Про себя оператор решил, что, по всему видать, раскрылся парашют, но вслух ничего этакого не произнес. Во-первых, на то не было приказа; во-вторых, оператор отчаянно опасался сглазить.

У всех вертолетчиц зрение было превосходным. Просто Лидии Литвяк больше повезло. Во всяком случае, она первой выкрикнула:

— Вижу парашют!!!

Разумеется, Центр мгновенно получил соответствующее сообщение. Но операторы связи могли особо не трудиться, так как все доклады от командиров вертолетов были слышны по громкой связи.

Осипенко оценила успех своих подчиненных как полный. У нее были на то основания: пусть даже с подсказками от радаров ее девочки первыми достигли точки предполагаемого приземления. И даже больше того: они успели посадить тяжелые машины, а десантники резво рванули по рампам и тут же начали формировать оцепление. Правда, вертолетчицы опередили спускаемый аппарат на какие-то семь минут, но ведь они же это сделали!

Побегать пришлось и штатским. Все же истинное место, где спускаемый аппарат плюхнулся наземь — именно плюхнулся, посадка лишь числилась мягкой — оказалось на расстоянии чуть не трехсот метров от вертолета. Чудеса ловкости при этом проявили фотографы: они снимали на бегу.

Чемпионат города Владивостока оказался сорванным напрочь. Не явились не только участники и зрители — не пришли даже судьи. Большое спортивное событие оказалось отложенным на неопределенное время

Прошло сообщение, сначала по радио. Впервые живое существо летало на орбите и благополучно вернулось. Это само по себе вызвало ажиотаж, но опытный народ принялся ждать подробностей и дождался таковых очень скоро. Через сутки, как и полагается, матрицы центральных газет попали во Владивосток и пошли в печать. Собственно, выпускался не только очередной номер, но и специальный, который посвящался исключительно космическому событию. С подробными репортажами и фотографиями. В числе фотографов был тот, кому, видимо, уже не было суждено прославиться съемками в поверженной Германии — Евгений Халдей. Он и сделал фото, впоследствии ставшее известным всему Союзу: с сияющей собачьей мордой и с такой же физиономией чуть полноватой женщины, держащей героиню на руках.

Славный город Владивосток захлестнула волна преступности. Мы ответственно предполагаем, что и в других сибирских городах было то же самое.

Все деяния, подпадающие под Уголовный кодекс, относились к одной и той же статье 162, пункт 'а'. Означенная статья описывала ответственность за кражу без применения технических средств и без иных отягчающих обстоятельств. Несознательные граждане воровали газеты, ибо тираж раскупили в течение считанных пары часов. Крали прессу из библиотек, заводских читален и просто со стендов. Абсолютное большинство злоумышленников, отдать справедливость, не пыталось извлечь из краж денежную выгоду. Фотографии аккуратно вырезались, вставлялись в самодельные рамочки и вешались на стены.

А в Москве спешно готовились копии исторических кинопленок с места приземления. Их предстояло развозить по всему Советскому Союзу, а также в зарубежные страны. Те, кто отдавал распоряжения на копирование, были твердейше убеждены, что успех в кинопрокате гарантирован.

Владельцы фотоателье во всей стране, не сговариваясь, решили, что фотокарточки, посвященные первой космонавтке мира, будут ходовым товаром. И приняли соответствующие меры.

Какой уж там чемпионат по авиаспорту во Владивостоке... Не до него.

Глава 25

На первый, не особо внимательный взгляд производство вооружений В СССР испытывало сильнейшее влияние тех, кого неофициально именовали 'инициативниками'. Судите сами, читатель.

Проект первого в Союзе (и в мире тоже) корабля-вертолетоносца разрабатывали безбашенные лейтенанты и капитан-лейтенанты. Ну, правда, там еще участвовали авиаторы. Еще маленечко подработали инженеры-корабелы. Но совсем немного; все же работа основывалась на проекте крейсера.

Чистой инициативой снизу выглядела работа над ракетой класса 'воздух-вода'. Именно так (против всяких правил) ее именовали люди из команды Александра Давидовича Надирадзе. По правде говоря, к классу 'воздух-земля' это изделие относить было бы неправильно. Не было на земной поверхности целей, которые могли бы оправдать применение того, что вырисовывалось. Ракета с очевидностью предназначалась для запуска с авианосителя, попадать же она должна была в корабли. И с самого начала работ негласно, но твердо соблюдалось начальное условие: носителем ракеты должен стать в первую очередь не самолет, а вертолет. Просто потому, что строительство настоящего авианосца, рассчитанного на палубные самолеты, могло элементарно не поспеть к сроку. Да и степень подготовки летных экипажей оставляла желать много лучшего, а ведь система обучения и тренировок предусматривала практику взлета-посадки в открытом море.

Подобной же авантюрой выглядела попытка создания того, что товарищ Александров называл загадочно и неблагозвучно: 'аваксоид'. Разумеется, коринженер из органов был вполне в курсе разработки и даже оказывал материальное содействие. В частности, именно он пробил решение, по которому в распоряжении разработчиков оказался аж целый самолет Ил-18, да не просто так, а с экипажем и с аэродромным обеспечением. И на эту машину мерзавцы-радиоконструкторы регулярно навешивали самые что ни на есть уродские внешние устройства. Правда, подобные работы сопровождались выкриками вроде:

— Да вы что, братцы, с этой фигней мы теряем всю развесовку.

— Да, нос малость перетяжелен. Так что ж, возьмем и перенесем точки крепления вот сюда.

— Толик, ты хоть представляешь, насколько эта хреновина испортит аэродинамику??? Вот те расчет по скорости, потеряем не менее сотни, сюда ж прибавь дальность, она тоже упадет...

— А выигрыш по весу? На одном лишь отсутствии прочего груза мы получаем...

— А расход горючего? Я прикинул: за пять часов работы твоя машинища сожрет дополнительных... короче, намного больше тонны. Твои же данные! Да прибавь также дополнительный экипаж для обслуживания. Сам же говорил, что никак не меньше троих, а то и все пятеро.

— Додик, ты думаешь головой или где? Вот на какого тебе нужно трехкратное резервирование?

И все же кое-что выходило. Группа Надираздзе получила в распоряжение самонаводящиеся ракеты класса 'воздух-воздух' и неуправляемые ракетные снаряды крупного калибра с разрешением делать с ними все, что заблагорассудится. Боковые источники намекнули, что с вертолетов боеприпасы и сняты. Лихие добры молодцы без особых сомнений разобрали подарки по винтику — правду сказать, винтиков там было не так уж много. Молодые спецы попытались масштабировать как габариты модели, так и заряд взрывчатки. Правда, они учли, что будущая цель будет по уровню бронирования чуток повыше классом: не самолет, а немножечко линкор. Посему боеголовку сначала сделали условно бронебойной. Заряд уменьшили до пятисот килограммов.

Стоит отметить, что товарищ Александров принял живое участие в этой проекте. Правда, вначале у него не имелось на складе готовых противокорабельных ракет. Причина была простой: из-за нехватки времени на подготовку он главное внимание уделил сухопутному вооружению. Зато группа Надирадзе получила столько управляемых и неуправляемых ракет разного класса, сколько запросила. Запросы на баллиститный порох также удовлетворялись без задержек. Ну и подсказки, куда ж без них. В частности, именно коринженер посоветовал предусмотреть боеголовку как кумулятивно-фугасного, так и осколочно-фугасного действия.

Первый блин, как водится, вышел сами-знаете-чем. Расчеты показывали, что дальность полета прототипа ракеты должна быть примерно пятьдесят морских миль. Так, по крайней мере, утверждали моряки; авиаторы полагали, что она должна составить не менее девяноста километров. Ошиблись те и другие: на первой пробной стрельбе в Белом море ракета зарылась в бурные волны, пролетев четыреста метров. Возможно, дальность составила три кабельтовых с небольшим. Слабым утешением оказалась реакция боеголовки: та взорвалась добросовестно. Неудача не обескуражила: работы над системой управления полетом продолжились с неиссякаемым упорством.

Это дело и ему подобные стоили удивления. Другим разом подобные работы, проводимые на свой страх и риск, могли повлечь последствия — если, конечно, результатом не был немедленный и полный успех. И все же на самом верху, казалось бы, не замечали самодеятельности. Некоторые нахальные личности в группе Надирадзе делали вывод:

— Нас пока не замечают. Вот и отлично: когда мы представим работоспособный образец, то...

Наиболее проницательные, разумеется, догадывались о том, что наверху наблюдают. Вывод в этом случае звучал иначе:

— Там все знают, но не препятствуют. Значит, идем правильной дорогой.

Запах был совершенно незнакомым. Может быть, это были местные цветы (хотя и не ко времени) или дерева. Инженер-капитану Перцовскому не стоило удивляться: все же в этих краях он оказался впервые в жизни.

Позади осталась ... даже не дорога, а сверхдлинный перелет с пересадками. Слов нет, дальний магистральный лайнер оказался довольно комфортным, но до Хабаровска лететь надо было в два этапа, то есть почти что шестнадцать часов. А уж последний этап включал в себя тряску и с трудом переносимый шум вертолета. Это транспортное средство вряд ли кто мог бы назвать удобным для пассажиров. Собственно, для них Ми-26 и не предназначался; все знали, что эта машина ориентирована изначально для перевозки личного состава и груза.

Последний элемент очень даже присутствовал. Чемоданы и ящики поддавались переноске с некоторым усилием, хотя трудились крепкие десантники. Содержимое было и тяжелым, и секретным, и, главное, очень нужным: документы и бумаги, которыми поделился профессор Герсеванов. И лишь один предмет производственного назначения предусмотрительный Марк не доверил никому. Он покоился в командирском планшете.

День ушел на стандартные процедуры: встать на довольствие, познакомиться с командиром, устроиться на постой. Жилище являло собой громадный металлический ящик объемом с хорошую комнату, в котором, впрочем, было все, что нужно для приличного дома, даже крохотный письменный столик.

Формально говоря, командовал группой десантников, занимавшими позиции вблизи Рачинского тоннеля, взводный Сергей Марулов в звании лейтенанта. Он чувствовал себя неудобно, поскольку в подчинении (пусть и формальном) у него находился аж целый капитан. Но тот, похоже, совершенно этим не смущался. Этот чернявый, черноглазый, чуть хромающий командир производил совершенно непонятные манипуляции: лазал по горным склонам, ковырял камни, даже откалывал кусочки молотком, записывал и хмыкал. Лишь под вечер товарищ инженер-капитан подошел к взводному и очень тихо что-то ему сообщил. Тот кивнул, а потом вызвал командиров отделений. Приказ был четким:

— Товарищ инженер-капитан будет производить расчеты. Возможно, ему понадобится весь завтрашний день. Не беспокоить. Сержант Кареев, назначьте для него порученца.

Тем же вечером с большой осторожностью, даже нежностью Перцовский достал из планшета то, что он так берег: настоящий инженерный калькулятор, да не абы какой, а с батарейкой, подзаряжающейся от солнечных лучей. Прибор был передан из рук в руки самим товарищем Александровым с напутствием:

— Марк Моисеич, сам должен догадаться: машинка секретная. И дело даже не в том, как она устроена. Сам факт ее существования не должен дойти до кого бы то ни было из посторонних: хоть японцев, хоть китайцев, хоть марсиан.

Почему-то именно последнее слово произвело на инженер-капитана неприятное впечатление. Вроде и нелепость... но роман Уэллса был в свое время прочитан.

Через день порученцу вручили пакет с приказом доставить майору Борисову. Тот, хорошо зная инженер-капитана, не поленился самым тщательным образом изучить расчеты и, главное, подробный план местности. По всему выходило: повторная атака именно на этот вход в тоннель требует гигантского расхода взрывчатки ('Не меньше семи с половиной тонн тола, да и то без гарантии'), так что имеет смысл переместить товарища Перцовского на следующий участок. Соответствующие тренировки погранцов, разумеется, никто не отменял.

А через еще два этапа оценок случилось нечто, хотя ожидаемое, но неприятное. Инженер-капитан лично напросился на разговор к майору Борисову. Гостю был предложен не просто чай, а прямо-таки полноценный обед с щами и тем, что Перцовский мысленно обозвал 'кулеш'. Короче, вполне сытно получилось.

— Выкладывай, Марк Моисеевич.

— Смотри, Игорь Иванович, на этот план. Вот здесь седловина — видишь? — так она мне сильно не понравилась. Если пробурить шпуры вот в этих красных точках, да заколотить туда тротил, даже не особенно много, семисот килограммов через глаза хватит, то может обрушиться свод тоннеля, вот тут. Широкой полосой, заметь, десять метров гарантирую.

Борисов кивал, поддакивал, а сам про себя отмечал, что, получи он соответствующий приказ, без труда просочился бы аж двумя отделениями, и нужное количество взрывчатки его молодцы доволокли бы. Очень уж удобные подходы были к этой седловине. Конечно, с точки зрения диверсанта. Сам Перцовский или просто их не рассмотрел, или не придал должного значения, или (что скорее всего) положился на опыт десантников.

— И еще кой-чего заметил.

— У?

— Это как работали над закладками эти ребята — ну, над первыми, которыми входы рушили. Оч-ч-ч-чень грамотно, скажу тебе. Я сам, со всей документацией, что выдал мне профессор, и то лучше бы не сделал. Вывод такой: нельзя рассчитывать, что вражьи диверсанты, кто бы они ни были, могут упустить важные подробности в планировании операции.

— Ты хочешь сказать, что противник мог заполучить документацию по тоннелям? И они знают то же, что и ты?

— Именно! — последовал вздох. — Ладно. Мне хорошо бы за остаток дня успеть к западному входу в Касаткинский тоннель.

— Так я тебе выделю вездеход. Доедешь за два часа, ручаюсь. Бывай, Марк Моисеич. Надеюсь, что других таких заковыристых объектов не будет?

— Плюю через плечо, стучу по дереву — а все без гарантий, Игорь Иваныч. Есть у меня подозреньице... но это после хорошего обследования.

Борисов послал приказ зампотеху, а заодно быстро набросал еще одну бумагу.

— Раз уж ты едешь, то отдай комвзвода.

— Есть.

Комвзвода исполнил приказ до точки. А в нем требовалось вооружить товарища инженер-капитана нештатным оружием: складным автоматом Судаева, и еще выделить личную охрану из двоих десантников. Майор Борисов резонно предположил: пусть полноценная диверсия выглядит маловероятной, но уж более мелкая вполне возможна. И командир, обследующий что-то в районе входов в тоннели, выглядит привлекательной целью.

Благополучная посадка спутника, доставившего симпатягу Жуньку, ставила целью не только доказательство доброго здравия живой космонавтки после пребывания на орбите. В спускаемой капсуле имелись пленки со снимками земной поверхности в разных диапазонах спектра. Их обработали и изучили. Самому тщательному обследованию подверглись все записи приборов. Изучили даже то немногое, что осталось от солнечных батарей. И уж точно повышенное внимание уделили сравнению образцов снимков, сделанных традиционным пленочным аппаратом и переданных по радиоканалу.