— Я сама предложила помочь...— Стифоя повернулась к нему, стояла, склонив голо-ву и виновато опустив руки.— Простите, господин...— Лидас болезненно поморщился.— Мне и так ничего не разрешают делать... И гулять в саду запретили...— "Почему?"— Лидас вслух не спросил, лишь бровью дёрнул, а рабыня уже ответила: — Госпожа боится, как бы не простыла...
— Она не обижает тебя?— поинтересовался Лидас осторожно после секундного мол-чания.
— Госпожа?— Стифоя удивлённо улыбнулась, на щеках её появились знакомые ямоч-ки. Хрупкая, как у ребёнка, неопытная красота, — вот какое ощущение всегда остава-лось у Лидаса после близости с этой девочкой. Оно и сейчас появилось, при одном только взгляде на неё. Когда боишься грубое слово сказать, неосторожное движение сделать, чтоб не разрушить этого ощущения... И ведь грубость с ней допустил одна-жды, пришёл к ней после ссоры с Айной, сорвался именно на ней, так, что самому потом стыдно стало и нехорошо. Понял, что обидел, долго не мог того взгляда за-быть, когда она смотрела на тебя с ужасом, как на грубого насильника.
Она же не Айна. Это та любит силу, напор, властность. И при этом сама не прочь подчинять. А здесь надо быть осторожным, как если бы с бабочкой, опустившейся на пальцы.
— Госпожа, она добрая,— Стифоя смотрела на него с нескрываемым обожанием, такого взгляда от Айны Лидас не встречал ни разу. Аж волной тепла окатило будто. Свято имя твоё, Создатель!
— Добрая,— повторил Лидас с невольной усмешкой, в задумчивости потёр щеку. Вспомнил слова, брошенные женой: "Она... тебя любит."
До этого Лидас только сам любил, мучительно, потому что без взаимности, отчаянно и глухо, с одной лишь надеждой, что чувства этого на их двоих с Айной хватит. Не хватило... Любить или не любить заставить себя невозможно. А уж что тогда говорить о других, если с собой справиться не можешь?
— У тебя когда срок?— спросил, резко меняя тему. Стифоя покраснела от смущения, но ответила:
— В конце января, господин.
— Так ты уже знала ещё до моего отъезда?!— Лидас ещё раз смерил девушку взгля-дом. Свободное платье с тоненьким пояском, кружевная шаль на плечах, скреплён-ная на груди бронзовой застёжкой. За всей этой одеждой живот почти не виден, но в фигуре и в движениях уже появилась свойственная всем будущим матерям мягкость, осторожность.
Стифоя не ответила, виновато опустила голову.
— Почему не сказала никому? Мне не сказала?
— Я думала, госпожа... Думала, госпожа будет очень недовольна,— набравшись смелости, она всё же взглянула ему в лицо — глаза их встретились на короткий миг — и Стифоя снова отвела взгляд.
— Она же добрая,— невольно вырвалось у Лидаса.
— Да, господин, но я же не знала тогда...
Лидас рассмеялся в ответ, а сам подумал с горечью без всякой радости: "Конечно, кто из нас знал тогда, что вся её любовь, вся её ревность — это лишь игра, бездарная игра в чувства? Никто из нас не знал: ни я, ни ты, ни сама Айна..."
— Я решил дать тебе вольную, независимо от того, кто родится. Но ребенок, во всяком случае, останется здесь.
— Вы примете его господин?!— Стифоя взглянула на Лидаса с изумлением.
— Конечно же!— Лидас улыбнулся. "Ей идёт куда больше, когда она улыбается. Как мало же надо иногда, чтоб доставить другому радость..."— И тебя отсюда гнать никто не собирается. Захочешь остаться во Дворце, — пожалуйста.
— Спасибо вам, господин!— глаза Стифои чуть не светились от счастья. О большем она и думать не смела. Быть рядом с любимым мужчиной, быть матерью его ребёнка, иметь возможность видеть его хоть каждый день... Сейчас-то, от того, что он обра-тил на ней внимание, говорил с ней, аж ноги подкашивались, как от мгновенной слабости. Стояла, глаз поднять не смея, но исподволь любуясь им, каждым его дви-жением.
Лидас чувствовал этот её взгляд на себе, поэтому и некоторая скованность была ему понятна, хотя и не совсем. Не думал сам никогда, что присутствие рабыни может вызывать такое смущение. Когда лишь большим усилием воли приходится застав-лять себя быть беззаботным, спокойным, как обычно.
— Альвита уже осматривала тебя? Кого ты сама ждёшь?— Лидас старался не отхо-дить от темы, связывающей их двоих, — их общего ребёнка, чтоб не выказывать излишней заинтересованности. А сам понимал, что совсем не знает эту Стифою. Кто она? Откуда? По купчей она лагадка. Лагады соседствуют с иданами, часто их даже путают между собой, хотя между ними почти никакого сходства, кроме одного: оба народа живут в Иданских горах. Если ехать к иданам, лагадов никак не минуешь, они занимают земли у подножия гор, вокруг болотистых берегов Стирингского озера. Вода, камыши, сотни крошечных островков — для земледелия бесполезная земля. Потому аэлы смирились с такими соседями. Народ лагадов немногочисленный, живёт охотой и рыболовством, никогда не пытался воевать с потомками Солнцели-кого. Исправно платит все налоги сушёной и копчёной рыбой, вяленым мясом и живой птицей, даже перья стирингских цапель для столичных модниц сдают, как положено, не требуя платы — всё в счёт налогов. С неуплатой у аэлов строго, могут и детьми забрать недоимки.
Может, и эта Стифоя из таких, вот, кого взяли в счёт налогов. Айна же что-то гово-рила... "...Она попала в наш город совсем малышкой...", так, кажется.
Интересно, а кто был её прежним хозяином?
— Я не знаю, господин,— Стифоя отвлекла Лидаса от его сумбурно несущихся мыс-лей,— госпожа управительница говорит, что по форме живота и по другим признакам наверняка будет мальчик.— На щеках её горел румянец смущения. Столь пристальное внимание к собственной персоне её пугало. Да ещё этот прямой взгляд господина, его знакомая до дрожи лёгкая улыбка в уголках губ. В этой улыбке ни капли на-смешки, одно лишь понимание. Будто и ему самому не раз приходилось попадать в неловкое положение, когда кажется, что все вокруг видят твою неуклюжесть, твою скованность и начнут смеяться над тобой с минуты на минуту.
— А сама кого больше хочешь? Девочку или мальчика?— Лидас повторил вопрос.
— Я ещё и не думала совсем, господин,— Стифоя повела плечами, а потом искренне призналась:— Вам же, наверное. Лучше будет, если мальчик родится... А мне лучше, как вам...
Лидас рассмеялся. Её честность показалась ему забавной. Стифоя тоже улыбну-лась, добавила:
— От нас, людей, мало, что зависит. Как Создатель решит, тот и родится...
— И вправду!— Лидас опять рассмеялся. Он чувствовал, что смех добавляет ему свободы, какой-то ребячьей раскованности и лёгкости. И Стифоя, будто, тоже по-немногу освободилась от напряжения. Чаще стала поднимать на Лидаса глаза, смот-реть смелее, без страха и внутренней скованности.
Эта естественность шла ей куда больше. Глядя на неё, Лидас не мог отделаться от одной мысли: "Как женщину ты узнал её раньше, чем как собеседницу. А ведь всё должно быть наоборот! Сначала знакомство, общение, а постель — это последнее. А тут же — всё кувырком! А если так, то что тебя смущает? Что в этой девчонке такого, что заставляет дрожать голос и пальцы? Вон, письмо даже пришлось положить на место, и прочитать не удалось..." В её искренности, в её нескрываемом обожании, в этой неопытности в проявлении чувства есть что-то приятное, какое-то незнакомое удовольствие. Приятно осознавать, что тебя любят, что ради тебя другой человек на всё пойдёт.
Эге, это же как раз то, что владело Айной, когда она швыряла в тебя подарки и обзывала страшными словами в нелепых обвинениях. Чувство полной, абсолютной власти над другим! Опасное чувство! Есть в нем что-то неприятное, как пятно от сажи. Как вымазался и не заметишь даже, а потом попробуй ототрись...
Ну и чувства ответного здесь тоже быть не может! Она же рабыня, пускай даже она и будет матерью твоего ребёнка. Но ты уже женат, у тебя есть Айна, и она просто посмеётся в ответ на такое нелепое предложение. Сменить дочь Воплощённого на рабыню-лагадку?! Нелепо и глупо! Но и жить рядом с женщиной, которая к тебе равнодушна, а Айна этого уже не скрывает — тоже не мёд.
Но судьба твоя, видно, такова, что быть тебе всегда рядом со своей женой, терпеть её, любить и заботиться о ней. К тому же и ребёнок скоро родится, а это многое меняет.
Это значит, что тебе, девочка, придётся забыть о своих чувствах, смириться со своим положением наложницы. Но, главное, не рабыни, уж это-то я могу тебе обе-щать.
Молчание затянулось, и Стифоя не выдержала первой. Удалилась из комнаты с почтительным поклоном, и Лидас, проводив её глазами, подумал: "Тебе тоже пора идти отсюда."
С Кэйдаром они столкнулись у самого порога, Лидас даже отступил на шаг, взгля-нув на Кэйдара:
— Что... что случилось? У тебя такой вид, будто за тобой демоны гнались...
— Демоны?..— переспросил Кэйдар хрипло. Глаза огромные, чёрные, с лихорадоч-ным блеском.— Я её сейчас видел...
— Кого?— Лидас понял не сразу. Все проблемы и суета, связанные с поимкой беглой рабыни, прошли как-то мимо него. Айна пыталась ввести его в курс дела, что-то рассказывала, Лидас мало что понял, да и не стремился понять. В дела Кэйдара он не вмешивался принципиально. Особенно с недавних пор, после того случая с продажей телохранителя. Обида осталась и недовольство. Как он смел распоряжаться чужой собственностью?.. И ведь даже не извинился... Не объяснил своего поведения!..
— Виэлийку! Кого же ещё?!— Кэйдар, хромая сильнее обычного, быстрым шагом прошёл через всю комнату, без сил рухнул в кресло, стискивая пальцами подлокот-ники.— Я видел её, понимаешь! Прямо на улице!.. Шла как ни в чём не бывало... По своим делам!.. Пятнадцать тысяч за её поимку назначено, а она спокойно разгуливает себе по городу...
— Смелая женщина,— заметил Лидас, с уважением и удивлением дрогнув бровями. Он видел виэлийскую царевну всего несколько раз и лишь однажды говорил с ней. Слабое на вид, болезненное существо, ещё почти ребёнок. Умудрилась обмануть саму Альвиту, дворцовую охрану и сбежать. Такая смелость достойна уважения.
— Это не смелость, это глупость!— Кэйдар возмущённо сверкнул глазами.— И само-уверенность!.. Но ничего! Я с самого начало говорил, что никуда она из Каракаса не денется. Кто её выпустит?
Нет, ну надо же!— он ударил кулаком по подлокотнику со всей силы.— Её столько месяцев искали — без толку! А тут... Я видел её, как тебя сейчас!— Вытянул руку во всю длину, пристально глядя себе на разжатые пальцы, будто всё ещё видел перед собой лицо виэлийки.
— Почему же тогда она не здесь?— Лидас не удержался от укола, но Кэйдар этого не заметил будто, продолжил торопливо, сбиваясь:
— Я был верхом... А она шла по другой стороне... Понять не могу... А если б я просто не глянул в её сторону:.. Не обратил бы внимания?.. А потом... потом этот болван со своей повозкой... Он загородил её... И ни вправо, ни влево!.. Сам знаешь — днём на улице не развернуться, а сейчас накануне Бдений — и вообще...
Ну, ничего! Искать я теперь не брошу! После такого... Пусть хоть где прячется — всё равно найду. Найду и верну обратно!
Неужели эта виэлийка столько значит для него?
Задумчиво и потому серьёзно глядел Лидас на Кэйдара. Смотрел и будто не узнавал его. Ты ли это, Кэйдар, насмешливый и небрежный со всеми, кто тебя окру-жает? Трудно поверить, что какая-то женщина — рабыня тем более — смогла лишить тебя покоя. Вспомни себя! Это ты с лёгкостью менял наложниц, в походах первым выбирал себе наиболее красивых женщин, а потом, получив своё, отдавал их на продажу. Сколько их было у тебя, таких, как эта виэлийка Ирида? Десятки! И сейчас ты озаботился одной из них. Дела государственной важности заброшены, Отец Во-площённый недоволен, а ты мечешься по городу с утра до ночи — и всё ради беглой рабыни! Что она тебе? Или всё дело в ребёнке?
Эта виэлийка вынашивала тебе сына, поэтому ты и ищешь её. Он тебе нужен, твой ребёнок, будущий возможный Наследник Империи.
— Она была одна, без ребёнка?
— Одна,— Кэйдар это слово выдохнул, резко вздёргивая подбородок. Смотрел на Лидаса и будто не видел, смотрел с незнакомой улыбкой на губах, а глаза — как в дымке. Он всё ещё был там, на улице. Заново переживал момент встречи.
— Отец Воплощённый хочет видеть тебя сегодня, сразу же после обеда,— Лидас наконец-то сообщил то, ради чего переступил порог этой комнаты. Теперь и идти можно. Кэйдар сейчас так выглядит, будто оказался свидетелем чуда. Даже забавно это как-то... С ним говорить бесполезно, только кивком и отделался.
* * *
Из всех, взятых с собой денег, после основных покупок ещё осталось три мелких медных монеты. И пол-лиги не удалось сэкономить. А может, что-то забыла купить? Так, три свежих рыбины ("из утреннего улова, госпожа... Берите на суп, не пожалее-те"), небольшой мешочек проса, чистое, отборное, грех такое не купить, да и торгов-ка, знакомая, давняя приятельница Мирны, сверх меры ещё сыпанула полчашки... А мука ещё есть. На пресные лепёшки, как обычно, хватит на завтрашний день, а там Мирна обещала попросить в долг в соседней лавке.
Ирида шла по улице торопливым шагом, тяжёлая корзина оттягивала руку. При-вычно не глядя по сторонам, пересчитывала в уме все сделанные покупки и тут спохватилась, вспомнила: "А Тирону молока?!.. Ах, ты, Мать Хранительница!— при-сказка, перенятая от Мирны, сорвалась с языка сама собой.— Бутылочку свежего козьего молока, так, чтоб ещё разбавить можно было... А не купишь, опять будет плакать ночью, останется голодным... Ему же давно уже не хватает своего... И яб-локо! Ты же сама хотела ещё купить ему яблоко... Тёртое, с ложечки, он любит, когда так..."
Ирида остановилась так неожиданно, что шедший следом мужчина-прохожий толкнул её плечом, не извинился, проворчал лишь под нос недовольно:
— Дорогу уступай... Не одна на улице!..
Конечно, не одна! Людей вокруг — потоком! И в одну, и в другую сторону. Как всегда перед обедом на всех улицах, ведущих к рыночной площади. А по самой дороге тянулись повозки с дровами, с сеном, с мешками. Крики, мычание, голоса — к шуму города и городской суете Ирида уже привыкла, не замечала его почти. Так же, как и прохожих вокруг.
Разворачиваясь на месте, скользнула взглядом по лицам. Уличка неширокая — не центр Каракаса. На другой стороне, как раз напротив, над всей этой суетой возвыша-лась фигура всадника. Спокойный конь шел неспешным шагом. Ирида встретилась с глазами наездника и с невольным ужасом попятилась, натыкаясь спиной ещё на кого-то. Извинилась, скорее машинально, потому что глаз отвести так и не смогла.
Кэйдар!!! Мать-Владычица!!! Это же он! И он тоже узнал её!
Они смотрели друг на друга вечность, а может, и дольше, не в силах сдвинуться с места. Все звуки куда-то исчезли, всё отошло на второй план, только эти двое стояли, глядя друг другу в лицо.
— Эй-эй! Прогоняй вперёд! Чего встали?!
Свист хлыста и удар, пришедшийся на широкую бычью спину, вернул Ириду в реальный мир.
Бежать! Бежать! Он же на коне, он тебя непременно догонит. Хоть у самого края света. Он никогда не оставит тебя в покое.
Ирида побежала, лавируя среди людей. Ей казалось, что она прямо слышит стук копыт за спиной, его голос, его окрик.
