Он ловко перехватил её руку, потянул на себя:
— Ну, покажи! Я не буду ругаться...
Ирида толкнулась — красный и чёрный колобки раскатились с её колен.
Он и точно смотрел с любопытством, улыбался даже, а в глазах — лукавый огонёк. Он был настроен поиграть, зато Ирида, зная о последствиях, отталкивалась упорно, изо всех сил.
— Ты ещё и шить умеешь, да?— Негромко рассмеялся Кэйдар, удивлённо поводя подбородком.— Вот уж не подумал бы...
— Почему?— Отодвинувшись к самому изголовью, Ирида прижимала рубашку к груди обеими руками.
— Ну ты же у нас царевна!— Кэйдар стоял над ней с руками у пояса.— Вон, Айна, моя сестра...
— Иглу в руке держать — это разве трудно?— Ирида рассмеялась глухо, прикрывая рот рукой. Вспомнила свою вышивку. Хатха-нянька её этому учила. Вот такое, точ-но, не каждая умеет. А если бы ещё золотой нитью, драгоценным камнем, речным жемчугом или бляшками?— Вот это — это посложнее будет!— сама развернула перед ним свою работу. Ну, смотри теперь! И будь что будет!
— Хм!— Кэйдар оценивающе рассмотрел рубашку, задержал взгляд на вышивке. Витиеватое переплетение чёрных и красных линий в виде степных трав само проси-лось в глаза.— Это кому?
— Марагу,— просто ответила Ирида, глядя на Кэйдара снизу. Глаз с его лица не сво-дила, добавив:— Айвару...
Кэйдар бешенно глаза сузил, качнулся с пяток на носки. Сдержался, усилием воли сдержался.
— Ты любишь его?
— Я никого не люблю!— отрезала Ирида, торопливо скамкивая рубашку.
— Совсем никого?— Кэйдар яростно сверкнул чёрными глазами. Глубокие зрачки буквально сверлили.
— Вон, его только...— Ирида подбородком дёрнула в сторону кроватки.— А больше мне никто не нужен...
— Никто?— Кэйдар задумался.— А отец его?
— И отец его — тоже! Вы же сами понимаете, господин... Зачем вообще про это говорить?— Ирида отвела глаза, понимая всё больше с каждым сказанным словом, что теперь ей не будет ни пощады, ни прощения. Он не выдержит — точно ударит! И всё равно продолжала говорить:— И Айвара я не люблю как мужа. Тут вы неправильно всё поняли... как я могу его любить, если мы едва знакомы?
— Зачем тогда?..
— Тот, кто помогает слабому, выпрямляет линию своей судьбы,— ответила Ирида.— Он нуждается сейчас хоть в чьей-то помощи... что сделаешь, если, кроме меня, может быть, ему некому помочь?..
— Я же запретил тебе навещать этого гада, помнишь?
— Я не пойду сама, попрошу Даиду передать...
— Ну, конечно, я то, что я...— Кэйдар не высказал до конца свой упрёк, его перебили — расплакался Тирон.
Ирида вскочила, подбежала к кроватке, подхватила ребёнка на руки, прижала к себе.
— Ну, ты чего, маленький? Видишь, мама рядом... Не надо ничего бояться...— Ука-чивая, перевела глаза на Кэйдара. Он стоял посреди комнаты, руки — всё так же на поясе, голова опущена. Задумался над чем-то. Может, придумывает тебе наказание пострашней?
А сам нарядный, в дорогой праздничной одежде. Паттий мужской, длинный, до щиколоток, из тончайшей отбеленной пряжи. Тканный пояс, широкий, подчёркивал узкую талию, а на плечах — накидка тёмного пурпура. Им можно было залюбоваться сейчас, господином Наследником, но Ирида смотрела на него в первую очередь с опаской, а потом уже с интересом.
— Жаль, что он нужен мне живой, этот мараг,— произнёс чуть слышно, угрожающе, а потом, уже громче, подняв глаза на Ириду:— Этот варвар нравится тебе, да? Только честно!
Ирида плечами повела, повторила:
— Мы едва знакомы...
— Что из того? Мне бы ты никогда ничего не стала шить!— Кэйдар рукой указал на ложе, где на смятом покрывале лежали колобки ниток и шитьё.
— Я родила вам сына, этого мало?— выкрикнула возмущённо Ирида. Проклятый собственник! Чего ещё ему не хватает? Он имеет всё, чего может только желать простолюдин. Он, что, и меня намерен держать возле себя до смерти? Да его жена своими руками изведёт нас обоих, меня и Тирона...
— Ты всего лишь выполнила мой приказ!
При этих словах Ирида аж задохнулась от возмущения.
— Дети рождаются не по приказу, а по воле богов,— возразила мгновенно ослабев-шим голосом.— И дети, и любовь — это дар! Его ещё заслужить нужно. Никто не в праве приказать кому-то любить или не любить. Никакой могущественный госпо-дин...— Голос её сник до шёпота.
Кэйдар насмешливо фыркнул в ответ на её слова.
— Видел я эту любовь!— Презрительно изогнул губы, вспомнив вдруг свою сестру.— Всё одно — глупость! Люди делают дурные поступки, а потом объясняют всё какой-то там любовью. Смешно!
Ирида в ответ плечами пожала, спорить она сейчас не хотела. И всё равно сказала:
— Есть же любовь родительская... Да и дети любят своих родителей...
— От тебя ли такое слышать?— усмехнулся Кэйдар.— После всего...
Всё те же старые упрёки. Ничего другого он придумать не может. Ждёт, что я начну кричать, оправдываться, а он потом накажет за дерзость.
— Да, признаю́, я ненавидела его раньше. И вы знаете, почему. Но теперь знаю: Тирон — больше мой сын, чем ваш, господин. Пять месяцев почти мы вместе были, нам никто не нужен был... Он и сейчас меня больше любит...
— Что? Что за чушь?— Кэйдар не разозлился — рассмеялся.— Какая глупость! Ты сама хоть понимаешь, что болтаешь? Украла у меня моего сына! Вытравить его столько раз пыталась! А теперь ещё я такой-этакий!.. Отлично, нечего сказать!.. Да не было бы его, твоего Тирона, если б не я!..
— Был бы от законного мужа, от Айвара!— Небрежно пожала плечами Ирида.— При любом отце — это мой ребёнок...
— А вот тут ты со своим варваром не угадала!— Кэйдар смерил Ириду раздражённым взглядом.— Думаешь, я жить его оставлю? Специально для тебя! Он в своих горах останется... Волкам на радость! А я вернусь, я с тобой рядом буду. Зря надеешься...
— А как же жена ваша? Она не потерпит...
— А кто её спрашивать собрался?— Кэйдар рассмеялся.— "Жена да во всём подчиня-ется мужу!"— процитировал строку из свода законов, по которому жили все аэлы.
— А я слышала... Говорят, что вы...
— Кто что говорит? Имена?— Кэйдар решительно повернулся к ней всем телом.— Болтунов и сплетников я накажу сам! Лично!
Ирида не ответила, закусив губу, опустила голову, отвернулась, возвращая в кро-ватку сонно засопевшего Тирона.
— Всех всё равно молчать не заставишь,— возразила шёпотом, подняв глаза на Кэй-дара.— И уж тем более, думать... Откуда вы, например, можете знать, что я думаю, глядя на вас... Даже сейчас вот...
— Да какая мне разница?!..— воскликнул Кэйдар и тут же примолк, не договорил — Ирида приложила указательный палец к губам, призывая молчать, и он неожиданно подчинился.
— Он весь день всё как-то беспокоился, засыпал плохо, и сейчас, как видите...— объяснила Ирида. Голос её едва-едва шелестел, на лице была печать трогательной материнской заботы, и совсем не было страха перед господином, будто она чувство-вала, что не может он её ничего сделать, даже за эту проклятую рубашку не знает, как наказать.
— Я принёс ему тут...— Кэйдар тоже перешёл на шёпот, говорил неохотно, будто долго набирался решительности или боялся быть непонятым.— У него среди игрушек нет ни одной погремушки,— и протянул одну, принесённую с собой, вытащил её из складок паттия, из-за пояса на спине. Протянул осторожно, чтоб не зазвенели бойкие горошины.
Ирида с большим трудом подавила в себе вздох изумления. Никогда ещё она не видела такого выражения на лице своего господина: ласковая заботливость и опасе-ние, что его неправильно поймут. Пряча понимающую улыбку в уголках губ, Ирида так же осторожно приняла в обе руки игрушку.
Обычная погремушка: три стебелька разной длины на одной палочке, а на каждом расписанный простенькими зигзагами и точками полый шар засушенного на солнце земляного ореха. Орешки, оставленные внутри, высыхали тоже, а потом, перека-тываясь, стучали о тонкие стенки.
Это была обыкновенная вайдарская погремушка. Такая была и у Ириды в детстве, такими многие дети играют, и виэлийские, и вайдарские, и дети аэлов, оказываются, тоже.
— Это ещё моя...— неохотно пояснил Кэйдар, уже жалея о своём поступке.— Осталась от матери... Нашёл её сегодня утром у себя среди вещей...
Он отвернулся, отошёл к двери, спиной чувствуя взгляд Ириды. Ждал её насмешки, её презрения, но не дождался и вышел.
Ирида достаточно хорошо знала этого самолюбивого человека с трудным характе-ром и тяжёлым взглядом, господина Кэйдара. Но сейчас, глядя на немую погремуш-ку в своих руках, с огромным трудом осознавала для себя, что и он, этот ненавист-ный ей опасный человек тоже когда-то был ребёнком. Таким же маленьким мальчи-ком, как и её Тирон сейчас. У него тоже была мать, которая тоже любила его, тоже заботилась о нём, жила ради него.
Вайдарка Варна!
Ирида очень мало знала про всё это, слышала, что она умерла очень рано, а сын её, аэл-полукровка, вряд ли рос с рождения как будущий Наследник.
И всё равно они, отец и сын, Кэйдар и Тирон, во многом схожи судьбами. Понимая это, Ирида всё равно верила, что сумеет вырастить Тирона другим: не таким высоко-мерным к людям, как его отец, с добрым сердцем, способным на любовь и сострада-ние. А для этого ей нужно быть рядом, самой воспитывать его и не позволять другим баловать возможного Наследника. Вопрос в другом: как долго ей позволят быть с ним рядом? Хватит ли ей этого времени?
* * *
Стифоя дохаживала последние дни. Врач из опасения за ребёнка и здоровье его матери запретил ей много чего, даже ходить по лестницам на второй этаж Дома. Разрешил немногое: сон, лёгкие прогулки, чтение книг, как можно меньше трево-житься и волноваться, побольше отдыхать. И вот теперь Стифоя после обеденного сна, так и не успев встать с ложа, встречала своего господина.
Лидас в очередной раз был недоволен сборами. Закупка сена и зерна для лошадей, провианта для людей были на его совести. Выданных денег хватало только на ржа-ную муку. Надо было снова просить Кэйдара, он заправляет всем, или же тратить свои личные сбережения.
Стифоя очень мало во всём этом понимала, из страха показаться глупой, не задава-ла уточняющих вопросов, приподнявшись на руках, следила за Лидасом со скрытым обожанием. Ей приятно было от того, что он нёс ей свои проблемы и заботы, делился ими с ней, как с женой, даже ждал её совета и помощи, хотя бы моральной. Она каждое его движение, жест, взгляд ловила и таяла от удовольствия.
Сообщила немного невпопад:
— А у меня сегодня была госпожа Айна... Вместе с маленьким...
Лидас закусил губу, нахмурился. Временами Стифоя казалась ему настолько наив-ной, что даже сердиться на неё не получалось.
— Он хорошенький такой, и улыбается уже... Госпожа говорит, он с рождения начал улыбаться. Значит, счастливый будет, да?
— Почему ты называешь её госпожой? Она не госпожа тебе больше! Стифоя, ты — свободная женщина! Мы поженимся сразу же, как я вернусь, понятно тебе?
— Да?!— Она больше испугалась, чем обрадовалась, прикрыла рот тыльной стороной ладони, моргнула несколько раз с усилием, чтобы не расплакаться, невнятно возра-зила:— А как же госпожа? Нет... Нет, не надо так, прошу вас...
— Стифоя, милая...— Лидас подсел к ней на край ложа, отнял от лица руку, прижал к губам, целуя.— Сейчас речь вообще не о ней... С Айной у нас ничего общего, ты же сама это знаешь... Нас ничто не держит, кроме обряда...
— А Римас?— напомнила Стифоя.— Он так похож на вас, господин...
— Это не мой ребёнок!— резче, чем следовало бы, перебил её Лидас.— Неужели тебе никто ничего не рассказывал?
— Это неправда всё, господин! Ей многие завидовали... Это всё неправда!..
— Правда! Правда, Стифоя! Но хватит об этом, это не твои заботы... Мы разведёмся с ней, когда я вернусь... А пока я отправлю её в своё поместье... Подальше от спле-тен...
— Нет, не надо, прошу вас, господин Лидас!— Умоляюще глядя ему в глаза, Стифоя сжала Лидасу руку, подалась вперёд всем телом, чуть не плача.— Я не хочу здесь без неё, и без вас... Я не смогу здесь одна... Прошу вас, господин...
— Ты что, хорошая моя?— Лидас рассмеялся, но как-то встревоженно, прижал лагад-ку к себе, к груди, поглаживая вьющиеся волосы, добавил:— Мы быстро вернёмся, через месяц, может быть, даже раньше... Тебе некогда будет скучать...
— Не отсылайте госпожу, пожалуйста!— продолжала просить Стифоя, из последних сил сдерживая слёзы.
— Ладно, я посмотрю ещё,— неохотно согласился Лидас.— Если она опять не сделает никакой глупости...— Стифоя вопрошающе взглянула на него, и Лидас пояснил:— Она постоянно пытается встретиться со своим... Они даже виделись один раз в коридо-ре... Я стал держать её под постоянным присмотром... Она и к тебе приходила со служанкой?— Стифоя кивнула в ответ, виновато опуская голову, вспомнила неожи-данно тот раз, когда Айна расспрашивала её про Лидаса, про ту встречу за обедом... Как приревновала её, глупая, к господину, а всё дело вот в чём... Она не с Лидасом встречи искала, с марагом. Бедняжечка!
Она действительно любит его, бывшего телохранителя господина Лидаса, и ей некому помочь. В любви своей госпожа Айна несчастнее тебя. Твой-то любимый рядом, и ты скоро подаришь ему ребёнка. Могла ли ты мечтать о таком счастье? Даже мужчина твой любимый теперь тебе одной принадлежит...
Понимая истинную цену своему счастью, Стифоя каждый день молила богов за свою госпожу, просила и плакала, но сама ничем не могла ей помочь.
* * *
Он сам верил в то, что приходит к ней только ради сына. Навестить, проведать, справиться о здоровье. Но почему же тогда никогда не уходил от неё сразу? Искал повод, чтобы остаться подольше? Для самого себя — не для неё!
Мог подолгу в полном молчании наблюдать за ней, за её лицом, за каждым её движением. Приходил всё равно, несмотря на то, что почти каждая их встреча кон-чалась если не ссорой, то разговором на повышенных тонах.
Она так и не стала покорной тебе, эта виэлийская царевна. Она продолжает спорить с тобой, всё так же смотрит с вызовом и одновременно с опаской, признавая в тебе самого опасного своего врага.
А Кэйдар меньше всего на свете хотел бы быть ей врагом. Строгим господином, отцом первого и единственного пока ребёнка, любовником, — но только не врагом.
Их отношения с самого начала были неправильными. Она, его законная добыча, его трофей, не захотела признать его власть над собой, его силу. Но то, что случи-лось с ней, — судьба большинства женщин. И все они рано или поздно смиряются со своим положением. Таков удел всего их рода. Как Нэйт, богиня ночи и смерти, усту-пает Солнцеликому на рассвете каждого из дней, так женщины подчиняются потом-кам Бога.
Есть несколько способов заставить дерзкого раба быть покорным. Кому-то хватает простой угрозы или предупреждения, а другой становится смирным только после хлыста или плётки. Но как заставить быть покорной дорогую тебе женщину? И как быть, если именно такой, своевольной, дерзкой, гордой и независимой, она и привле-кает к себе? Она потому и не похожа на других твоих женщин, что, не боясь наказа-ния, смело выдерживает твой взгляд, позволяет себе говорить с тобой почти нарав-ных.
