Айвар усмехнулся невольно, представив лицо Кэйдара в ту минуту, когда царь аранов объявил ему о своём решении. Кэйдара — и рабом?! Для него это хуже смерти. Он лучше умрёт, чем признает над собой чью-то власть. Лидас, он из другого теста, он может смириться, но только не Кэйдар.
Рассуждая сам с собой, Айвар и предположить не мог, насколько он оказался прав. Действительно, Кэйдар взбунтовался сразу, высказал царю Даймару прямо в лицо все свои претензии и недовольство, кричал на аэлийском, не задумываясь над тем, понимают его или нет:
— Да как ты смеешь вообще?!! Ты знаешь, кто я?! Я — Наследник!!! Я — будущий Правитель Империи рождённых солнцем! Я буду Воплощением Отца, понятно тебе?! А ты? Кто ты вообще в сравнении со мной?! Ты — варвар! Варвар и дикарь! И плевал я на тебя и на твой народ! И на все твои приказы — тоже!
Его пытались заткнуть, чтоб объяснить его новое положение, но в конце концов избили. Правда, уже после двух ударов в лицо Кэйдар отключился, не мог слышать, как двое других аранов, тех, что держали за руки, отпинали его уже бесчувственного, а потом утащили отлёживаться в тот же овечий загон.
* * *
Лидас принёс с собой кувшин холодной воды и большую лепёшку серого пресного хлеба. Не надеясь застать Кэйдара в сознании, осторожно подсел рядом. Но тот встретил его взглядом, ещё мутным, ещё мало что понимающим.
— Ну, как ты?— Кэйдар не ответил, уронил на руки тяжёлую голову.— Пить не хо-чешь?— Не дожидаясь ответа, Лидас принялся наливать воду в глиняную миску, неуклюже справляясь при этом всего одной рукой. Приподнявшись на руках, Кэйдар передвинулся немного в сторону, упираясь плечом и боком с стенку, сел. Принимая воду из протянутой руки Лидаса, смерил его взглядом.
— Ты, как варвар, вырядился...
— Да, Даймар приказал выдать нам с тобой эту одежду,— Лидас в тёплой рубашке и войлочной куртке с длинными рукавами, в штанах и невысоких сапогах, перетяну-тых узкими ремешками до колена, сам был неотличим от варвара.— Так теплее, когда весь день на улице приходится...
— А что, ты уже пашешь на этого паршивого царька?— Кэйдар усмехнулся с презре-нием, чашку держал обеими руками, пил маленькими глотками, глядя на Лидаса поверх глиняного края.
Презрение в голосе Кэйдара и во взгляде действовало на Лидаса угнетающе. Но, кроме обиды, было ещё и возмущение. Конечно, он ждёт и от тебя того же, что пока-зывал вчера перед царём аранов вчера ночью. Но такое поведение обычно не проща-ется. Эти варвары просто убьют вас обоих.
— Да, я пас сегодня его коров,— довольно резко сказал Лидас.— Следил за тем, чтоб не потоптали озимые... А всё потому, что если мы не будем работать, нас не будут кормить. А если ты, Кэйдар, не будешь работать, нас убьют. У меня сломана рука, с меня никакого толку... Меня даром кормить целый месяц никто не будет.
— Хочешь сказать, я теперь должен работать за нас двоих? Нести ответственность за тебя?— Кэйдар отбросил пустую миску, и она закатилась куда-то среди сена.— А ты не думаешь, что нам обоим лучше умереть, чем жить вот так? Я — Наследник! — буду пасти скотину у этого варвара?! Загнусь здесь, в этой глуши? Буду жить ради куска хлеба? Но я не хочу так жить, понятно тебе! Не хочу! Я лучше умру свободным, умру аэлом, чем жить вот так!— Кэйдар рукой указал на Лидаса, на его варварский наряд.
— Но у нас есть шанс,— осторожно заговорил Лидас, он сидел на куче сена, поддер-живая под локоть сломанную руку.— Мы ещё можем вернуться... Вернуться обратно, к своим. Кэйдар, мы ещё можем вернуться!.. Почему ты думаешь, что мы останемся здесь навсегда?
— Глупые наивные надежды!— хмыкнул Кэйдар зло.— У нас с тобой был шанс уме-реть свободными, умереть в бою, с оружием в руках, вместе со всеми. А теперь что толку мечтать? Куда ты собрался? Ты посмотри на себя! Со своей болячкой...
— Мы пойдём не сразу. Дождёмся, пока срастётся кость. Получше подготовимся... Это серьёзное дело!
Кэйдар не ответил, снова сел, задумался над словами Лидаса, а тот продолжал та-ким тоном, будто ребёнка уговаривал:
— Нам надо потерпеть хотя бы с месяц. За это время снег сойдёт, я буду в норме... Подкопим припасов, разведаем места... Мы сможем уйти, это не так сложно, как кажется. Конечно, свои корабли мы уже вряд ли застанем. Но мало ли? Нам отсюда главное уйти, от этих аранов...
Кэйдар молчал, сидел, нахмурив брови, моргал медленно, будто и вправду внима-тельно слушал зятя, но когда заговорил, стало ясно, что это не так:
— Лидас, нас осталось всего двое... Всего двое, понимаешь! А сколько выехало?— Бросил короткий взгляд на Лидаса и снова отвёл глаза.— Нас было больше полусотни воинов. Лучших воинов Империи! Все, как на подбор. У меня каждый до сих пор перед глазами стоит...
И они погибли все! Все! Даже Велианас! Велианас — один из лучших поединщиков Столицы! Хоть кто-нибудь мог представить, что он погибнет от руки варвара? Он и сам не хотел бы себе такой смерти...
— Кто может знать, какая судьба его ждёт?— возразил Лидас, слова Кэйдара наводи-ли на него тоску. Не хотелось вспоминать события недавнего прошлого, всё произо-шедшее лучше считать кошмарным сном, а то и свихнуться недолго.— Мы и сами не знаем, что ещё будет с нами...
— А мараг этот проклятый знал!— Кэйдар мгновенно в лице сменился, апатия и за-думчивая отрешённость пропали, уступили место ярости.— Он предупреждал всех! Говорил мне, говорил Велианасу, даже Лилу...
Всё могло бы пойти по-другому, если бы я принял его слова на веру. Откуда раб мог заранее знать, как всё будет, а мне, будущему Своему Воплощению, Создатель не подал никакого знака?! Почему так? Что я сделал не так с самого начал? Что?
Кэйдар был в отчаянии, таким Лидас его ещё ни разу не видел, смотрел на него, открыв изумлённо рот.
— Я собирал вас, я повёл вас за собой — значит, все эти смерти по моей вине! Я ви-новат в смерти Велианаса, я один, и никто больше! Понимаешь ты это?! Я — твой будущий господин и Правитель — должен был быть осторожнее, внимательнее, муд-рее! О-о! Почему меня не убили, Лидас? Почему я́ живу, а не Велианас?!
— Ты должен вернуться! Тебя ждёт Империя,— ответил Лидас, но не сразу, изумле-ние не давало ему собраться с мыслями. Бедняга Кэйдар, ему ещё теперь этого не хватало. Решил во всём себя обвинять. Но ведь мы же все в какой-то мере виноваты. Хотя бы даже в том, что позволили свершиться этой авантюре. Не подготовились к ней как следует. Спешили, как на пожар, оправдываясь свадьбой Кэйдара, намечен-ной на май. Да, все виноваты, не один только Кэйдар. Но сейчас какой в этом смысл? Что это меняет? Надо жить, а не отчаиваться. Бороться, пока есть силы. И не просить смерти для себя — это проще всего!
— Империя...— Кэйдар хмыкнул с горечью.— Я теперь раб у арана, у варвара, а не Наследник. Рождённый быть рабом станет им рано или поздно...
— О, Кэйдар, хватит!— Лидас зажмурился.— Такое случается нередко. И вольнорож-дённые попадают в плен. На войне бывает всякое, зачем же сразу отчаиваться?
Сейчас нам надо думать о том, как выжить здесь, среди этих людей, думать о том, как вернуться обратно, а не упрекать Создателя за свою судьбу.
Кэйдар промолчал, всё в том же молчании смотрел, как Лидас ломает на половину хлебную лепёшку, удерживая её одной рукой и прижимая к груди подбородком.
Они оба жевали хлеб без аппетита, по очереди запивая его водой из чашки.
— Завтра нам надо будет вывезти солому с поля,— заговорил наконец Лидас, Кэйдар поднял на него глаза, в которых не было ничего, даже любопытства, — одна тоска.— Нам дадут телегу и лошадь... Тебе придётся одному... Сам понимаешь...— Лидас чуть двинул локтем повреждённой руки.— Держал когда-нибудь до этого вилы в руках?..
Кэйдар не ответил, будто не расслышал, и тогда Лидас добавил в заключение:
— Не сделаем — нам не дадут есть. Он так и сказал мне: не будет работы — не будет еды...
— Подавился бы он таким хлебом!— бросил зло Кэйдар.— Это не хлеб — одни отруби! Как для собаки...
Лидас в ответ плечами пожал. Кто, кроме него самого, мог знать, какого труда стоил ему этот хлеб? Весь день на ногах, на ветру, на холоде, бродить по заснежен-ному полю, когда каждый шаг болью отзывается в сломанной руке.
Хорошо хоть, воды из колодца можно брать сколько хочешь, никто не запрещает.
— А живёт он богато, действительно по-царски,— заметил вслух, лишь бы не мол-чать.— Усадьба большая, рабов много, скотины. Заблудиться можно с непривычки...
Нам с тобой надо к другим перебираться, поближе к огню... Здесь ночью холод-но,— Лидас говорил, а сам вспоминал, как растерялся при свете дня, когда людей увидел, и усадьбу царя Даймара. Дома высокие, постройки всякие, какие из камня, какие из дерева, крытые дёрном и даже соломой.
Лидасу самому пришлось сегодня вечером загонять в коровник скотину, поэтому он уже немного ориентировался во дворе, но Кэйдар не спешил вживаться в новую жизнь, продолжал держаться особняком от всех: от рабов и от господ, и ещё он упорно продолжал носить аэлийскую одежду.
За оставшиеся дни до начала марта они много всякой работы успели переделать: таскали воду в поилку для овец и коров из колодца, чистили загоны, вывозили на поле навоз и золу и много ещё, много всякого. Им, чужакам, поручали самую гряз-ную, самую тяжёлую работу, и почти вся она приходилась на Кэйдара. Он терпел, но Лидас чувствовал, чего ему это стоит, и боялся, что после очередной насмешки или приказа терпение его иссякнет. Он, конечно, старался всё время быть рядом, чтоб сдержать, предупредить возможный взрыв, но успевал не всегда. Часто лишь незна-ние языка спасало от неприятностей, когда дерзкие ответы Кэйдара никто не мог понять, а он не понимал смысла встречных насмешек.
Дайвис, средний сын царя Даймара, собрался в этот день на охоту, заходил на кух-ню за хлебом для лошади и собаки, убирая в ножны нож, столкнулся с Кэйдаром при входе. Тот нёс охапку дров и не отступил в сторону, пропуская господина.
Дайвис толкнул его плечом, прикрикнул:
— Ты, головёшка! Смотри, куда прёшь, дурак!
Кэйдар уже немного понимал язык аранов, сам знал кое-какие слова, быстро на-шёл, что сказать:
— Сам дурак! И нечего тут ножом своим махать... Напугал.
— Болтаешь много, голоногий!— Дайвис был старше своего брата Дайрила и, не-смотря на это, был очень похож на него: те же длинные светлые волосы, те же тёмно-серые глаза, но в лице уже не осталось той юношеской мягкости. Напротив, Дайвис отличался взрывным характером, не терпящим неповиновения. Раб, огрызающийся в ответ на упрёк господина, должен быть наказан, и Дайвис не стал ждать. Толкнул аэла с такой силой, что тот еле на ногах устоял и дрова рассыпал.
Два других воина из дружины, ждавшие царевича возле осёдланных лошадей, дружно расхохотались.
— Поставь его на место, Дайвис! Этот голоногий слишком наглый для раба... Это он царевич у ми-аранов, да? Тогда понятно...
Они перебивали друг друга, смеялись, и Дайвис отвлёкся, глянул в их сторону. А Кэйдар ударил его в эту минуту, точно в челюсть.
— О-па! Вот это удар!— засмеялся один из дружинников, придержал царевича за плечи, не давая упасть.
— Ну, держись, урод! Без зубов ты у меня точно останешься!— Дайвис бросился на Кэйдара так стремительно, что тот еле увернулся от кулака, пытающегося поймать его скулу. Но зато пропустил удар с левой руки. После него в ушах зазвенело, а перед глазами всколыхнулась багровая волна.
— Хороший ответ, Дайвис! Прямо отличный!
Короткая потасовка закончилась, едва начавшись, они только ударами обменя-лись. А потом вмешался один из аранов — подставил Кэйдару подножку, и тот упал назад, прямо на спину. Быстро перекатился, но подняться не успел. Дайвис пнул его сапогом под рёбра. Попал точнёхонько в кинжальную рану в левом боку, уже начав-шую понемногу затягиваться. Кэйдар не сдержал болезненного стона, громкого, неожиданного для всех.
— Больно?— Дайвис удивился, добавляя ещё.— Тебе больно, баба голоногая? Ну-ка, ребята, помогите, я ему всыплю горячих за всё хорошее!— Он выхватил хлыст из-за пояса, смотрел, как два других арана подхватили Кэйдара под руки, поставили на ноги. Затрещала ткань паттия, открывая белую нательную рубашку. Когда разорвали и её, кто-то из аранов заметил:
— Кожа-то какая белая, и правда, как у женщины...
Вот только шрамы на ней — один от меча, другой от стрелы — были шрамами на теле мужчины и воина.
Кэйдар забился в их руках после первого же удара, закричал с ненавистью:
— Уроды! Уроды паршивые! Сволочи...
Вырывался с такой силой, с таким отчаянием, что и двое с ним еле справлялись. Но его не отпустили до тех пор, пока сам Дайвис не сказал, опуская уставшую руку:
— Ладно, хватит с него...
Ми-аран не кричал, не просил о милости, ещё раньше потерял сознание, рухнул ничком, как только его отпустили. А Дайвис перешагнул через него, убирая размяк-ший от крови хлыст за пояс, сказал:
— Поехали, ребята!
Лидас только вечером про всё это узнал, когда пригнал вместе с другим рабом, Товием, коров с поля, удивился, что Кэйдар, как обычно, не вышел помочь ни с водой , ни с сеном.
Нашёл его в их углу, в той части дома, где жили несемейные рабы из молодёжи, из стариков. Сел на свою лежанку, уже привычным движением поддержав сломанную руку. Кэйдар лежал на животе, уронив взлохмаченную голову на руки. Разорванный до пояса паттий, открытая спина, а по ней — багровые рубцы — следы от плётки. Да, когда на кухне сказали, что его побили, никто не сказал, что это была плётка. Для Кэйдара это худшее из унижений. Бедняга, что он опять сделал не так?
С другими рабами он высокомерен до заносчивости, даже не ест за одним столом. Ни с кем не общается, не пытается подружиться. И с аранами сохраняет те же отно-шения. Скрипя зубами, выполняет приказы. Надолго ли хватит его терпения? Не сбежит, так нарвётся на крупные неприятности. Не Даймар его убить прикажет, так кто-нибудь из царской дружины убьёт.
Лидас сам родился царевичем, но младшим, после Гирана, не наследником. По-этому его никогда особо не выделяли, не баловали вниманием, даже родной отец, царь иданов, Тиман. Он, конечно, по-своему любил младшего сына, но никогда не прощал ошибок или слабостей. Хорошо ещё, что хоть друзей не выбирал ему сам, и позволял общаться с прислугой.
Бывало, Лидас неделями пропадал в какой-нибудь отдалённой горной деревушке, отправлялся на охоту официально для всех, а сам вместе с Вилатом пробовал на вкус жизнь простолюдинов. Среди горных пастухов он учился объезжать вольнорождён-ных жеребцов, ходить по следам диких коз и скрадывать снежного барса, стрелять из лука и обороняться обычной пастушьей палкой. Да, он узнал многое из того, чему при дворе царя и цены не знали, и ещё, он научился видеть в бедняках и невольниках таких же людей, с их заботами и проблемами, с маленькими радостями и печалями.
Да, ему было проще, теперь он запросто сходился с прислугой, не гнушался ника-кой работы и последнего из скотников.
Поднявшись, Лидас одной рукой натянул на Кэйдара плащ, скрывая от глаз не-щадно иссечённую спину.
