Всему виной та, первая их близость. Кэйдар часто мысленно корил себя за ту по-спешность, даже грубость, но сделанного не исправишь, прожитого не воротишь. Видно, придётся терпеть её дикий нрав, её страх и вечную настороженность.
Вот так, думая о многом и глядя на свою женщину и своего ребёнка, Кэйдар, почти не шевелясь, просидел до третьей стражи, подремал немного лишь перед самым рассветом, благо, солнце в декабре всходит поздно. Пошёл до Лидаса невыспавший-ся, разбитый и злой. На улицу сейчас, утром, идти не хотелось. Там с полуночи шёл сырой снег вперемешку с дождём, выл ветер с моря, и от этого ещё сильнее хотелось спать.
Идти себя прямо-таки заставил, а оказалось, что Лидас ушёл один. Решительность и настрой сменились разочарованием и обидой. Да ещё и раздражением на сестру. Хорошо ещё, что сказал ей не всё, что давно хотелось, тогда бы точно настроение себе на весь день испортил.
Пока сходил на конюшню, отменил распоряжение насчёт поездки, пока позавтра-кал — в полном одиночестве за огромным столом, день значительно продвинулся к полудню. Пришёл к себе, а Ирида уже на ногах.
Чистый паттий с тёплой шалью на плечах, сырые волосы длинными прядями — её было не узнать. Тут же подхватила Тавиния на руки, будто боялась за него. И опять настороженный взгляд с опаской.
— Как он?— Кэйдар спросил первым, не ожидая от неё ни приветственных слов, ни поклона; сел в кресло у стола с документами.
— Нормально. Как всегда...
— А как поел?
— Как всегда...
— Думаешь, я знаю: как всегда?!— Кэйдара разозлили эти односложные ответы, хотя он всё утро настраивал себя быть терпеливым и спокойным, не раздражаться попус-ту. Но нет же! У этой Ириды просто талант.— Не по твоей ли вине я был лишён этого права, видеть своего ребёнка, знать, как он растёт, как он питается? Ты украла у меня почти пять месяцев его жизни! Ты виновата в том, что мой сын родился и рос среди нищеты, не имея нормальных игрушек, нормальной одежды, нормального обхожде-ния, приличествующего его положению!.. И даже сейчас, когда я спрашиваю, как он, ты отделываешься двумя словами.— Кэйдар порывисто выпрямился, так, что Ирида отпрянула испуганно, отступила, прижимая мальчика к себе ещё сильней. Тот личи-ком вжался в мягкий козий пух, из которого была соткана шаль.
— Не надо кричать, он боится...— Ирида глянула на Кэйдара, как на врага: исподло-бья и без всякого желания понять его слова.
— Меня он не боится! И никогда не боялся. Я не угрожал ему ножом, не пытался убить...
На эти слова Ирида не нашлась, что ответить, только отвернулась, поджав губы, отошла к противоположной стене.
— Возможно, мой Тирон и не имел дорогих пелёнок из тончайшего полотна, воз-можно, его приходилось кормить из простой глиняной чашки простой деревянной ложкой. Признаю, что не всегда он был накормлен сразу же, как только заплакал, но его там любили по-настоящему, как ребёнка, как моего ребёнка, а не как возможного Наследника, как право на получение верховной власти. Думаете, я не знаю, что он нужен был вам лишь для того, чтоб получить право наследования, что ваш отец...
— А вот это тебя не касается, милая моя!— Кэйдар перебил Ириду, неприятно удив-лённый тем, что в словах рабыни есть немалая доля правды. Да, так оно и было. Но поначалу. А потом... Потом Отец изменил своё решение, безоговорочно передал власть наследования родному сыну, а не зятю.
— Неправда! Я давно мечтал о сыне! А ты!.. Ты украла его у меня!..
— Пожалуйста! Можете казнить меня как преступницу. Но я хоть не увижу, как мой сын превратится в подобие своего отца. В грубого, в жестокого, в ненавистного всем...
— Замолчи! Не смей!— Кэйдар решительно надвинулся на неё, яростно сверкая гла-зами, стиснув кулаки. Вот-вот — и ударит! Их взгляды встретились, но не Ирида, а Кэйдар первым отвёл глаза, посмотрел на мальчика с незнакомой лаской во взгляде, в изгибе губ. Ирида аж опешила, моргнула несколько раз удивлённо.
— Он выглядит лучше, чем все дни до этого...— заметил Кэйдар, меняя тему.
— Он мало спал этой ночью,— Ирида переложила Тирона на другую руку. Тот тол-кался ножками ей в живот, тянулся к Кэйдару, радостно улыбался ему в ответ влаж-ными губами. Он любил Кэйдара, с недовольством отметила про себя Ирида. Совсем не этого она ждала. Как может её ребёнок любить этого человека? Да, он отец, но не более того. Ни на что другое пусть не рассчитывает.
— Дай мне!— Ирида долго колебалась в ответ на этот приказ, стояла полубоком, закрывая ребёнка собой, будто надеялась, что Кэйдар передумает и уберёт свои руки, опустит их. Кэйдар повторил, не повышая голоса:— Дай!
— Он — мой! Это мой сын!— отступила на шаг, прижалась спиной к стене, встретила взгляд Кэйдара своим протестующим возмущённым взглядом.
— Думаешь, если я выпустил тебя, то и дальше позволю своевольничать? До моего прощения ты ещё нескоро дослужишься...— он вырвал ребёнка из её рук: Ирида сама ослабила хватку, как только почувствовала, что они могут причинить боль Тирону своими перетягиваниями.
Смотрела с тревогой и с испугом, но малыш легко пошёл к Кэйдару на руки, даже не понял, что чуть не стал предметом раздора. Обиженно закусив губы, упрекнула:
— Ему никто не нужен, кроме меня... Мой Тирон ни в чьей любви больше не нуж-дается...
— Я не для этого допустил тебя к нему! Чтоб ты вцепилась в него мёртвой хваткой? Нет уж! Я и без тебя смогу воспитать своего сына достойным венца Воплощённого.
— Да, точной копией своего папочки!— Ирида зло сверкнула глазами, отбросила мокрые волосы, лежавшие на груди, за спину, решительно вздёрнула подбородок.— Грубым надменным уродом! Подлым и неблагодарным...
Кэйдар, придерживая сына раскрытой ладонью за спинку, круто развернулся на одном месте:
— Это меня ты считаешь подлым?
— А разве нет? Как вы напали на нас в ту ночь? Разве не подло? В темноте! Во вре-мя праздника! Подкрались и окружили селение... Это ли не подлость?! А мой отец? Он торговал с вами. Мы никогда не трогали ваших купцов... Наше племя всегда отпускало ваших торговцев с товарами, с подарками... Провожали через степь до кораблей, до самого побережья...— Её голос перехватили спазмы, ещё немного, и она бы расплакалась, с неожиданной остротой и ясностью вспомнив события про-шлогодней августовской ночи. Зажмурилась, закрыла рот тыльной стороной ладони; невыплаканные слёзы жгли глаза, только моргни — и потекут по щекам.
— Что ты можешь знать о войне? Ты — женщина! — будешь учить меня, как воевать?! Твоё дело — вот!— Кэйдар поднял Тирона на вытянутых руках.— Рожай детей и не болтай лишнего! Понятно тебе?
— Чтоб потом и он убивал своих друзей с неменьшей подлостью и злобой?— голос Ириды на этот раз прозвучал едва слышно, но всё с тем же отчаянием.— Может, и вправду было бы лучше не родиться?
— Это не тебе решать! Для этого у тебя есть господин — Я!— Кэйдар отвернулся, сел на край ложа, усадил Тирона к себе на колени.— Ты можешь быть нянькой при нём, или кормилицей, слушаться меня и ухаживать за моим сыном. А можешь отправ-ляться на кухню! Выбирай! Во всяком случае я не намерен выслушивать упрёки рабыни... Говорить ты будешь тогда, когда я разрешу, — и только!
Ирида торопливо стёрла ладонью слёзы со щёк, оттолкнулась от стены, преодолев болезненную слабость в теле, сказала, не сумев сдержаться, хоть уже заранее знала реакцию на слова:
— Шантажировать мать ребёнком — разве это не подло?
Он не ударил её, хотя, наверное, сразу же пожалел об этом, помешал ребёнок, сонно прильнувший к его широкой груди. Но глянул зато таким понятным взглядом, что Ирида осеклась, поджала губы.
— Дважды я никогда не предлагаю... А на кухне прислуге всегда будут рады...
Ирида опустилась на пол прямо там, где стояла, — привычка всех кочевников, за-стилающих полы коврами и шкурами. Задумалась, зябко обхватив себя за плечи, впиваясь пальцами в пух шали.
Он как всегда требовал многое — всё, что она имела. Ребёнок — или хоть какая-то относительная свобода и воля говорить и думать, что хочешь? Разве можно тут коле-баться? Какая мать будет здесь долго думать?
Ирида вскинула голову, встретив прямой взгляд Кэйдара, — и отвела глаза. Подчи-нилась! Признала его волю! Его власть над собой!
Кэйдар усмехнулся довольно, но она не увидела его усмешку, зато услышала — и до боли закусила нижнюю губу.
Унижение! Опять он унижает тебя! Опять упивается своей властью над тобой!
Ну и пускай! Зато твой Тирон будет рядом. Ты сможешь видеть его, сможешь сама кормить его и воспитывать. Может быть, тогда он не вырастет таким же, как его отец?
* * *
Что за день сегодня? С самого утра какую рабыню ни увидишь, каждая пытается показать характер... Сперва эта лагадка Лидасова! Эта Стифоя! Сущая пигалица. Девчонка ещё совсем... А в речи вольнорождённых встревает, рабыня неразумная...
А всё потому, что Лидас вечно распускает своих рабов, позволяет им слишком многое, не наказывает за проступки. Вон, стоит только его телохранителя вспомнить. Вот они, последствия беспечной мягкости!
Думает, раз стала наложницей, так и позволять себе можно всякое? То, что ты скоро родишь ему ребёнка, ещё совсем ничего не значит.
Да, недаром говорят: каков господин, таков и его невольник. Ленивый и дерзкий раб служит беспечному и мягкому сердцем хозяину. Хороший же хозяин, умный и предусмотрительный, никогда не позволит своему рабу лишнего. Даже слова, даже взгляда дерзкого...
Вон, как виэлийка моя! Слова теперь дерзкого мне сказать не посмеет. Сразу при-смирела. Послушная, тихая, покорная... Стоило припугнуть разлукой с сыном...
Я всегда говорил: ради своих детей женщины на всё готовы! И Ирида не исключе-ние. Хоть и угрожала сначала, что убьёт его, как только он родится. Глупые речи остаются речами, не более того.
* * *
Айна ещё по звуку шагов, по удару двери угадала, что идёт Лидас. Впервые после родов пожаловал. Интересно, и что ему на этот раз надо? Они встретились глазами. Лидас смотрел серьёзным, немного отстранённым взглядом, в котором легко угады-валось принуждённое равнодушие. Айна видела, каких трудов ему стоит не замечать её осунувшееся лицо, болезненно похудевшую фигуру, маленький свёрток с малы-шом, заботливо укрытый одеялом.
— Ты одна?— спросил первым, так и оставаясь стоять у порога, будто в спальне чу-жой жены очутился и боится выглядеть бестактным.
Айна сидела на ложе, подобрав ноги, упираясь вытянутой рукой в подушку, внизу, как раз под рукой, сонно сопел младенец. Усмехнулась, даже не изменив позы.
— А кого ты рассчитывал здесь увидеть? Очередного любовника?
— Мне сказали, что Стифоя у тебя,— Лидас будто и не заметил насмешки.
— Она ушла к себе. Буквально только что... Она устаёт, когда подолгу на ногах... У неё срок в конце января... шесть недель осталось ходить...— Айна говорила коротки-ми отрывистыми фразами, говорила неохотно и без всякого дружелюбия. И сама себе удивлялась: зачем она ему всё это рассказывает? Будто напрашивается на прощение! Будто ждёт, что и он будет так же многословен.
— Я пригласил сегодня гостей на ужин,— объявил неожиданно Лидас.— Будут Манус и Рузал с жёнами, Кэйдар со своей Хадиссой, Адамас...
— И?— Айна склонила голову к левому плечу, скривила губы, уже догадываясь, чего от неё хочет Лидас.
— Я хочу, чтоб ты присутствовала тоже!
Айна качнулась назад, вскидывая голову, зло глазами сверкнула:
— Ты пришёл издеваться надо мной? Думаешь, мне сейчас как раз до веселья? Что я так жажду развлечений, после всего, что вы сделали?
— А что мы сделали? Ты о чём вообще?— Лидас искренне удивился.
— Не успели руки от крови после пыток отмыть и сразу же уселись праздновать!
— Ах, вот ты о чём!— Лидас коротко рассмеялся, но под взглядом Айны, осуждаю-щим, почти ненавидящим, смутился.— Это просто дружеский ужин, ничего особенно-го...
— Я никуда не пойду! Ты сам знаешь, почему!— Айна отвернулась.— Не хочу иметь ничего общего с вами со всеми...
— Пытать твоего марага — это не моя идея. Хотя, после того, что он сделал, среди иданов с него бы шкуру сняли... Ещё скажи спасибо, что он жив до сих пор... Он ещё поведёт нас в гости к своим сородичам... Укажет дорогу...
— А после? После вы отпустите его?— Айна глянула на Лидаса с нескрываемой на-деждой, с робким ожиданием. Лидас даже смутился, позавидовал невольно: "Она действительно любит его!.. Он всё ещё дорог ей... А обо мне она никогда так не беспокоилась. Никогда! Почему?"
— Этот мараг — теперь не моя собственность! И вообще сейчас разговор не о нём. Ты должна пойти со мной сегодня... Все знают, что у нас родился ребёнок, все считают нашу семью благополучной... Я хочу, чтоб твои и мои друзья так и дальше думали. Это будет проще для нас обоих. Для всех нас! Вряд ли кто-то пожалеет тебя, когда узнает правду. Даже твоя Дариана...
— Да, а над тобой-то точно посмеются!— Айна хмыкнула презрительно, легко, мяг-ким толчком, соскочила на пол. Она и после родов осталась всё такой же стройной, подвижной, гибкой. Всё такой же красивой, как и прежде. И острой на язык. Встала посреди спальни, уперев руки в боки, взглянула на Лидаса исподлобья.
— Ты позволишь мне увидеться с ним? Хотя бы ещё раз...
— Я сказал, он не моя собственность! Я ничего не могу обещать...— Лидас выдержал её взгляд, с улыбкой любопытства разглядывая свою жену. Бесстыдница! Она даже не стыдится того, что сделала. Будто не осознаёт своей вины!
— Отец Создатель! Ты хоть что-нибудь можешь сделать без оглядки на Кэйдара?— Айна презрительно рассмеялась, нервно всплеснула руками. Римас недовольно за-кряхтел спросонок, проснулся, разбуженный громким голосом и смехом матери. Айна бросилась к сыну, заговорила с ним ласково:— О, да ты мокрый у меня!— приня-лась разворачивать сырую пелёнку, про Лидаса будто забыла. Перепеленала младен-ца быстрыми ловкими руками, укачивая его и нашёптывая что-то ласковое, поверну-лась к Лидасу, удивлённо повела бровями, точно ожидала, что он за это время тихо уберётся из комнаты.
— Опять играть роль счастливой супруги? Улыбаться гостям и Кэйдару? Ты же знаешь, как мне не нравится всё это!
— Я думаю не только о себе! Твоё присутствие на ужине сегодня — прекрасная воз-можность избежать сплетен и пересудов. Зачем давать народу повод для обсуждения наших внутрисемейных дел?— Эта его излюбленная манера — давить на доводы рас-судка — всегда раздражала Айну особенно сильно.
— Конечно, лучше сделать вид, что никаких проблем не существует! Глядишь, мы и сами перестанем их замечать...
— Наша семья рушится только по твоей вине,— заметил Лидас недовольно.
— А где ты видел семью?— выкрикнула со злой усмешкой Айна.— Мы с тобой — се-мья? Упаси меня Создатель от такой семьи!
— Раньше тебя всё устраивало...
— Раньше мне не с чем было сравнивать!— отрезала категорично Айна.— Сам видишь: тебя тянет на других женщин, меня — на других мужчин! Мы чужие друг другу!.. Ты даже ребёнка своего признать не хочешь, что уж тут говорить...
— Это не мой ребёнок, и ты сама это знаешь!
