Потрясенное молчание. Потом неуверенное:
— Игорь Иваныч?
— Я самый. Марк, есть разговор. Желательно, чтоб посторонних не было.
Раздумие длилось около секунды. Ну уж никак не более двух.
— Тогда у меня на работе. Ты ведь знаешь адрес нашего?.. Я так и думал. Как тебе... да хоть и сегодня, но не раньше трех. Сможешь подъехать?
— Приеду. Бутылку не обещаю. Разговор непростой.
Майор сдержал слово. Бутылкой он не запасся, и разговор получился непростой. Хотя сначала прозвучали стандартные вопросы:
— Как сам? А ты женат? И кто? Дочка?
Гордый отец предъявил фотографию себя с малышкой (ей тогда было четыре месяца) на руках.
— Летчицей будет или штурманом, в маму. У нее игрушка в виде вертолетика, сам сделал. Так из рук не выпускает.
— Что ж Валентина?
— Неодобрения не высказывает — при мне, конечно.
Но светские разговоры закончились очень быстро.
Видимо, у майора Борисова имелись недурные лекторские задатки: суть проблемы он обсказал быстро. Закончил он словами:
— Мы тебя можем призвать временно, вроде как на учебные сборы. До месяца запросто.
— Не запросто. Приказ наркома должен быть.
— Не обязательно. Начальник части — да ты его знаешь, Василий Филиппович Маргелов — взялся пробить и без наркома. Будешь в звании капитана, как и был. Оклад на это время, довольствие — ну, все, как положено. И заметь: без проблем и на факультете, и в твоем институте.
На этот раз бывший десантник думал чуть ли не с минуту.
— Бумаги?
Сообразительный майор извлек требуемое.
— Та-а-ак... Вот что: я сам пойду к профессору Герсеванову. Николай Михайлович — он понимающий. Надеюсь через него получить документацию по тоннелям, который ты здесь перечислил. Ну и еще по мелочи. Оставь мне вот это, — палец ткнул на копию приказа комдива.
Как-то незаметно подкатила осень. Видимо, все по-настоящему влиятельные лица были в летних отпусках, поскольку именно в сентябре начали накапливаться события.
Первым из них стала подготовка к запуску спутника с живым существом на борту.
Королев осторожничал. Он не поставил себе в труд добиться аудиенции сначала у Берия, а потом вдвоем с наркомом у Сталина.
— ...таким образом, товарищи, будет достигнута первая из целей: доказать, что собака, пусть и маленькая, может выжить в спутнике. Второй целью предлагаю сделать дальнейшую отработку системы ориентации в пространстве. Отсюда появляется третья цель: подробное фотографирование всего участка, над которым будет пролетать этот спутник. При удачном приземлении весь собранный материал можно будет тщательно изучить. Особо отмечаю: если на втором спутнике была задействована гражданская фотоаппаратура — правда, превосходного качества — то на этот раз запланирована установка камер с повышенными возможностями.
Против ожидания, первым стал спрашивать сам предсовнаркома:
— Вы сказали, товарищ Королев, что запланировали всего один виток спутника с последующим спуском. Предлагаю вам подробно объяснить ваш выбор плана полета .
Королев, будучи проницательным руководителем, предвидел этот вопрос. А если бы и не догадался о такой возможности — Сергей Павлович имел встречу с товарищем Александровым, который не вполне понятным образом не только был в курсе состояния ракетных исследований (хотя это как раз можно было объяснить родом работы), но и предвидел события на несколько ходов вперед. В частности, он предугадал именно эту фразу вождя.
— Один виток — самое большее, два — это примерно три часа, тот предел длительности полета, при котором некоторые изменения в организме испытуемой собаки могут случиться, но они не предполагаются смертельными. Следовательно, специалисты-биологи могут по приземлении провести обширный цикл исследований. Второй аспект, который надо учитывать: необходимость скорейшего поиска спускаемого аппарата. Нам совершенно не нужно, чтобы спутник нашли лица без надлежащих полномочий...
Берия скромно опустил глаза. Этот аспект прямо касался его ведомства. Мало того: сотрудники НКВД подробно обсудили план запуска с самим Сергеем Павловичем и с его ближайшими помощниками.
— ...вот почему мы приняли все меры, чтобы спускаемый аппарат приземлился на территории Советского Союза. Даже после двух оборотов вокруг Земли это требование обеспечивается.
Сталин слегка кивнул и достал один лист из лежавшей перед ним папки.
— Вот здесь вы предложили ряд дат, наиболее удобных для запуска. Чем был обусловлен выбор?
Ответ был готов и в этом случае.
— Метеорологическими соображениями. В эти дни над наиболее вероятными местами приземления ожидается ясная погода. Будет легче искать спускаемый аппарат.
— Как вы сами понимаете, товарищ Королев, заранее о запуске мы никого извещать не будем. Газеты и радио получат материалы только после приземления...
В этот момент Берия с Королевым подумали синхронно: 'Если получат.' Тут же случилось и второе совпадение: ни тот, ни другой не допустили эту мысль до языка.
Событие не очень-то тянуло на важное. Не соответствовало оно критериям. Хуже того, события вообще, в строгом смысле слова, не произошло.
Всего-то и было: все командиры разведывательных военно-морских подразделений Королевского флота получили секретный приказ: при малейшем подозрении, что немцы собирают группу кораблей для океанского похода, сообщать прямиком Куда Надо. Не стоит удивляться, что поток информации в Том Направлении резко увеличился. Но дело, по мнению высочайшего начальства, того стоило.
У аналитиков Ми-6 были основания. Шеф уже пришел к выводу: немецкая сверхбомба, из чего бы она ни была сделана, может быть испытана на атолле Моруроа. Особенно же насторожила английскую разведку новость о некоем только что созданным полностью закрытом производстве. Настолько закрытом, что туда не шли эшелоны с сырьем, материалами и механизмами. И оттуда тоже не было значимых грузовых потоков.
Физики не исключили, что на этом предприятии действует реактор для производства атомной взрывчатки. Доказательств, понятно, не было, но наблюдались события, добавлявшие кусочки в складывающуюся картину.
Агенты доложили об идущей полным ходом разработке фирмой 'Дорнье' тяжелого бомбардировщика. Примерная грузоподъемность: от десяти до четырнадцати тонн. Для чего бы подобный аппарат мог быть задействован, а? Дальше-больше: фирма 'Юмо' ничуть не сбавила прыти в разработке реактивных двигателей. Правда, до сей поры выходило так себе: моторесурс у них составлял твердых десять часов, самое большее — двадцать. Мизер, скажете вы? Да, если только данный самолет не является носителем для сверхмощной бомбы, а ее одной может оказаться достаточно для крупного города. Реактивные двигатели означают повышенную скорость самолета. Отсюда следует, что истребительное прикрытие наземных целей окажется, в самом лучшем случае, неэффективным.
В сумме получалось, что прямых доказательств нет, косвенных — даже не одно. И тут еще раз вспомнилось то, что проявилось из анализов военно-морской разведки.
Не так уж важно, кто это придумал. Куда важнее была суть предложения. Отследить за отправкой самого большого конвоя в сторону Тихого океана. Причем у конвоя должно быть самое что ни на есть мощное охранение. Задача не из трудных. Вот это и будет самым угрожающим признаком того, что к Моруроа направляется груз, включающий в себя сверхбомбу. Именно его и надо перехватить. Как? Пусть болит голова у Адмиралтейства. Она и болела.
Любовь к правде требует уточнения: тот вид спорта, в котором сражались за чемпионский титул в городе Владивостоке, не был внесен ни в один официальный документ Всесоюзного комитета по делам физической культуры и спорта при СНК СССР. И в документах спортивных обществ других стран ни словом не было упомянуто даже о существовании этого благородного вида состязаний.
Да, уважаемые читатели, так бывает: имени нет, а предмет есть.
С некоторого момента увлечение, потребовавшее официальных состязаний, охватило не только мужскую, но и женскую часть школьного населения славного приморского города. Состязательный азарт имел под собой вполне материальную причину. Именовалась она 'авиационные тренажеры', а изначально было их во Дворце пионеров ровно две штуки.
Началось дело скромно: любой желающий мог за бесплатно пройти курс начального обучения пилота тренажера. Чего там терзаться: три урока по сорок пять минут, как в школе. И никаких ограничений! Допускались все, кто умел читать и был в состоянии понять летные инструкции.
А вот после освоения начального курса и сдачи экзамена по теории желающие допускались до кресла пилота. Плата взималась доступная: по двадцати копеек за десять минут пилотажа. Ну, с малой оговоркой: в эти десять минут входили затраты времени на то, чтобы подняться по лесенке в кабину, надеть настоящий шлем и пристегнуться настоящими ремнями.
После трех часов налета желающие могли рискнуть на еще один экзамен. И вот тогда... о, вот тогда сдавшие получали звание летчика пятого класса и право на воздушные бои. В качестве противника выступал не человек (это выяснили очень быстро), а машина, которая могла думать. Так, по крайней мере, полагали сами юные пилоты, хотя товарищи инструкторы честно разъясняли, что машина пока что думать вообще не умеет, а лишь в состоянии ставить стандартные задачи и стандартно же их решать.
Ну, а летчик четвертого класса получал право на поединки со своим же товарищем, сидящем в соседнем тренажере. Такое можно было заслужить успешной сдачей экзамена, но до него допускались лишь после налета аж целых двадцать часов.
Очень скоро выяснилось, что личных денег на полноценное обучение у школьников, как правило, не хватает. Но тут на выручку пришли как руководство школ (у них имелись небольшие деньги), так и те, кому в будущем предстояло обрести наименование спонсоров.
Но и руководство Дворца пионеров не дремало. Пошли в ход связи и контакты. Дошло до властей на уровне горкома и даже крайкома, и те смогли неким таинственным способом пробить поставку еще двух тренажеров. Дело оказалось поставленным на поток, а там и до чемпионата уж было недалеко. К самым умелым бойцам присматривались военные.
По пути отсеялась часть претендентов. Увы, тренажер предъявлял некоторые требования к физическому развитию пилота, ибо усилие на штурвале и педалях было ненулевым. Да и скорость реакции явно влияла на успешность в воздушных поединках.
Система прохода к чемпионскому званию сильно напоминала чемпионат мира по футболу XXI века. Сначала круговые турниры, а потом кубковая система или, как тогда говорили, 'на вылет'. По общему мнению болельщиков, существовали два реальных претендента: Степа Хоменко и Наташа Цой. Оба не проиграли ни одного поединка. Обоим было по пятнадцати лет. Оба рвались к финалу. Но...
Уже потом посвященные молча удивились гладкости, с которой прошла вся операция. Или действо, если угодно. Правда, доброму результату предшествовала хорошая подготовка.
Задействовали возможности товарища Александрова, а именно: тот известными ему одному путями раздобыл радиолокационные станции. Все они были советского производства. Не особо мощные, как говорил товарищ коринженер, но зато их было столько, что оказалось возможным 'перекрыть всю зону подлета'. Это выражение принадлежало ему же и было интуитивно понятно.
Ресурс времени на разворачивание, подключение и наладку уделили с неслыханной щедростью: аж целых двадцать четыре часа. Операторы работали посменно.
Удивительное дело: все специалисты по радиолокации, как один, догадались, какого рода цель им предстоит ловить. Но поскольку особисты злобствовали, то догадка оставалась таковой и не обсуждалась вплоть до момента, когда одна из станций вышла на связь.
— Здесь Точка-одиннадцать, вызываю Гору, прием.
Здесь стоит заметить, что, как ни старались спецы адмирала Берга, но автоматизация захвата цели все еще оставляла желать много лучшего. Так что каждая станция работала практически в одиночку.
— Здесь Гора. Докладывайте, Точка-одиннадцать. Прием.
— Есть отчетливый сигнал, азимут... скорость... высота непрерывно меняется, — тут лейтенант Салинов, командовавший станцией, сообразил, что докладывает несколько не по форме и поправился, — уменьшается непрерывно, в данный момент сто сорок...
— Есть! — хором выдохнул командный центр, он же Гора, а фон Браун ткнул кнопку селектора и рявкнул: — Илья, быстро рассчитай приземление координаты, очень быстро!
Королев не обиделся за нарушение субординации. Он, в свою очередь, взял наизготовку трубку телефона, дабы передать как можно быстрее координаты вертолетчикам.
Никто из старших товарищей не видел группу расчетчиков в тот момент. А поглядеть стоило бы.
За работу взялся лично руководитель группы. Почему-то изначально он не только лучше всего разбирался в алгоритмах и тонкостях программного обеспечения, но и быстрее всех работал на вводе данных. Конечно, это было чистым совпадением.
Илья с ошеломительной скоростью кидал пальцы вдоль и поперек клавиатуры. Длинный (по последней моде) светлый чуб мотался направо-налево вслед за движениями головы хозяина. Разумеется, никому и голову не пришло вести хронометрах работы, но можно с уверенность сказать: Королеву не пришлось ждать чрезмерно долго.
— Оценочные координаты точки приземления... жду уточнения от радаров.
— Так, это недалеко от Чебоксар...
Координаты еще уточнялись раз восемь, а по радио уже неслись указания. Товарищ Берия велел немедленно установить связь с горотделом милиции и приказал иметь грузовики (три штуки) с сотрудниками на предмет выставления оцепления 'того, что будет спускаться на парашюте'. А через час начали раскручивать движки вертолеты звена, которым номинально командовала старший лейтенант Бершанская. К шести машинам добавилась седьмая, а командиром ее была подполковник Осипенко. Лететь предстояло, разумеется, транспортным машинам. В шести вертолетах рассаживались десантники, старательно изображая полное равнодушие и к самому факту полета, и к его цели. Им предстояло образовать внешнее кольцо оцепления. В одном Ми-26 разместились те, которым и было предназначено встречать. Помимо 'научников', которые отвечали за получение данных от приборов и самописцев, туда же влезли биологи. Эти отвечали за физическое и душевное здоровье первой космонавтки. Наконец, к ним присоединилась группка корреспондентов, из которых не все были вооружены карандашами и блокнотами. В вертолете разместились и фотографы, и киношники.
Правда, кое-какой аспект работы со спутником не предавался широкой огласке. Спускаемый аппарат вместе с парашютом предполагалось погрузить на один из вертолетов и выгрузить на ближайшем военном аэродроме, откуда тяжелый транспортный самолет должен был доставить его на 'фирму'. Название было, как можно догадаться, совершенно неофициальным.
Операторов радаров никто и не подумал освобождать от служебных обязанностей. Те со всею добросовестностью докладывали:
— Здесь Точка-семь, наблюдаю сигнал от объекта, высота двадцать шесть тысяч пятьсот, координаты...
