причем, если речь пойдет о наступлении, то подумай вот об этом направлении.
Карандаш указал на Большой Хинган — то есть как раз на туда, где в другом мире прошло наступление на Квантунскую армию.
Коринженер продолжал:
— Твои сразу же могут сказать: не пройдут танки. Тут постараюсь помочь. Даже если не добуду нечто... э-кхм... очень мощное и резвое, то уже сделан заказ: танки Т-34, модернизированные, со встроенной горной передачей. Ну, она позволяет сильно крутые подъемы брать.
У Георгия Константиновича с памятью все было в порядке:
— Это все, что ты можешь?
Ответом сначала было длинное ругательство, в коем упоминалась, среди прочего, трансцендентная матерь и активно участвовал двойной интеграл по поверхности в четырех координатах. А после товарищ Александров начал излагать:
— Георгий Константиныч, не все от меня зависит. И более того: не уверен, что корпус Черняховского — уж его-то в деле ты видал — перебросят в те края. Это я думаю, даже надеюсь, что меня подключат, но, сам знаешь, надо мной тоже начальство есть.
— Нда-а-а... Так ты думаешь, что главный удар будет по мостам?
— Так это первое, что приходит в голову. А у тебя имеются варианты?
— Так сходу и не скажу, но я бы подумал вот что. Там у дороги крутые горные склоны. Взять и вызвать мощный камнепад.
— Думал об этом. Я спец не из великих, но на уборку последствий клади две недели... ну, месяц. Маловато будет.
Жукову почудилась некая ехидность в голосе хозяина кабинета, но она не выглядела очень уж важной.
— А если, к примеру, аж целую скалу на путь обрушить? Так, чтоб не десяток тонн камней, а сотню. Да что там сотню — тысячу!
— Думал и про это. Тут вопрос такой: каким количеством взрывчатки такое можно устроить? Если речь о мосте: тут хватит... ну, сотни килограмм. Ну, полтора центнера. А на скалу даже и не знаю, но тут речь о тоннах может пойти, а то и поболее. Тысяча тонн камней, говоришь? Пригнать по рельсам экскаватор, тот за месяц с этой тыщей справится.
— Хорошо, а как насчет тоннеля? Такие есть на Транссибе. Вот представь: едет эшелон с взрывчаткой, а в него подложить мину. И в нужный момент она ка-а-ак грёбнет!
— И опять же: надо знать, когда пойдет эшелон. Подрывник понадобится, смертник. Ну, такого японцы найдут... Я даже и не знаю: взрывчатку эшелонами перевозят? Вообще-то есть у меня знакомства по части тоннелей и подобных сооружений...
Это было правдой. Знакомство точно имелось.
Все рассуждения пошли кувырком. У тех, кто решал вопросы по-настоящему, терпение лопнуло. И на свет появилась нота Халла.
Истины ради мы должны еще раз подчеркнуть: все громкие слова о 'потере лица' были тут ни при чем. И тонкие подсчеты возможных японских проторей и убытков экономического и политического свойства оказались нужными лишь для газет. Эта война готовилась уж давно.
В другом мире нападение на Перл-Харбор случилось через считанные двенадцать дней после предъявления означенной ноты. Там и тогда, где очутился Рославлев, японскому флоту понадобилось на подготовку атаки точно такой же срок. Но результаты были другими.
На этот раз СССР оказался намного более заинтересованной стороной.
Обмен дипломатическими нотами между министерствами иностранных дел двух держав, вообще говоря, является внутренним делом заинтересованных сторон, так что иногда сам факт существования подобных документов может остаться неизвестным широкой публике. Разумеется, такое случается лишь при условии, когда соблюдение тайны взаимовыгодно. В противном случае публикация в газетах практически неизбежна.
Надо отдать должное людям Судоплатова: текст ноты они раздобыли чуть ли не раньше, чем ее содержание дошло до премьер-министра Тодзё. Во всяком случае, как Молотов, так и Сталин узнали о ее существовании практически одновременно с японским руководством. Впрочем, изложение ноты, она же ультиматум Халла, как ее обозвали в международной прессе, стало достоянием широкой публики очень быстро. После этого Наркоминдел мог отреагировать вполне официально. Реакция советских газет была краткой и достаточно сухой. Только суть, почти без комментариев: предъявлена нота с требованиями такими-то, ожидается обострение японо-американских отношений. И все.
Сталин собрал Политбюро. Первым докладывал нарком внутренних дел Берия.
— Разведывательные данные, собранные сотрудниками моего наркомата, однозначно доказывают: японский флот уже почти полгода готовится к полноценному авиаудару по американской военно-морской базе Перл-Харбор. Для нас это не новость. Но буквально на днях появилась информация вот какого сорта. Руководство Соединенных Штатов и, в частности, президент Рузвельт также в курсе этих приготовлений. Однако у нас нет никаких данных для оценки степени готовности базы тихоокеанского флота США к отражению этой атаки. В частности, отсутствует информация по повышению этой готовности.
По обыкновению, Сталин отнюдь не торопился высказываться. Вместо этого последовало:
— Товарищ Молотов, как вы можете оценить эту ситуацию с точки зрения Наркоминдела?
Вячеслав Михайлович оправдал ожидания:
— Не может быть никаких сомнений в том, что если нападение будет успешным, то это станет превосходным поводом к войне. Конгрессмены и сенаторы США, поддерживающие изоляционистскую политику, останутся в абсолютном меньшинстве. По американскому закону, сам президент не имеет права начать войну без соответствующего голосования. Конгресс же вполне может одобрить объявление войны, даже если в последний момент американские моряки и летчики сумеют отбить воздушную атаку на свою базу. Сам факт нападения крупными силами на важнейший военный объект дает основания США отреагировать именно так.
