Холодновато тут что-то, эта холостяцкая комната самая дальняя от кухни, всё теп-ло достаётся семейным, у них дети.
Кэйдар поднял голову, узнав Лидаса, громко хмыкнул.
— Пришёл посочувствовать?
— Кто это был? Кому ты опять попался на глаза?— Лидас оставил без внимания его злую иронию.
— Какая разница?— крикнул с раздражением Кэйдар и тут же поморщился от боли.— Думаешь, мне так уж важно было знать, кто это был? Эти варвары, как вороны, на одно лицо...
Лидас рассмеялся. Он и сам давно заметил, как схожи между собой араны. Им с Кэйдаром, черноволосым и тёмноглазым, даже клички дали: головёшки. Обидное слово, в нём и ненависть, и презрение, и желание унизить.
— Тебя убить могут, ты понимаешь это, Кэйдар?— спросил шёпотом, наклоняясь к Кэйдару поближе, через проход, разделяющий их лежанки.— Любой из них, походя...
— А я смотреть спокойно буду, да?— Кэйдар громко фыркнул, поводя подбородком.— Я не безруким родился, ты знаешь...
— Тебя будут бить, ты будешь постоянно слабым и больным. Вспомни марага. Ты потому забирал у него лошадь, чтоб ему сбежать сил не хватало...
— О-о!— Кэйдар дёрнул головой, отворачиваясь, с понятным жестом: "Только не про это!"
— Тебе надо беречь силы для нашего побега,— заговорил Лидас ещё тише, будто кто-то мог подслушать их разговор на аэлийском языке.— Вот потеплеет немного, снег сойдёт...
— Я раньше уйду... Я не выдержу здесь... Ты пойдёшь со мной?
— Ты что?!— Лидас аж выпрямился, спросил в полный голос:— Нас ведь по снегу сра-зу поймают...
— Ну и пусть!— Кэйдар глазами сверкнул решительно.— Смерти испугался? Я так просто в руки им не дамся, учти... Да лучше сдохнуть, чем жить вот так!— Взглядом повёл по закопченным бревенчатым стенам. В полутёмных углах под тёплым жаром одного светильника плясали тени от пыльной паутины.
— Я не хочу сдохнуть, я вернуться хочу...— возразил Лидас упрямо поджимая губы.— У меня дочка...
Он не договорил, смутился, опустил голову, сидел, ждал ответной насмешки Кэй-дара. Но тот почему-то промолчал, и Лидас, подняв глаза, понял, почему.
В проходе между койками, застеленными шкурами, топтался ребёнок, забрёл сюда из комнаты семейных. Лидас узнал в нём сына Торвина, раба-конюха из царской конюшни.
Мальчишка всю зиму болел, только-только на ноги начал подниматься, ему уже почти два года, а на вид не скажешь. Но смышлёный не по возрасту. Он и сейчас, привлечённый их голосами, прошлёпал босиком по земляному холодному полу, стоял, держась обеими руками за край койки. Глаза огромные, изумлённые, даже рот открыл, так ему интересно.
Лидас поднялся, подхватил мальчика одной правой рукой, заговорил с ним на аранском довольно бегло.
А Кэйдар опустил подбородок на стиснутый кулак, задумался, краем уха слышал ещё голос Лидаса из соседней комнаты:
— Дарима, твой Таргат у нас объявился!.. Пол ледяной, смотри, простудится ещё...
А твой Тавиний сейчас так далеко, в другом мире остался. Как он там, твой маль-чик? Твой самый лучший на свете мальчик... Подрос уже, наверно, тебя не узнает при встрече... Интересно, кто сейчас за ним присматривает? Ирида-то, наверняка, со своей вольной из Каракаса подальше подалась...
А она была ему лучшей нянькой... родная мать... Кто бы мог подумать? Это после того, как она его ненавидела... Нет, она не уйдёт без него. Ты же и сам так думал. И всё равно почему-то составил документ. Что это было? Прощальный подарок? По-следняя попытка загладить свою вину за прежнюю грубость? А может, ты просто хотел проверить её саму? Уйдёт — или останется? Что сильнее в ней, любовь к ребён-ку или желание быть подальше от тебя?
Мы не всегда даже сами себе можем объяснить свои некоторые поступки. Навер-няка, и этот был одним из таких.
А Лидас хорошо тут обжился, всех по именам знает, среди рабов, как рыба в воде, и не скажешь, что царевичем рос.
Откуда в нём это?
И на аранском не хуже любого арана.
Кэйдар думал о Лидасе без зависти, наоборот, иногда его терпение и покорность раздражали, злили даже, а иногда к зятю просыпалось незнакомое чувство уважения. За эту его дипломатичность, за умение с любым наладить контакт, за знание всех тонкостей крестьянской жизни.
Одно ясно точно: тебе здесь одному, без Лидаса, никогда бы не выжить. Вдвоём легче, вдвоём веселее как-то, что ни говори.
С попутчиком дорога короче вполовину, так, кажется, говорят.
Значит, придётся терпеть, пока у твоего попутчика рука не срастётся.
* * *
Из всех богов, известных людям, араны почитали богиню-Мать, и этим они были близки марагам. Создательница мира и всего живого в нём, Она породила первых людей, прекрасных, могучих, сильных и мудрых, "перворождённых", то есть аранов. Их Она и посетила, благословив долину и её жителей своим присутствием.
Помня об этом, араны берегли свою кровь в чистоте, и поэтому, несмотря на то, что были древнейшими на Земле из людей, самыми первыми, они сохраняли свой облик таким, каким создала его Богиня: все они были светловолосыми и сероглазы-ми, с правильными, даже красивыми чертами лица.
Древнейшие из людей гордились своим божественным происхождением, все дру-гие народы, для них "ми-араны", могли быть только их рабами.
Богиня-Мать, приняв облик прекраснейшей из женщин, ещё до появления аранов, совершила другое чудо: она породила первого мужчину в этом мире, она сама роди-ла сына, бога Моха, могучего из мужей, покровителя всех мужчин, творца Солнца.
Араны почитали Его наравне с Девой-Матерью, так же, как и Он, носили длинные волосы, и помнили данный Богом-Сыном зарок: не выходить за каменные пределы мира. Стена гор, протянувшихся на юге, стала границей мира, известного аранам, хотя это не мешало им ходить в северные и даже восточные земли. С тамошними племенами они и воевали, и торговали. Поэтому про аранов знали вайдары, назы-вающие их величайшими из людей.
О том, что за стеной гор, тщательно охраняемой Мохом, тоже могут жить люди, араны даже не задумывались. До тех пор, пока именно с той стороны к ним не спус-тился человек. Такой же, как и они сами. Внешне он не отличался от перворождён-ных, был так же высок ростом и красив лицом, был светловолосым и сероглазым, был молод и смел, как юный сын Моха, солнечный проводник и лучник Сакрас.
Он и назвался именем, созвучным именам всех мужчин царского рода, — Дайанор.
Его появление многие посчитали чудом ещё и потому, что необычный чужак-пришелец победил в ритуальном поединке одного из царевичей и нынешнего царя Даймара.
Айвар внимательно слушал своего лекаря, боялся пропустить хоть слово из не-спешного рассказа арана. Тот осторожно прощупывал рёбра и саму рану, надавил чуть сильнее там, где держалось воспаление, и, перебивая свой рассказ, спросил:
— Больно тут?
Айвар не ответил, просто кивнул, болезненно поморщившись. Пальцы впились в мягкую волчью шкуру, укрывающую его до пояса.
Старик аккуратно тряпицей собрал выступившую нечистую кровь, принялся при-лаживать новую повязку.
— Дальше... что было с ним дальше?— чуть слышимым шёпотом выдохнул Айвар, чувствуя каждое прикосновение арана.
— Дальше?— старик усмехнулся, скосив глаза, глянул на наколку на груди своего подопечного.— Мы узнавали его всё больше, а он всё больше узнавал наш язык. Как необычный гость, он имел полную свободу, со многими общался. С кузнецами осо-бенно, с ювелирами, с мастерами-оружейниками... Я сам лично знал его, этого Дай-анора. Он три года прожил среди нас... И он не был посланником Моха, он был вором...
При этом слове Айвар брови свёл, а старик-аран подумал, что причинил ему боль неосторожным движением.
— И тут болит тоже?— спросил встревоженно, но руку не отдёрнул.— Что поделаешь? Рана глубокая, нечистая рана, горячая... Благодари Владычицу, что жив остался... И проболеешь ещё долго...
Айвар головой мотнул нетерпеливо, требуя продолжения, спросил:
— Человек этот... Что он украл у вас?
— Любопытный ты, парень,— улыбнулся аран, но не дружелюбной показалась эта улыбка.— Про земляка своего всё знать хочется? Этот ми-аран по наивности своей сам всё про себя рассказал... Не был он посланником бога. Обычный мараг. Да, мараг! Он сам так называл себя... Небольшое племя в горах, по другую сторону перевала...
Этот Дайанор вовремя сбежал. Так же неожиданно, как и появился. Его бы при-несли в жертву Моху, как было решено среди жрецов. Но марага предупредили...
Дочка Айнура, жрица из храма Матери... И он украл её у отца. Без всякой свадь-бы, без всякой договорённости. Увёл ночью с собой. Как вор!
Ми-аран — и перворождённая! Всё равно, что связь с рабом. Какой отец стерпит такое? Унижение на всю семью, на весь род. Ми-аран и жрица!..
Богиня нас за такое святотатство наказала жестоко. Два года подряд хлеб не ро-дился. Весна холодная, осенью — ранние заморозки и снег. А зимой такие морозы — носа не высунуть...
Мараги — это проклятый народ! Мох посылал нам того марага как предупрежде-ние. Его убить надо было сразу, тогда не было бы ничего...
Аран помолчал, сосредоточенно хмурясь, стягивал узел повязки, натолкнувшись на взгляд Айвара, неожиданно спросил:
— А тот-то мараг Дайанор, верно, сумел назад в своё племя вернуться? От него ты язык наш знаешь? И знак этот, знак Матери...
— Мы почитаем Богиню, как и вы. Этот знак нам издревле известен,— ответил Ай-вар, выдерживая холодновато-спокойный взгляд старого арана.— В храме Матери среди жриц... И эта женщина-жрица, Айвин... Она жива до сих пор... Живёт среди нас... Она не рабыня, она главная жрица в нашем храме...— Он не мог говорить в полный голос, ему и дышать-то было больно, но всё равно сказанное изумило арана.
— Айвин? Так ты назвал её имя?— Айвар даже не кивнул в ответ на этот вопрос, продолжал смотреть старому арану в лицо.— Красавица Айвин! Гордость семьи... Несчастная. Жить вдали от своих, от семьи, от близких среди варваров. Проклятое племя! Создания демона! Вы лишили нас нашей благости! Нашей удачи!.. Покрови-тельства Богини...
Старик обвинял Айвара открыто, бросал жгучие слова прямо в лицо, не ждал ни объяснений, ни оправдания. Обвинял в преступлении двадцатипятилетней давности, в котором сам он не был виновен.
— Подлые обманщики и воры! Вы несёте на себе печать несчастья! Проклятия Айнура на все ваши головы!.. Несчастный отец... Он ещё узнает всё... Его дочка... Его Айвин... Она прозябает в мире проклятых... Она страдает среди чужаков.
Айвар устало глаза прикрыл, слушал причитания старика. Не ожидал он такой бурной реакции на всё сказанное.
Этот аран проклинает тебя только за то, что ты соплеменник тому Дайанору. Знал бы он ещё, кем тот тебе приходится: Айвар слушал историю своего отца, историю похищения собственной матери, рассказанную глазами очевидца.
Действительно ли это было похищение, а может, твоя мать сама пошла на это? Она не выглядела несчастной, живя среди марагов. Да и отца твоего она любила. Вспомни сам, они не ссорились никогда, конечно, со своими жреческими обязанно-стями мать часто большую часть дня проводила в храме. Но отец, несмотря на своё положение, никогда не заводил других женщин, он для этого слишком уважал свои чувства и чувства матери.
Правда, было в их отношениях что-то, какая-то своя тайна, дающая матери опре-делённую власть. Да и отец всегда ценил её мнение. Всего один, единственный раз он не прислушался к её словам, когда потребовал нарушить жреческие обеты, от-правляя своего младшего сына женихом в далёкое виэлийское селение. Теперь у него достаточно времени, чтоб пожалеть о своём решении. Хоть и запоздалым покажется ему это сожаление.
Что же будет с тобой, если араны узнают, что ты родной сын того Дайанора? Что ты сын похищенной жрицы? Что будет важнее для них: кровное родство по матери или ненависть к отцу-марагу?
Зачем тогда им выхаживать тебя, если всё равно убивать? Нет! Ты нужен им жи-вой! Но для чего? Для какой такой цели?
— Что будет со мной?— спросил неожиданно, снова переведя глаза на старика-арана. Тот губы поджал, нахмурился, и тени от глубоких морщин на лице стали ещё резче, ещё чернее.
— Это не мне решать. Но просветлённый Айнур интересуется тобой, мараг...
Этот ответ не давал никаких объяснений, напротив, он говорил о неопределённо-сти положения, но Айвар больше ничего не спросил, задумался над рассказом стари-ка, почувствовав вдруг острую до боли тоску по родным, по матери и по отцу, по старшему брату.
Воспоминания разбередили застарелую рану, которая отзывалась теперь глухой болью. Как они там все? Живы ли, здоровы? Свидитесь ли вы ещё в этим мире?
Родные лица, родные, любимые лица! Есть ли кто-то ещё среди живых, кто так же дорог для тебя? Да, есть! Айна! О, эта аэлийская принцесса занимает в твоём сердце большое место. И ты тоже не можешь забыть всё то, что было связано с ней. То общее прошлое, которое вызывает на губах печальную тихую улыбку.
Что дороже для тебя: дом или любимая женщина? Как труден этот выбор! Как сложен этот вопрос! На него сможет ответить только время.
* * *
Кэйдар поневоле вынужден был примерить варварскую одежду: штаны, сапоги, рубашку, тёплую суконную куртку. Лишь плащ оставил свой, хотя золотую пряжку с янтарной вставкой — дорогущую! — у него отобрали, её заменила простенькая костя-ная застёжка.
Как сильно он теперь был похож на варвара, на идана или даже на вайдара. Как всё-таки одежда меняет человека. Глядя на Кэйдара, Лидас не мог не удивляться. Хотя, если честно, облик Наследника, несмотря на нынешнее положение, он про-должает сохранять. Горделивая осанка, широко разведённые плечи, надменность взгляда, устремлённого выше голов окружающих.
Стройный, гордый, вольный, он стоял на плоской верхушке прибрежного камня, смотрел на реку. Туда, где стеной поднимался густой тёмный лес. Он и думать не думал о том, чтоб помочь Лидасу со скотиной. Даже не глянул в его сторону. Но Лидас и не ждал от него помощи, сам согнал коров к воде по пологому склону, по-догнал коротким свистом отставших тёлок.
Снег с полей уже сошёл, земля днём раскисала, но ночами ещё морозец прихваты-вал. Река, мутная, с сильным течением, с пенными бурунчиками, шумела непрерыв-ным баюкающим гулом.
Впервые за все дни им двоим доверили стадо, обычно Лидас пас вместе с Товием, немолодым уже, но ещё расторопным рабом-вайдаром, из тех племён, что жили высоко на севере, у самого предела Рифейских гор. Кэйдара же оставляли при кухне, на домашней работе. Тут царь Даймар действовал верно: держал их порознь, чтоб не было неповиновения или даже побега. Но теперь, спустя месяц, им стали доверять как-то больше, допускали определённую свободу и самостоятельность.
— А ведь эта речка, наверняка, впадает в Вайду!— крикнул Кэйдар, через плечо бро-сая взгляд на Лидаса.
— Да, вполне возможно,— Лидас повёл плечом.— Мелкие реки питают большие, так же говорят.
Заинтересовавшись, Лидас как-то по-новому глянул по сторонам. Справа, вниз по течению, поднимались заснеженные скалы, река делила их своим руслом на две отвесные крутые стены. Что-то жуткое было в этом холодном мёртвом камне. Но за ним, за этой непроходимой, непреодолимой на взгляд стеной были родные места.
