Первым откликнулся журнал 'Огонек'. У него были кое-какие возможности (весьма чахлые) в части цветной печати. И на его страницах появились снимки Земли с орбиты. Часть из них была посредственного качества в том смысле, что большая часть снимаемой территории оказалась закрыта облаками. Именно это посоветовал товарищ Александров. Он же порекомендовал не давать в подрисуночных подписях никаких указаний, где что снималось. И оказался прав.

Во всех школах СССР глобусы пошли нарасхват. На переменах собирались кружки, в которых уже порядочно затертые снимки сравнивались с круглым учебным пособием. Оказалось, что занятие это носит в себе порядочную долю соревнования. Юг Италии с очертаниями Сицилии раскололи практически мгновенно: эта страна оказалась солнечной, то есть над ней практически не было облаков, мешающих фотографированию. Куда медленнее пошла Южная Америка, поскольку там небо было не полностью безоблачным. Семиклассник из Ленинграда Юра Звонаренко в два счета оказался школьной знаменитостью. Он догадался притащить карту этого материка и сравнить со снимком.

Африка тоже шла с трудностями. Например, вид пустыни Сахары с орбиты на поверку оказался чем-то зеленым вроде весенней степи28 .

Даже взрослые ввязались в увлекательную игру 'Угадай местность'. Но особенный азарт проявили великовозрастные дяди за пределами СССР, имевшие своей профессией сбор информации. Их любопытство разыгралось до наивысшей степени после того, как ТАСС сообщило о мягкой посадке спутника 'в заданном районе'.

Качество печати цветных снимков в 'Огоньке' было, скажем прямо, не выдающимся. Но коль скоро снимки появились еще до приземления спутника, то вполне резонным показалось предположение о передаче изображения по радиоканалу. Аналог телевидения, пусть и не особо выдающийся по показателям. А вот возможность получить пленки с орбиты — о, это было другим делом. В части разрешения фотопленка давала сто очков вперед самой лучшей из существующих телекамер. Эксперты быстро вычислили, что эти снимки делались сравнительно короткофокусной камерой, чуть ли не на уровне гражданской техники. Однако налицо была возможность вывести в космос технику с мощной оптикой. Специалисты подсчитали, что объект размером с автомобиль в видимом диапазоне должен фотографироваться без особых усилий.

Но в беспросветном мраке русских успехов просматривались и лучики света. Их отметила американская разведка. Президенту Рузвельту об этом доложил ее начальник полковник Донован.

— К перечисленным преимуществам космических средств слежения относительно авиационных следует также упомянуть их недостатки. Главный из них тот, что орбита спутника предсказуема, поскольку до сего дня средств маневрирования на орбите у спутников не имеется. Другими словами, нельзя произвольно выбирать цель фотосъемки. Определение орбиты спутника является не особо трудной задачей, к тому же таковая может уточняться по результатам наземных наблюдений. Для их второго спутника мы отслеживали орбиту как могли. Никаких признаков маневрирования, сэр. Следовательно, возможны в принципе меры противодействия, как то: усиленная маскировка тех объектов, над которым намечается пролет спутника, перемещение этих объектов из зоны видимости. Второй недостаток заключается в слабости связи. Спутник не может передать изображение в тот момент, когда оно зафиксировано...

Тут полковник имел в виду термин 'в реальном времени', который к тому моменту в английском языке не появился.

— ...и, следовательно, разведданные обязательно будут опаздывать. Таким образом, сэр, можно сделать вывод: о целенаправленной космической разведке у русских речи пока не идет.

По окончании доклада Рузвельт начал задавать вопросы. Доновану они показались весьма острыми.

— Вы, полковник, употребили слово 'пока'. Что именно понадобится русским, чтобы наладить полноценную космическую разведку?

Ответ был подготовлен:

— Проблемы тут технические, сэр. Нужны очень мощные ракеты-носители, дабы доставить спутник-шпион на высокую орбиту. Согласно расчетам, запущенный на высоту двадцать пять тысяч миль спутник будет висеть над одной точкой планеты и, следовательно, сможет вести непрерывное наблюдение. Если предусмотрено изменение орбиты, то спутник должен попасть на орбиту, имея ракетные двигатели и топливо для них. Но даже без учета маневрирования требуются долговечные источники тока. Это дополнительный вес. Русские пробовали как химические аккумуляторы, так и фотоэлектрические батареи. Пока что ни то, ни другое не обеспечивает функционирования электрического оборудования в течение даже трех недель. Это проверено перехватом радиосигналов с орбиты. Далее: в принципе возможна съемка не только в видимом свете, но и в инфракрасных лучах. Пока что русские ничего в этом роде не демонстрировали. Но эти технологии имеются у Германии.

Намек был куда как не тонкий. Скорее откормленный, толщиной с хорошего свина. Немцы и вправду вполне могли поделиться с русскими — за приличное вознаграждение, понятно.

Но президент не исчерпал своей жажды знаний:

— Какие у нас возможности в части доступа к ракетным технологиям?

— Мы сейчас занимаемся этим направлением, сэр...

В переводе с бюрократического языка это означало: 'Мы прошляпили начало работ русских по этой теме и сейчас срочно пытаемся наверстать упущенное.'

— ...но тут ожидаю большего успеха у разработчиков. Нам нужны свои технологии, причем обращаю ваше внимание, сэр: описанные в открытых источниках русские спутники явно нацелены на гражданские потребности. Во всяком случае, в военных целях их применить нельзя. Но у нас пока что нет данных об их военных космических разработках. Возможно, нам следует выделить соответствующие ресурсы для авиастроительных компаний, поскольку тематика ближе всего именно к ним.

На это президент ничего не сказал, но само по себе отсутствие реакции было красноречивым ответом. Изготовители самолетов уже были загружены работой: авиация требовалась не только на Тихом океане. Объемный заказ почти что был подписан, а заказчиком была Великобритания. Англичане желали получить бомбардировщики различного класса, а также истребители. Разумеется, об этом полковник Донован был осведомлен. Что до Франклина Рузвельта, то он лишь черкнул строчку в еженедельнике.

Не стоит сомневаться: президент Соединенных Штатов Америки являлся на тот момент одним из самых занятых людей на планете. Но у него по этой части имелись конкуренты или, если хотите, соперники.

К таковым можно было смело причислить начальников штабов как Приморского края, так и Тихоокеанского флота. Обрыв снабжения по Транссибирской магистрали заставил крепко чесать головы под фуражками их владельцев.

Наименьшей проблемой виделось горючее всех сортов. Все же переключение сахалинских месторождений на внутренние нужды с полным отказом от экспорта позволило не просто снабжать текущие потребности армии и флота, но и создавать запасы (а как же без них).

Удовлетворительно дела обстояли с продовольствием. И опять же: большую его часть край обеспечивал из внутренних ресурсов.

С тротилом проблем почти что и не было. Исходные материалы имелись в достаточном количестве. Уж чего-чего, а угля в Приморье хватало. А толуол был побочным продуктом при производстве каменноугольного кокса. С азотной кислотой было и того проще. Заводы соответствующего профиля также существовали.

Куда хуже складывалась ситуация со смазочными материалами. Возможности сахалинской нефти были в этом смысле ограничены. Специалисты, разумеется, знали, что для самых качественных масел пригодна отнюдь не всякая нефть. Например, нефть для трансформаторного масла, требующего наивысшей очистки, добывали лишь три страны в мире: СССР, США и Румыния. Для производства хороших двигательных масел в СССР применялась грозненская нефть. На Сахалине и в Приморском крае производство смазочных материалов отсутствовало вообще.

Но когда речь заходила о снарядах и патронах, командиры производств мрачнели. Производство как раз имелось, и латунь была своя, но вот порох... Хлопок в Приморском крае, как известно, не растет. Если завтра война, то именно боеприпасы станут наиважнейшим из расходных материалов, и это понимали все, вплоть до младшеклассников. А руководство СССР было не глупее.

Разумеется, предпринимались меры. Тоннели ремонтировали и с востока, и с запада. По Северному морскому пути, насколько позволяли навигационные условия, шли караваны сухогрузов и танкеров. Но арктическое лето коротко. Поэтому суда под флагом СССР шли и кружным путем, по Суэцкому каналу, Зондскому проливу, мимо корейского побережья — к Владивостоку. Однако воздушный мост, сколько ни пытался доказать его полезность товарищ Александров, так и не развернули.

А через три недели звякнул первый звоночек.

Глава 22

— Ее зовут Жунька. Или Жуня.

Этими словами заведующая биолабораторией 'Энергомаша' Елизавета Николаевна Шацкая, которую за глаза именовали 'виваркой', представила кандидатуру на космический полет. Одновременно на свет появилась фотография кандидатки: чуть лохматой особы женского пола, а также объективные данные на нее в отдельной папке. Стоит заметить, что будущая космонавтка сильно отличалась внешностью от своей нынешней начальницы, телосложение которой смело можно было бы поименовать мощным или, самое меньшее, крупным. Уж по весу дама точно не прошла бы в космонавтки.

— Странно зовут, — индифферентно заметил Генеральный. Вообще-то вникать в подобные мелочи было ему не по чину, но тут он проявил необычную степень въедливости.

Этот вопрос затруднений не вызвал:

— Вообще-то ее Жулькой называли, но потом мы с девочками решили, что Жунька звучит лучше. Да и Жуля — как-то не особенно хорошо для добропорядочной... э-кхм. Вес: три восемьсот, нрав очень дружелюбный и спокойный. Это запасные, то есть хочу сказать: дублеры. Это Ужик, а это Рыжка. Но у черного вес великоват — полных шесть с половиной. А рыжая чуть больше нервничала в модуле. И возраст, опять же. Ей четыре года. Все трое привиты от болезней.

— Доверяю вашей оценке, Елизавета Николаевна. Считайте, кандидатуры утверждены.

Тут мимика Шацкой стала смущенной и даже робкой, если подобное вообще было возможно.

— Товарищ Королев... вот только... личная просьба...

Если Генеральный и удивился, то никак этого не показал. Наоборот, в реплике звучала доброжелательность и ничего более:

— Какая, Елизавета Николаевна?

— Нельзя ли меня включить в состав... группы... ну, которая встречает...

Видимо, женщина почувствовала, что некое обоснование просьбы необходимо, и ускорила речь:

— Понимаете, Жуня, она ко мне привыкла, она мой запах с детства знает, чует с двадцати шагов, радуется, ей будет спокойнее, когда я ее встречу...

И все дальше в том же духе.

Королев никогда не страдал избытком сентиментальности. Если бы речь шла просто о собачьих чувствах, он ими запросто пренебрег. Но сейчас делу предстоял поворот, о возможности которого его предупреждали.

— Думаю, это возможно, Елизавета Николаевна. Постараюсь пробить через нашу службу.

Почему-то Генеральный не уточнил вид службы. А 'виварка' неожиданно и полностью утратила женское любопытство.

— Но учтите, Елизавета Николаевна, встречать будем — даже не скажу точно, в каких краях. Так что готовьтесь к командировке. Да, и список всего нужного по ветеринарной части проверьте, он будет у Арсения Палыча.

Этот момент был настолько очевиден, что сотрудница даже не сочла нужным вставить слово.

— Детей есть на кого оставить? — при известной всем высочайшей требовательности Королев никогда не проявлял жестокости. И о преодолении возможных бытовых трудностей сотрудников он заботился.

В ответ Шацкая надулась и выпятила свою и без того немалую грудь. Получилось столь же сексуально, сколь и комично.

— Обижа-а-а-аете, Сергей Павлович. Я об этом подумала. Свекровь только рада будет посидеть с внуками. И потом, командировка же ненадолго.

На том вопрос был решен.

Руководство любого флота любой страны в любом мире всеобязательно старается представить свои действия в наилучшем свете перед Большим Начальством. И, конечно, Фрэнк Флетчер исключением не был.

Итоги сражения в Коралловом море даже при самом благожелательном освещении на победу не тянули. Но вот ничья — да, за нее стоило побороться. Главным достижением адмирал полагал не чисто военные итоги — сколько там повредили, сколько утопили — а гигантский успех на базе Пёрл-Харбор. Выражался он в том, что целых четыре линкора и можно ввести в строй, скажем, за год. Авианосец 'Энтерпрайз' с громадным трудом удалось дотащить до Сан-Диего, причем главная опасность заключалась не в японских кораблях, а немилосердной погоде. 'Лексингтон', по докладу специалистов, можно было поднять и тоже (при удаче) дотащить до судоремонтных доков в Сан-Диего.

Большой своей заслугой адмирал Флетчер полагал применение отработанной системы спасения сбитых летчиков. Он пребывал в твердейшей уверенности, что эта система лучше японской хотя бы потому, что вряд ли можно было придумать что-то худшее, чем японский подход. Такая точка зрения была обоснованной, но еще на пользу американской морской авиации сыграло вот что: бой большей частью шел вокруг авианосцев под американским флагом, а там хватало маломерных кораблей, которые и занимались спасением.

Однако также американским морякам подыгрывал факт, о котором ни одна из заинтересованных сторон не подозревала. В другом варианте истории шла не особо заметная, но суровая борьба на просторах Атлантического океана. С потерями, понятно. Но здесь и сейчас Флетчер обоснованно предположил, что некоторое количество боевых единиц можно перебросить с восточного побережья. Это он и получил, хотя в меньшем количестве, чем хотелось. Но тут сработал фактор, присущий всем армиям и флотам мира: заявки на что бы то ни было никогда не выполняются в полном объеме. И все же свежепостроенные 'Боуг' и 'Блок айленд' готовились к прорыву в Тихий океан.

С крейсерами положение было не ах. Тяжелые корабли только-только строились. Зато из Атлантики предполагалось перевести целых два дивизиона подводных лодок. Им предстояло сыграть важную роль в прерывании снабжения — ведь Японская империя была островной державой и ввозила практически все.

Опытную партию продукции представлял не руководитель разработчиков инженер Лосев — тот, разумеется, чином не вышел, хотя и присутствовал — а лично нарком общего машиностьроения товарищ Паршин. Именно из этой организации вырос позднее наркомат машиностроения и приборостроения. Изделия аккуратно разложили в рядок — все двадцать пять штук. Демонстрация состоялась в кабинете товарища Берия, а еще на ней присутствовал незнакомый наркому седой немолодой товарищ в гражданском. Правда, Лосев был лично знаком с этой непонятной личностью, но помалкивал.