Эта вроде бы скромная фраза на самом деле заключала в себе замаскированный удар. Применение самого слова 'порицать' на самом деле значило, что оценки другого рода и быть не может.

— ...однако могу рассмотреть русские предложения с точки зрения командующего сухопутными войсками. Так вот: по моему скромному мнению, соглашаться на передачу южной части острова Карафуто, а равно прилегающей к нему Курильской гряды крайне опасно для империи, какими бы благоприятными не выглядели торговые соглашения и даже пакт о ненападении. У русских войск появляется при этом возможность нанесения удара сразу с двух сторон. Я не вдаюсь в дискуссию, возможно ли вообще добровольно отдать территорию Ямато — это не мой уровень. Однако могу повторить: если такое случится, то в возможном конфликте с Советским Союзом Японии предстоит глухая оборона, а таковой войны не выигрываются.

Флотская разведка не дала себя в обиду:

— Что касается высокой значимости Гэнда-сама, то о ней может догадаться даже информатор самого низкого уровня. Достаточно задать самому себе вопросы: почему всего лишь капитан первого ранга так часто навещает министерство флота и с кем он там встречается? Если в этом учреждении у иностранной разведки имеется источник, то сам факт регулярных бесед адмирала Ямамото и капитана Гэнда наводит на интересные мысли. А если учесть, что его шофер каждый раз кланяется и говорит: 'Добро пожаловать, Гэнда-сама', то и личность этого офицера, не сомневаюсь, хорошо известна нашим потенциальным противникам. Список его наград также не является секретом.

Но про себя офицер разведки задал вопрос: 'Откуда появилась столь высокая оценка русскими способностей Гэнда-сама?' Возможность примитивной хитрости с проталкиванием на высокий уровень заведомой бездарности была осторожно отвергнута.

Адмирал Ямамото, будучи военным, говорил с чуть избыточной (для японца) прямолинейностью:

— Да, анализ полученных сведений показывает, что русские имеют достаточное количество информации, чтобы сделать вывод: мы отрабатываем атаку на американскую базу в бухте Перл-Харбор. Конечно, наша контрразведка займется поисками источника утечки сведений. Правда, я совершенно не уверен, что они найдут таковой. Причина тому проста. Коль скоро у русских имеется пассажирский самолет с рабочей высотой полета десять тысяч метров (это было в их газетах), то кто мешал им сделать самолет-разведчик с высотой полета, скажем, двенадцать тысяч? Напоминаю: я неоднократно указывал, что планируемое к монтажу на наших кораблях радарное оборудование не способно засечь цели на подобной высоте. Поэтому совершенно не исключаю возможности результативной авиаразведки. А от нее спрятать наши учения совершенно невозможно.

Поскольку укол был явно направлен в сторону японской промышленности, то тут же попросил слова министр Тоёда Тэдзиро.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, но у русских вообще не имеется в строю ни одного авианосца, не так ли?

Крыть оказалось нечем: таковых и вправду не было.

— У меня также есть данные, что у русских на Тихом океане введен в строй единственный корабль, который с натяжкой можно посчитать современным линкором. Он сделан по немецкому образцу, однако ни по весу бортового залпа, ни по защищенности, ни по скорости он не соперник нашим, не так ли?

И на это заявление внятного ответа не нашлось.

— Насколько мне известно, палубная авиация наших потенциальных противников на море, то есть США и Великобритании, имеет потолок не более десяти тысяч метров, не так ли?

И тут господин Тоёда оказался кругом прав.

— Следовательно, Ямамото-сама, удовлетворение ваших настойчивых просьб не может получить полный приоритет. Что касается ваших заявок на радары, способные обнаруживать самолеты противников как раз на той высоте, на которой они летают, то именно сейчас налаживается их производство. Оборудование начнет поступать во флот не более, чем через месяц. Мы согласны, что радар, способный обнаруживать высотные разведчики, был бы совсем не лишним, но, по нашему мнению, его очередь может наступить не сегодня и не завтра.

Министр умолчал о том, что и сбивать подобные высоколетящие цели с неясными скоростными характеристиками пока что нечем.

Стоит отметить, что решительно все участники совещания категорически отвергли предложение о передаче СССР южной части Сахалина и Курильских островов, какие бы торговые или разведывательные возможности не предлагались.

История оказалась дамой весьма массивной. Во всяком случае инерция у нее была громадна. И все же небольшие изменения случились. В частности, пакт о ненападении между СССР и Японией так и не был заключен. Правда, на этот раз у Советского Союза не было столь настоятельной потребности обезопасить всеми средствами свой Дальний Восток. Конечно, и тогда, и сейчас советское руководство хорошо осознавало, что подобный пакт — не ахти какая защита, но даже такая все же лучше, чем никакая. Но на этот раз играли и послезнание, и данные разведки. Военные не могли иметь полной уверенности в отсутствии агрессивных намерений — собственно, им по должности не дозволялась подобная самоуспокоенность — зато политическое руководство отчетливо видело, что все возможности соседа брошены на достижение победы силами флота.

Японское командование повторило все ошибки, которые были сделаны в 'тот' раз. Но имелись некоторые отличия, которые вдумчивый аналитик мог бы даже посчитать важными.

Разработка атомного оружия в Соединенных Штатах на этот раз продвигалась вперед куда более медленными темпами. На то были и кадровые причины (часть европейских физиков так и не переехала в Штаты), и технические (запас природного урана оказался намного меньше, чем в другом мире). Кроме того, госдепартамент не потерял надежды, что японская сторона все же начнет заключать сделки по закупке американского оружия — и это обстоятельство сильно замедлило реакцию США на экономическую и военную экспансию Японской империи в Китае и Юго-Восточной Азии. Замедлило, но не остановило.

У Рославлева появилось много работы как раз во Владивостоке. Отдать должное председателю краевого исполкома: на складах (с морозильными установками, само собой) к прибытию московского гостя уже были собраны морепродукты согласно договоренности. Придира из органов проверил наличие всего ассортимента самым тщательным образом. Не нашлось никаких оснований для претензий.

Потом вблизи вокзала вдруг возник вагон-рефрижератор. Вроде бы ничего особенного в нем и не было, но почему-то вокруг появилось оцепление, а в сам вагон зачем-то забрался и тут же вылез товарищ с петлицами коринженера. В уже набранной поездной бригаде появился техник по обслуживанию холодильной установки.

Из ничего возник микрорайон 'Энергия' — так его назвал тот же коринженер. Название прижилось. Это было накопление стальных очень небольших домиков, стоявших один над одним аж в три этажа. К ним довольно быстро приварили стальные лестницы. Двери пока что были заперты, но очень скоро стали одна за одной отпираться. К жилищам сразу же подвели и водопровод, и канализационные стоки. С электричеством были проблемы; поначалу чуть в стороне тарахтел чуть ли не десяток дизель-генераторов, и хотя их отделили от поселка кирпичной стенкой высоту больше двух человеческих ростов, но шум все же было слышно, особенно по ночам. Впрочем, после ввода второй очереди ТЭЦ ожидалось улучшение комфорта.

Домики были рассчитаны по два на семью и заселялись довольно быстро. Но самая главная сенсация была впереди.

Игровая комната в новеньком Доме культуры выглядела в глазах посетителей — а ими были граждане возрастом от пяти до... скажем так, намного больше — чем-то марсианским. И то сказать: игровые машины были делом неслыханным.

Первыми посетителей встречали две машины, которые всего-то за пятачок позволяли стрелять из почти что настоящего ружья. Эти, понятно, были для самых маленьких, поскольку местные пацанята чуть постарше уже сопровождали отцов и дядьев на настоящую охоту. Другая машина, давала глядеть в почти взаправдашний перископ подводной лодки и даже пальнуть торпедой по кораблям с неопределенным силуэтом. Еще одна — та позволяла ездить на гоночной машине умопомрачительно красного цвета, причем имела руль, педали газа и тормоза, рычала мотором, а на ее экране развертывались гонки с участием других машин. В следующем зале было нечто совсем уж запредельное: кресло летчика-штурмовика, а при нем были штурвал, ручка газа, гашетки пушек и одного пулемета. Да еще выбор цели! А если отважный покоритель боевой машины правильно выполнял задание, то ему или ей (пожалуйста, за штурвал разрешалось и девчонкам — равноправие!) полагалась одна игра бесплатно. И при этом имя счастливца или счастливицы заносилось в особый список на экране с цифрами, указывающими количество набранных очков. Да, представьте себе, по успешном завершении задания юный летчик сам, своей рукой набирал что-то вроде 'Петя Иванов'. Правда, в зале неукоснительно находились комсомольцы со значками инструкторов, в задачу которых входило не только и не столько обучение, сколько предотвращение беспорядков, поскольку в этой игровой комнате, особенно поначалу, дело доходило мало что не до драк.

— Это почему ты? Я тут стоял!

— А моя очередь на самолет!

— Тихо мне! Как тебя звать? Вовка? А по фамилии? Так вот, товарищ Федотов, в очередь становись и не рви порядок!

— Почему это у Цоя имя впереди и очков больше?

— Так у Наташи Цой лучше получается, вот тебе и секрет.

— У Наташи? Это кто?

— А вон та девочка с двумя косами.

— Товарищ инструктор, это нечестно! Почему меня каждый раз сбивают? И очков мало. И вообще машина девчонкам подыгрывает.

— Думать надо, пионер. На цель кидаешься, как голодный волк, а сперва надобно прикинуть план атаки. Уничтожить цель — полдела, а еще надлежит вернуться на свой аэродром и доложить командиру.

Несколько особняком стояла комната, где машины умели играть в шахматы. Правда, плата за игру была огромной: целый рубль. Железные партнеры не просто показывали ходы: у них регулировалась уровень игры. Поддавками тут не пахло, хотя в эндшпиле электронные мозги могли предложить ничью. Там толпились не только пионеры. Общее мнение взрослых посетителей можно было суммировать фразой:

— Это вам не стрелять. Тут думать надо.

На низшем уровне люди играли с железякой почти на равных. Но с выставленным высшим уровнем машине мог противостоять лишь шестиклассник Мотя Махервакс, мгновенно ставший местной знаменитостью. Он ухитрился, сыграв три партии, свести все вничью.

И всех присутствовавших поразила небрежно брошенное одним из инструкторов:

— Нет, в Москве такого еще нет. Только у нас.

Еще одна комната была 'для девочек' — так, по крайней мере, ее обозвали изначально. Инструктором там была девушка, а представителей мужского пола вообще туда не допускали. Машина из имеющихся там (их было три) брала за услуги дорого — все тот же рубль — но дело того стоило. Посетительница раздевалась до белья, вставала на особую платформу, сколько-то ждала, а потом на экране появлялось ее изображение, на которое можно было примерить наряды — самых разных фасонов и цветов. Правда, сеанс ограничивался лишь десятью вариантами, но умная машина запоминала имя посетительницы и ее фигуру. А за отдельную плату можно было даже напечатать условное изображение себя в том самом наряде. С этим цветным изображением можно было хоть прямо идти к портнихе. Надобно заметить, наибольший процент среди почитателей этого вида развлечений составляли мамы тех, кто радостно визжал в других комнатах. И здесь тоже инструктор терпеливо объясняла:

— Нет, такое только у нас во Владике. Нет, и в Ленинграде тоже пока не установлено. И вообще нигде больше в нашей стране.

Утащить детей от этого великолепия можно было разве что за ушки. Со взрослыми ситуация была аналогичной. Очередь занимали с раннего утра. Всеобщее внимание и гордость за Дальний Восток — вот были главные факторы, обеспеченные функционированием этих игровых комнат.

А возня с морепродуктами и отправление вагона-рефрижератора к западной границе СССР — это прошло мимо внимания широкой публики. И уж точно никому не было известно, что на старом крейсере 'Красный Кавказ' чего-то ради закрасили названия на носу и на корме, а потом тут же эти названия обновили. По совершенно неясной никому причине аналогичная операция с эсминцем проделана не была. И в этом деле — один всемогущий ведает, почему — тоже оказался замешанным тот самый инженер из органов.

Может быть, в другом мире гений Вернера Гейзенберга недооценили. Эта версия, впрочем, видится авторам этих строк маловероятной.

Возможно, сыграло роль увеличение ассигнований. Правда, всем известно, что ни за какие деньги нельзя купить то-чего-на-белом-свете-воопче-не-может-быть. Или приобрести то, что быть вообще-то может, но просто еще не создано. Да и дополнительное время прикупить трудновато, даже за наличные.

Мы совсем не исключаем возможность влияния совсем уж посторонних факторов. Таковым мог стать другой гений Третьего Рейха — великий, без преувеличения, организатор Альберт Шпеер. В чем-чем, а в этой области деятельности он не уступал генералу Лесли Гровсу.

Прототип изделия, получившего кодовое название 'Прилежная Лизхен', был толково рассчитан. Сие оказалось достигнуто трудами большой группы под командованием Конрада Цузе. Все оценки давали цифру в районе двадцати тысяч тонн тротилового эквивалента. В сущности, проект был готов. Осталось осуществить то, что руководители атомного проекта Германии почитали за легкую часть: воплощение проекта в металл и электрические цепи управления. Полагалось, что уж в создании всякой хитрой машинерии немецкие рабочие и инженеры могли кого угодно поучить. Как бы не так! Доклад рейхсканцлеру мог создать удручающее впечатление: не то, что к концу текущего года — даже к середине следующего готовую бомбу получить не удастся. По самой оптимистической оценке, это событие могло наступить разве что в августе 1942 года.

Партайгеноссе Гесс, однако, не начал истерически торопить разработчиков. Возможно, именно такой была бы реакция покойного фюрера, но рейхсканцлер, исходя из политической обстановки, решил, что пока что нет абсолютной потребности в этом виде оружия. Вместо этого он начал уточнять:

— Вы считаете, что главная причина задержки состоит в нехватке материала для атомной взрывчатки?

Альберт Шпеер понимал, к чему клонит руководитель партии, но было и ясно, что Гесс верно излагает суть дела. И по сей причине ответ был кратким и однозначным:

— Да, герр рейхсканцлер, именно так.

— В таком случае нам понадобится ускоренное получение этого материала. Что бы вы порекомендовали?

Этот вопрос предвиделся, более того, Шпеер его желал, и ответ был готов:

— Герр рейхсканцлер, для ускорения очистки урана наиболее эффективным, хотя и весьма дорогим способом считался газодиффузионый метод.