— Меня бы распяли... на стене... А с Айной...
— Нет! По законам иданов с тебя бы кожу сняли!— крикнул-таки Лидас, заново пе-реживая давно утихшую боль. Примирился, как казалось самому, с обидой, с чувст-вом оскорблённой, оплеванной даже гордости уважающего себя мужчины. Но сей-час чувства эти вырвались на свободу. Хотел же спросить: "Почему? За что?", и вот она, — возможность. Возможность поговорить по душам.— Узнай я раньше — хоть на месяц! Хоть на два! — ты бы, точно, остался без шкуры! А теперь?..— усмехнулся Лидас с горечью, добавил в заключение:— Мне лучше будет, если ты больше не поя-вишься в Каракасе. Чем дальше от Айны, тем лучше для всех...
— И для Айны тоже?— Айвар сквозь пряди тёмно-русых волос глянул на Лидаса, хо-лодной усмешки в этом вопросе не получилось — лишь тревога.
— Ей проще будет считать тебя мёртвым!
Поджав губы и затвердев лицом, глядя мимо Лидаса, Айвар заученным на всю жизнь движением втолкнул меч в ножны.
Если б он попросил или хотя бы посоветовал, как товарищ товарищу, дак нет же! Всё выглядело как приказ. Будто он до сих пор считает тебя своим рабом. Будто он сам не понимает, что нельзя в таких делах подчиняться одним лишь приказам.
Неужели даже слепая страсть, безответная жгучая страсть, так ничему не научила этого человека? Зачем он хочет оставить несчастной ту женщину, которую любил когда-то? Если это месть, то месть страшная, бесчеловечная.
Думая обо всём этом, Айвар привязывал к поясу точильный камень: зажав меч под мышкой, продевал шнурок в специальное отверстие и сам себе поражался. Мысли в голове, смятенные, возмущённые мысли, на сердце — протест, а пальцы даже не дрожат. Успокоился мгновенно, решимостью заполненный до предела: "Вернусь! Вернусь обязательно! Всем вам назло!"
Айна, милая, ты обещала молиться...
— Иногда я даже жалею, что ты не помер тогда... после бичевания... Что я не про-шёл мимо...
Айвар глаза на Лидаса перевёл, в усмешке скривил губы, произнёс чуть слышно:
— Я тоже жалел об этом... Раньше...— Перехватив меч, пошёл через кустарник к ко-стру, в сторону Лидаса даже не глянул.
* * *
Они второй день уже шли через горы. И лес, и болото остались далеко позади, где-то за спиной, теперь их окружал один лишь камень. Камень, камень, камень — ни травиночки, ни кустика. Идти приходилось всё время вверх, ориентиром для них была заснеженная вершина, высоченная, заслоняющая собой полнеба.
Последние запасы муки и хлеба они прикончили в тот же день, когда прошли бо-лота, после не ели уже ничего, лишь воду пили. Но много ли её унесёшь с собой в маленьких кожаных фляжках?
За эти два дня они не наткнулись ни на один ручей, ни на одно дерево. Один лишь камень окружал их со всех сторон, каменная крошка и мелкая пыль поднималась из под ног, и небо, без единого облачка, наткнувшееся на острые пики скал, казалось застывшим.
А может, они сбились с пути? Может, идут не в ту сторону, не туда, куда им надо? И сколько ещё продлится эта му́ка? Почему всё больше кажется, что ничто вокруг не меняется? Будто на месте стоишь, а горы всё те же, серые, растрескавшиеся, мёртвые горы. Даже воздуха, и того постоянно не хватает. Дышишь ртом во всю глубину лёгких, и всё равно задыхаешься. Аж голова кругом идёт, а перед глазами чёрный туман.
Кэйдар уже подумывать начал, что это опять к нему слепота возвращается, испу-гался не на шутку, но тут и Лидас пожаловался на головокружение, на чёрные споло-хи в глазах. Один лишь мараг, спокойный, как столетний старик, на всё имел своё объяснение.
— Это от того, что мало воздуха,— ответил он во время очередной короткой пере-дышки.— В горах всегда так, чем выше, тем труднее дышать. Может и обморок слу-читься... Так что лучше присматривать друг за другом, мало ли что...
Сам мараг всё время держался чуть впереди, но знал ли он так точно дорогу, по которой вёл их? Вряд ли. Кэйдар в этом всё больше убеждался.
Сколько можно? Мы в своё время точно так же слепо доверились ему, и что из всего этого вышло? Погибли все, вот что! Заманил в ловушку, погубил столько вои-нов отличных, и Велианаса, и сейчас тоже ведёт неизвестно куда.
Вон, уже и солнца из-за гор не видно, ещё чуть-чуть — и ночь начнётся, а мы всё идём и идём. Ни еды, ни воды — опять ничего! И хоть бы знать, до какой поры тер-петь всё это безобразие.
Кэйдар злился, лишь эта злость и помогала ему идти вперёд. И Лидас не отставал, хоть и держался на шаг позади, но сохранял эту дистанцию неизменной.
— Эй, мы так и будет идти всю ночь?— крикнул Кэйдар, глядя марагу в спину. После того раза варвар свой меч прятать не стал, нёс его, необычно как-то, по-хитрому укрепив не на поясе, а за спиной, так, что рукоятка поднималась чуть наискось над левым плечом.
Мараг остановился, держась одной рукой за каменный выступ, обернулся, ждал их двоих молча. Он тоже устал, смотрел уже не так браво, как в первый день, и всё равно шёл первым, выбирая удобную тропу среди скал и нагромождений камня.
— Можно пройти ещё немного, пока не стемнеет, а можно поискать место для но-чёвки,— заговорил Айвар, когда и Лидас, и Кэйдар остановились, тяжело и хрипло дыша.— Можно разделиться и осмотреть места вокруг. Может быть удастся найти воду или дрова для костра...
— Пожалуйста! Те, кто ещё не нагулялся, могут идти искать что угодно. Я остаюсь тут!— Кэйдар одним движением плеча скинул мешок, сел на камень, принялся отвя-зывать от пояса фляжку, он приберёг для себя несколько глотков воды, последней. Что будет завтра, он думать не хотел.
Айвар перевёл глаза на Лидаса, ждал, что скажет он в ответ на предложение. Ли-дас глядел хмуро, исподлобья, чёрная щетина на щеках и худоба добавляли ему лет, делали выражение лица не только осунувшимся, но и сердитым.
— Лидас, не надо никуда ходить!— вмешался Кэйдар.— Это зряшная потеря сил и времени. Шею только ломать... А ты,— он в упор посмотрел на Айвара,— так и скажи, что завёл нас к демону в пасть. Проводник,— усмехнулся презрительно.— Видел я тебя в деле... Велианас по твоей милости... Все ребята мои... Завёл, паршивец.
Айвар губы сжал так, что они побелели, глянул на Кэйдара таким взглядом, будто ударить его хотел — прям так, без предупреждения, прямым в челюсть. Лидас не-вольно подался вперёд — собой закрыть от этого страшного удара. И тут мараг заго-ворил:
— Не надо... Вот только в этом меня обвинять не надо, Наследник...— Голос глухо звучал, с неприятной хрипотой, это был злой голос, наполненный еле сдерживаемой яростью.— Я был честен с тобой, я предупреждал тебя ещё на корабле... Ты не стал меня слушать. Я и Лила просил предупредить... Это на тебе все их смерти, царевич. На тебе одном! А меня обвинять не надо. Не надо, понятно тебе!
Никто из них двоих не успел ему ничего сказать — мараг развернулся и бесшумно скрылся за скалами. Кэйдар так и продолжал сидеть с фляжкой в руке, встретившись с Лидасом глазами, растерянно моргнул.
— Это правда? Он предупреждал, что ведёт нас всех в ловушку?— спросил, не удер-жался-таки Лидас.
Кэйдар не ответил — отвёл взгляд и опустил голову. Ему нечего было сказать. Впервые в жизни нечем было оправдаться.
— Велианас... он тоже знал, да? Я один только, да? Мне опять ничего никто...
— Нет!— крикнул Кэйдар, остервенело дёргая пальцами свободной руки верёвочный шнурок, стягивающий ворот рубахи.— Я один знал! Я — один!— Немного помолчав, добавил:— И Лил ещё... Но я запретил ему говорить... Я думал, это блеф... думал, мараг, хочет запугать нас... Я заставил его... думал, что заставил...
— Мы все должны были знать,— глухим шёпотом перебил Кэйдара Лидас.— Мы вме-сте должны были принимать решение...
— Я знаю! Да, я знаю!— снова крикнул Кэйдар, вскакивая на ноги.— Я не должен был... Да, не должен был... Тогда...— не договорил, медленно опустился на камень, помолчав, сказал:— Мне жить с этим... Одному теперь...
Хотел ещё добавить: "смотреть в глаза родным и близким тех, кто не вернулся...", но сам понял, что эти слова ничего не значат теперь, и промолчал.
Так, в полном молчании, они просидели до ночи. Никто из них со своего места не сдвинулся. Лидас сидел прямо на земле, спиной привалившись к огромному камню. Локти обеих рук упирались в притянутые к груди колени, голова низко-низко опу-щена, и пальцы переплетены на затылке.
Лучше б он кричал, лучше б он возмущался, это его молчание угнетало Кэйдара. Ведь даже оправдаться нечем! Да и какое тут может быть оправдание? Собственной глупости нет оправдания.
Да, это была ошибка! Весь поход — одна большая ошибка! Я и сам это понял, со временем, не сразу. Такое дело не делается с наскока. Нужно было лучше и тщатель-нее готовиться, хотя бы не спешить... Но кто же знал? Мы всегда возвращались с победой, с большой добычей. Из всех походов... Обидно было приехать ни с чем. Вернуться с полдороги, так и не видев этих марагов в глаза...
...Отец Небесный, подумать только, ничего этого могло просто не быть! Не про-изойти! Не случиться вовсе! Ни смертей этих бесполезных, ни плена позорного. Ни даже встречи со всеми этими аранами. Мы могли вернуться домой все, живые и здоровые. Все! Если бы кое-кто думал сначала головой, а не заботой о своём само-любии.
Я же говорил ему с самого начала! И потом сколько раз, уже на корабле... Когда мы пробирались наугад. Когда в карте оказалось столько несоответствий... Так нет же, нет! Он не захотел возвращаться с пустыми руками, он всем хотел доказать, что это просто — ходить с набегом в неизвестные земли... А теперь что? Ничего! Ни-че-го!
И сумеем ли мы ещё вернуться, чтоб рассказать, как было всё на самом деле?
После тех слов, сказанных марагом напоследок, Лидас ничему бы не удивился, но мараг вернулся. Ещё издали они оба услышали его знакомый глухой кашель. Головы подняли разом. Переглянулись.
Он подошёл ближе, сразу же почувствовал напряжённость атмосферы. Понял, по-ка его не было, что-то успело между ними произойти, но и спрашивать ничего не стал, сообщил:
— Недалеко отсюда ключ есть... Вода свежая... Сосны... Можно костёр разжечь...
Место и вправду оказалось хорошее: крошечный ручеёк меж камней, десяток со-сёнок, разновозрастных и кривых, но это были первые деревья, встреченные ими за два прошедших дня.
Лидас боялся показаться смешным, но сумрак опустившейся ночи скрыл его ласковое благодарное движение, с каким он прикоснулся к шершавой тёплой коре. Живое. Выросло, считай, на голых камнях. Как оно попало сюда, крошечное семеч-ко, давшее жизнь этому дереву и всем другим здесь, в такой глуши? Может, мы — первые люди, увиденные этими соснами? Появится здесь ещё хоть кто-то после нас?
Тоска и боль на душе навевали странные мысли, устало глядя из-под прикрытых век, Лидас наблюдал за тем, как споро управляется с костром мараг. Живые деревья он тоже не тронул, собрал горкой сухие шишки, обсыпавшуюся хвою, чиркал креса-лом, стоя коленями на земле. Трут из мякоти гриба-трутовика взялся лишь после третьего удара, потянулся сладкий дымок. Отлично! Просто отлично!
Айвар подкармливал крошечные язычки огня сухими смолистыми веточками, опе-кал пламя, заботливо прикрывая ладонями от ночного ветерка. Костерок разгорался всё сильнее, можно и воду нести, греть чай.
Голову вскинул подняться и встретился с Кэйдаром глазами. Тот уже держал пол-ный котелок, протянул молча. Айвар тоже ничего не сказал, хоть и удивился немно-го. Надо же. Может, всему причиной усталость и голод? Все хотят побыстрее попить горяченького, хоть так успокоить изголодавшиеся желудки.
Сам он приберёг к такому случаю последний сухарь, зажаренный до коричневого, вкусный-вкусный. Аромат от него показался таким сильным, что аж в животе заур-чало. Айвар мог бы съесть его один, никто не знал про эту его заначку, но он сделал по-другому: завернув сухарь в кусок тряпки, раскрошил его куском камня, высыпал в кипяток всё до последней крошки. Мешал ложкой и чувствовал на себе оба взгляда.
При том же полном молчании они все трое медленно тянули пахнущий хлебом ки-пяток. Каждый пил из своей чашки, но черпали из общего котелка. Оставшуюся на дне гущу с разбухшими крошками Лидас разделил поровну, со вздохом сказал:
— А какой вкусный хлеб пекла Марика... Лучшего в жизни не пробовал... А бульон с куриными потрохами?
— Так уж часто тебя и кормили курицей!— усмехнулся Кэйдар, грея ладони о глиня-ную чашку. То, что Лидас наконец-то заговорил, указывало на многое. Простил или просто смирился? Не зная ответа, он всё же поддержал своего родственника.— Араны нас не слишком баловали... Хотя, конечно, хлеб она и вправду пекла отменный... Несмотря на то, что сама из вайдаров...
— А Даида пекла лучшие в мире оладьи,— заметил вдруг Айвар. Они оба посмотрели на него так, будто до сих пор считали его немым. Кэйдар рот уже открыл, хотел съязвить по поводу, но не успел — Лидас помешал.
— Она так умеет запекать цыплят на вертеле и в тесте тоже... Вот это да, это стоит попробовать!— добавил он с мечтательной улыбкой, ставя свою пустую чашку на согнутую в колене ногу.— А рыба в пряном соусе? Да-а,— протянул со вздохом.
— Рыба?!— Кэйдар фыркнул.— То ли дело заливное с языками... Или булочки с абри-косами...
Они все снова помолчали. Что ещё они могли? Только вспоминать и мучиться от голода.
— Это всё, конечно, да,— произнёс Кэйдар в заключение,— но мне бы сейчас и хлеба с молоком хватило... Горячего, только что из печки... А молоко из ледника. Чтоб аж зубы ломило...
Мысли о еде — мысли приятные, но не тогда, когда есть нечего. А эти воспоми-нания лишь аппетит растравливают. Чтоб хоть немного успокоиться, Айвар пошёл собирать ветки для костра. Обломал сухие нижние сучки с двух деревьев, когда вернулся, и аэл, и идан уже спать улеглись, завернулись с головами кто в плащ, кто в одеяло. Айвар тоже спать хотел, тоже устал сильно, но перед сном ещё принёс коте-лок воды. Вроде бы и напился до одури, но после двух дней всего на одной фляжке, пить может захотеться и среди ночи.
Всё, вот теперь точно всё.
Как-то однажды аранский жрец Айнур говорил о разных способах узнать о жизни родных и близких. Айвар знал только один — сон. Сон может показать любого, как далеко бы тот ни находился. Но сны надо ещё уметь понимать правильно.
В этом сне Айвар видел Айну, его поразило её озабоченное серьёзное лицо. И ещё этот золотой венец на голове. Она никогда не носила такого.
А ещё ему приснилась мама. Она ждала, она звала. Наверное, чувствовала, что сын её рядом, близок к дому, как никогда ещё до этого.
Айвар аж проснулся, не сразу понял, что плакал во сне, но щека и мешок под голо-вой были мокрые, и глаза. Мать Милосердная! Как же это так? Расплакался, как мальчишка.
Глянул туда-сюда — нет, они ещё спят, никто не проснулся, хотя ты и звал её гром-ко, ты поэтому сам и проснулся, от своего же голоса.
А после уснуть так и не получилось, а потом и светать начало.
Кэйдар проснулся последним. Прекраснейший в мире запах — запах жарящегося мяса — разбудил его.
Мараг и Лидас пекли на прутьях тонкими пластиками нарезанное мясо.
