Даида принесла тёплой, чуть подслащенной воды, приняла Тирона — точнее, Тави-ния! — на руки, стала поить из серебряной чашечки с низкими краями, заметила меж-ду делом:
— Горяченький он что-то снова... Не простыл ли?
— Нет, его уже второй день из комнаты не выносим,— Кэйдар, нахмурив брови, сле-дил за кухаркой, за тем, как она укачивает мальчика, посаженного на колени, легки-ми движениями вверх-вниз.— Он хочет спать, но не засыпает почему-то...
— Да, вам бы, господин, и самому не мешало бы прилечь поспать,— Даида подняла на Кэйдара озабоченный взгляд синих глаз; в них он никогда не встречал страха, а сейчас они смотрели с сочувствием, с пониманием, с заботой, но без страха перед строгим хозяином.
— Лил не появился?— Кэйдар на её слова внимания не обратил, о себе он сейчас меньше всего думал.
— Я видела его последний раз ещё днём. Он с обеда на кухне не показывался. Но Ирсавий-привратник не видел, чтоб он покидал Дворец. Он где-то тут, в Доме. Мо-жет объявиться в любое время...
— Но он-то нужен сейчас!— Кэйдар перевёл глаза на ребёнка, и тот вытянул ему ручки навстречу, но не улыбнулся, как обычно в такую минуту, хмурил болезненно маленькое личико.— Вот что с ним? Что?..— оборвал себя сам.— Ладно! Я сам поищу его, раз другие не могут...— вышел стремительным шагом, а Даида, проводив его глазами, только вздохнула.
...Он никак не представлял, как можно искать Лила среди бесконечных коридоров Царского Дома, среди сотен людей, да ещё и поздним вечером, почти ночью. В вы-деленной ему комнатке, недалеко от кухни, на первом этаже, Лила не оказалось, а где он может быть в такое время, Кэйдар не имел понятия. Лил из тех, кто может среди ночи потащиться спасать раба, сломавшего руку, или рабыню-роженицу. Он сейчас, может где угодно оказаться, попробуй-ка его найди!
Кэйдар не нашёл Лила и у Айны, а ведь он часто проведывал её и маленького уб-людка. А больше искать было негде. Понимая это, Кэйдар всё равно не мог успоко-иться, не мог признать свою неудачу. Он шёл по коридорам, по лестницам, по беско-нечным переходам с упорством человека поставившего перед собой цель. Разве мог он быть спокойным, когда ребёнок его нуждался в помощи врача? Поэтому он готов был искать этого врача столько, насколько хватит сил. Он шёл до тех пор, пока не очутился перед первой же камерой в подземной тюрьме. Надзирателя не было рядом, но эта дверь запиралась только на засов. Кэйдар открыл её, перешагнул порог. Тем-нота и сырость дышали в лицо, как из нежилого угла, и Кэйдар позвал тревожно:
— Ирида?
Она не ответила, никак не отозвалась, ни словом, ни движением. Будто и не было её тут, будто она умерла уже, а его продолжают обманывать лживыми заверениями, что всё в порядке.
А может? Нет! Нет, он не ошибся дверью, и плащ — вот он, аккуратно сложен на полу порога.
— Ирида!— снова позвал, уже требовательно и нетерпеливо — и всё так же без ответа. Глаза очень долго привыкали к темноте, он ничего не видел совершенно, шагнул вперёд наугад, выставив руки. ...Она не ест ничего и не пьёт... Не отвечает на во-просы... Она очень сильно ослабела и не понимает, когда с ней пытаются разговари-вать... Да-да, поэтому она и молчит! Даже твоё появление не заставило её проявить желание жить дальше.
Она сидела на полу, в самом дальнем углу, подтянув ноги к груди и обхватив их руками. Голова, опущенная вниз, пряталась лицом в коленях.
— Ирида!..— позвал уже удивлённо и с испугом.— Ирида, ты что?— опустился рядом, схватил за плечи, — какая она холодная, точно неживая! — рванул на себя.— Что с тобой?! Ты что?!
Голова виэлийки тяжело запрокинулась, открылась шея и лицо: закрытые глаза под длинными ресницами, чуть разомкнутые сухие губы, и полоска белых зубов.
— Ирида, милая...
Кэйдар прижал её к груди, пытаясь согреть теплом своего тела, он не на шутку испугался: "Опоздал?! Неужели опоздал?!" Встряхнул осторожно, но с силой, позвал ещё и ещё, а сам глаз не мог отвести с этого лица. В тусклом свете коридорного светильника, попадающем в камеру через дверной проём, оно казалось мертвенно белым, мёртвым даже. И ещё: она никак не отзывалась на звук его голоса!
— Ирида, умереть надумала?! Ты же знаешь, я не позволю... Ты будешь столько жить, сколько я хочу... Тебе не удастся от меня снова сбежать... Даже смерть тебе не поможет...
Он подхватил виэлийку на руки, — какая же она лёгкая! — крепко прижав к себе, пошёл из камеры. __________________
— Господин...— надзиратель появился на пороге неожиданно.— Господин, там вас... вас все спрашивали...
— Лучше помоги мне! Подержать надо!— Лил перебил раба без всяких церемоний, даже будто и не расслышал его слова.— Подойди сюда!..
Лил сменил все свои старые повязки, все раны обработал заново более сильным средством. Ради него он даже домой к себе днём сходил, не пожалел ни сил, ни вре-мени.
А Виэлу заметно лучше стало. Ночь он переметался, перебредил, а сейчас, придя в сознание и всё равно мало что понимая, не подпускал к себе врача из страха перед новой болью. Уговорами и просьбами, приказами и упрёками Лилу удалось сделать перевязки, но руки его подопечный упрямо прижимал к груди, старался спрятать пальцы под мышками. И смотрел исподлобья, как затравленный волк. Так и каза-лось, что сейчас зубами вцепится.
— Его нужно взять за плечи сзади, очень крепко обнять, чтоб и двинуться не мог. Да-да, вот так! Нечего ему в угол прятаться!..— сам Лил, отдавая распоряжения, всем весом своим придавил марагскому царевичу колени, так, что тот оказался, как в капкане. Поймал Виэла за руку, осторожно и крепко. При виде ножа, которым Лил принялся надрезать повязку, мараг судорожно забился в глупой попытке освободить-ся, а потом обмяк, обессилел и просто закрыл глаза.
— Тихо, парень! Чего ты? Никто тебя мучить не собирается... Отмучился ты уже своё — хватит!— тюремный смотритель держал крепко, мёртвой хваткой, а со стороны казался худым — одни жилы!— Он, господин, этой-то ночью ой как метался, бредил всё, звал кого-то, и госпожу нашу тоже звал... Думал, и не доживёт до утра... демо-нам достанется... Так бился, так рвался, всё подняться норовил, да всё на эту, вот, руку опирается...
— Я и вижу, кость опять сместилась,— заметил недовольно Лил.— Держишь хорошо?— не дожидаясь ответа на вопрос, одним рывком выровнял кости. Виэл коротко взвыл сквозь зубы, попытался оттолкнуть Лила, но надзиратель, повисший на плечах, не дал даже сдвинуться.— Терпи! Терпи... Или хочешь калекой на всю жизнь остаться?
— Да он же всё равно ничего сейчас не понимает,— сказал с усмешкой надзиратель, глядя, как Лил приматывает к руке марага деревянную планку влажной тряпкой.
— Всё он понимает! Он ещё шороху наделает, этот мараг... Такого легко не сло-мать...
— А это зачем?— невольный помощник Лила с удивлением смотрел на белые мель-ные капли, выдавливающиеся при перевязке.
— Это горный мел...— ответил Лил, перекрывая влажный бинт сухой тряпкой.— Или гипс... Моя придумка! Ему только высохнуть надо дать, и тогда он твёрдый будет, как камень... Кости не сдвинуться...
— А снимать потом как же?
— А это, точно, потом!— Лил рассмеялся с усталым облегчением.— Ножом можно или ножницами... Не бойся, это не на всю жизнь...
С пальцами на правой руке было посложней. В прошлый раз Лил торопился, повяз-ку наложил наспех. Сейчас же он не спешил, работал аккуратно.
Мизинец пострадал особенно сильно, сустав вообще оказался раздавленным, его уже не вылечить. Он заживёт, конечно, но не будет нормально сгибаться, так и оста-нется полусогнутым. У безымянного пальца очень сильно распух первый сустав. Осторожно прощупав опухоль, Лил с громким хрустом и судорожным воем Виэла вправил кости на место. Здесь всё будет нормально, боль и опухоль пройдут, и не вспомнишь потом.
Средний палец Ликсос при пытке вообще пропустил, а вот указательный был сло-ман в двух местах. Это плохо, хорошо лишь одно, что кости не раздроблены, их можно попробовать залечить.
Лил наложил гипсовую повязку на всю кисть, плотно прибинтовав все пальцы друг к другу. Теперь надо подождать несколько недель, потом видно будет. Как только убедить Виэла, чтоб он не пытался снять всё повязки раньше срока?
— Ну, вот и всё на этот раз...— Лил ободряюще потрепал своего пациента по плечу. Тот, ещё сильнее ослабев от перенесённой боли, смотрел на него без всякого выра-жения. Сейчас он особенно сильно напоминал себя, пережившего бичевание: безраз-личие ко всему, равнодушие, апатия, тоска во взгляде, смертельная тоска. В про-шлый раз он долго, очень долго выходил из этого состояния, и всё-таки вспомнил своё настоящее имя, свою прежнюю жизнь, перестал быть немым. К лучшему для себя или к худшему — не нам, людям, судить.
Интересно, что на этот раз вынудит его вернуть ясность мысли? А может, она и не вернётся после всего этого?..
— Да, господин, для него сейчас все на одно лицо...— заметил тюремный смотритель, глядя, как Лил укутывает притихшего Виэла своим плащом.— Как бы не свихнулся совсем...
— Не свихнётся!— Лил выпрямился.— Ему, главное, теперь не мешать... Пусть спит как можно больше... Он проспит всю ночь и завтрашний день, я дал ему сонных капель... Поэтому можно сюда и не заглядывать пока...
— Ладно, господин. Я ближе к утру зайду, гляну, мало ли что...
Лил уже собирался уходить, но тут, будто вспомнив о чём-то спросил, круто меняя тему:
— Кто там мог меня спрашивать, на ночь глядя?
— Так наш господин всё искал вас... Господин Наследник... Ещё днём за вами посылали по всему Дому... Я думал, вы знаете...
__________________
Даида удивлённо брови вскинула, встретив Кэйдара с его ношей. Поднялась с края ложа, уступая место. Тавиний на её руках уже успел задремать, поэтому Даида, приложив указательный палец к губам, знакомым жестом предупредила: тише; сама пояснила шёпотом:
— Только-только уснул... А то всё вредничал, плакал даже...
Кэйдар пронёс Ириду через комнату, уложил на ложе, прощупал пульс на запястье.
— Это она, господин, его мать?— Даида с любопытством смотрела через его плечо.— С ней серьёзное что-то, да?
— Я не знаю!— Кэйдар, нервничая, потёр лоб.— Она не ела и не пила ничего уже как пять дней... А Лил так и не появился?
— Не было никого, господин.... Никого, после вашего ухода...— Даида смотрела, как Кэйдар беспокойно и с не свойственной ему заботой тормошит бесчувственную рабыню, пытается расшевелить её, — всё без толку; укрыл свободным краем покры-вала с ложа.
— Что делать?! Что вообще делают в подобных случаях?— поднял глаза на кухарку.
Даида в ответ плечами пожала.
— Ну, если она и вправду так долго не ела, то это может быть от голода... Попро-буйте напоить её чем-нибудь... Горячего молока с мёдом... Компот с пряными тра-вами тоже подойдёт...
— Напоить... Напоить...— Кэйдар повторял одно слово, как заклинание, себе под нос, метнулся к столу, где горой толпились чашечки, мисочки, кружечки с едой и питьём для Тавиния — всё почти не тронутое и давно остывшее. Тёплым осталось молоко в большом кувшине, простое козье молоко, разбавленное кипятком. Кэйдар отлил из кувшина в небольшую чашку с низкими краями, усевшись на край ложа, стал сам осторожно поить виэлийку. Та всё ещё находилась в бессознательном состоянии, но Кэйдар, разжав ей зубы, сумел-таки влить немного молока. Захлебнувшись, Ирида хрипло закашлялась, закрутила головой, судорожными пальцами вцепилась Кэйдару в руку, отталкивая от себя чашку с молоком.
— Пей! Пей, кому сказано!..
Она вряд ли понимала, кто перед ней, но голос узнала сразу — отпрянула, от-толкнулась от Кэйдара, как от заразы, сбрасывая с себя покрывало. Глянула вокруг мутным непрояснённым взглядом, Даиду и ребёнка не заметила вовсе, думала, что до сих пор находится в тюремной камере.
— Может быть, мне попробовать, господин?— осторожно предложила свою помощь Даида.
— Ничего, теперь она и сама сможет,— Кэйдар поднялся, пошёл за новой порцией молока, а Ирида настороженными глазами провожала своего хозяина, каждое его движение ловила. Кэйдар ещё добавил что-то, но слова заглушил плач проснувшего-ся ребёнка.
— Тирон!!! Тирон, маленький!..— Ирида чуть с ложа не бросилась. Кэйдар перехва-тил в последний момент, удержал за плечи, сам удивляясь, какая в ней и откуда непонятная для истощенной женщины сила.
Даида шагнула ближе к протянутым рукам молодой матери, подавая ей ребёнка.
— Не надо! Не давай ей!— крикнул Кэйдар, хватая Ириду за руки, заслоняя собой Даиду и мальчика.— Она же искалечит его!.. Или снова убить попытается...
— Ну что вы, господин?— Даида рассмеялась.— Неужели вы сами не видите?— подала ребёнка прямо через Кэйдара, нарушая его приказ, его волю. И Кэйдар сдался, отсту-пил, смотрел со стороны на Ириду, на своего сына в её руках, понимая, что даже его сил теперь не хватит, чтоб опять разлучить мать и ребёнка. Но Тавинию ничто не угрожало, напротив, он и плакать перестал, смеялся, прижимаясь личиком к грязно-му, пропахшему камерой паттию Ириды, ладошками гладил лицо матери, а Ирида шептала приглушённо:
— Тирон, мальчик мой... Мой маленький мальчик... Мама больше никогда не оста-вит тебя... Мама любит своего маленького мальчика...
В эту-то минуту и объявился Лил. Вошёл без всякого предупреждения, так как вся прислуга дворцовая уже спала давно, и вопрос с его губ с его губ не успел сорваться при виде представшей перед ним сцены.
Кэйдар первым опомнился, схватив Лила за плечо, отвёл в сторону, начал:
— Где?.. Где можно было пропадать целый день?.. Я посылал рабов!.. Я сам искал... Тут вообще такое...— дыхание его сорвалось, и Кэйдар замолчал. Лил ответил тут же, воспользовавшись моментом:
— Я был у больного... пленный мараг... Ему нужна была помощь... После всех тех пыток... Изувеченные пальцы, сломанная рука... Всё тело в побоях...
— Не надо мне всё это рассказывать!— Кэйдар рассердился мгновенно.— Я слушать это не хочу! Не собираюсь!.. Моему сыну, моей женщине нужен врач, а вы в это время... Этого марага!..
— Создатель для всякой живой твари отец...— голос Лила звучал, как всегда мягко, успокаивающе, с отеческой заботливостью, с предельным терпением. Его трудно вывести из себя или разозлить, и Кэйдар это знал. Может, поэтому он и умерил пыл, даже голос понизил:
— А если б за это время мой ребёнок умер? Кого мне винить тогда?
— О!— Лил рассмеялся с усталым добродушием.— Да разве этот малыш похож на больного?— он приблизился к ложу, Ирида, баюкая на руках Тирона, взглянула на него с настороженностью и опаской.— Ну, покажи мне его!.. Да не бойся же, я не заберу... Что с ним было?— перевёл глаза на Даиду, потом на Кэйдара.
— Он не спал днём, не ел ничего весь день, всё время плачет... У него жар...— ответила за обоих Даида, глядя, как ловко Лил управляется с ребёнком.— Он попил немного молока и поспал сейчас совсем чуть-чуть...
— Ну-ка, маленький,— Лил сел на край ложа, усаживая Тирона себе на колени, сдавив щёки двумя пальцами, заставил раскрыть рот.— Поздравляю вас, господин Кэйдар! И тебя, красавица!— рассмеялся с облегчением, передавая Ириде расхныкавшегося сынишку.— У нас зуб! Первый зуб появился — вот и всё!
