— И что мне теперь, по-твоему, делать?— Лидас потерянно смотрел на Айну, потирая пальцами шрам на шее. Растерялся, прямо как мальчишка.
— Не вести себя, как вчера!— Айна бросила смятую салфетку на стол.— Ворвался, как дикарь. Всех напугал... А она чуть от страха не померла... Думает, ты продашь её... Что не примешь этого ребёнка...
— Какая глупость!— Лидас рассмеялся.
— Когда люди влюбляются, они часто делают глупости,— Айна тяжело поднялась, отталкиваясь руками от подлокотников, глянула на Лидаса сверху.— Поговори с ней, успокой. Ты же хочешь, чтоб твой ребёнок родился здоровым.
— А ты? Ты сама ничего не собираешься с ней делать? Позволишь ей быть рядом?— Лидас уже глядел не с удивлением, с изумлением скорее.
— А что я, по-твоему, должна с ней делать?— Айна посмотрела на него с непонима-нием.
— Но ты же... ты совсем не ревнуешь? А ведь раньше? Я думал...
— Ревновать к рабыне?— Айна скривила губы.— К тому же это она тебя любит, а не ты... Да и вообще...
Она не договорила, но Лидас и сам понял вдруг: всё, не будет больше тех изматы-вающих, пугающих вспышек ревности; не будет больше крика и слёз, швыряния подушек и даримых украшений. Ничего этого больше не будет, никогда. Потому, что Айна перестала даже играть в любовь, перестала разыгрывать из себя женщину, для которой ты хоть что-то значишь. И ведь тогда, когда момент для ревности по-настоящему представился, она осталась к тебе равнодушной. Впрочем, как и все-гда...
Айна ушла, так и не сказав ему больше ни слова. Но Лидас будто и не заметил её ухода, сидел, не шевелясь, ни на что не глядя, в предельной задумчивости. Да, ему было теперь над чем подумать, было, что взвесить и переоценить.
* * *
Харита сидела на самом краю узкой кровати, сидела к нему спиной, заплетала волосы в косу, перебросив их себе на грудь. Айвар, приподнявшись на локте, наблю-дал за ней с усталой улыбкой. С удовольствием смотрел, как двигаются локти, ло-патки под бархатистой, нежного загара кожей. После всего хотелось одного: спать, но сначала он решил дождаться ухода девушки.
— Ты странный какой-то, Виэл...— первой заговорила Харита, поворачиваясь к нему лицом. Айвар в ответ только бровью дрогнул, будто хотел спросить: "В смысле?", но передумал.
— Я у тебя уже третий раз, а ничего про тебя не знаю,— Она, не стесняясь собствен-ной наготы, закалывала шпильками косу на затылке. В её откровенности было жела-ние покрасоваться молодым гибким телом, соблазняющая попытка подразнить, но не вульгарность и не отсутствие скромности.— Ты ни разу не назвал своё настоящее имя, только кличка эта из купчей. Если ты виэл, почему тогда у тебя не виэлийский ак-цент?
Айвар в ответ плечами повёл, улыбнулся, заговорить не успел, Харита приблизи-лась к нему, запустила тонкие пальцы в длинные волосы, потянула, заставляя его запрокинуть голову беззащитным движением, открывающим горло. Айвар дёрнулся с коротким смешком в попытке освободиться и поцеловать девушку в губы, но та, уклонившись, спросила серьёзно:
— Не нравится, когда подчиняют?
Он повёл подбородком, чуть прикрывая глаза, на губах всё та же улыбка.
— А сам?— оттолкнула его, заставляя упасть головой на подушку.— В тебе есть что-то дикарское, сила какая-то, притягивающая женщин... Ты знаешь об этом? Раньше тебе об этом говорили? Нет?.. Твоя первая женщина...
— Нет!— он неожиданно вспомнил Айну, так явно, с такой силой, что ощутил вдруг тоску по той, прежней жизни, по тем встречам украдкой, по её страстным торопли-вым признаниям, почти сразу же сменяющимся циничной насмешкой. Вспомнил всё это и повторил:— Нет, никогда...
— А я? Я тебе нравлюсь?— Харита склонилась над ним так низко, будто сама захоте-ла поцеловать его, но только в глаза посмотрела требовательно, настойчиво.— Я могу сказать, в следующий раз к тебе придёт другая...
А сама ласково поглаживала подушечками пальцев нежную кожу у него на виске, спускаясь всё ниже, к скуле.
Айвар не удержался, схватил рабыню за открытые плечи, притянул к себе, но губ коснулся осторожно, как бывало, Айна целовала его в надежде увидеть ответную улыбку.
— Какой ласковый,— Харита тоже улыбнулась в ответ,— мой дикий непобедимый воин. Меня к другому не отправят, не бойся, я столько всякого с кухни надзирателям перетаскала... Меня отводят к тому, кого я сама выберу... Я и тебя в первый же день приметила... Знаю, что первый месяц у тебя плечо болело, что лекарь запретил... Знаю, что Магнасий тебя Аридису за полторы тысячи предлагал... Он тебя смотреть на следующей неделе приедет...
— Кому?— Айвар недовольно нахмурился. На ближайший месяц он не планировал никаких перемен в своей жизни. До самых праздников настроился жить так, как жил уже три прошедших месяца.
— Это устроитель главных представлений, для столичных жителей, для самого Правителя,— ответила Харита.— Так принято: перед празднествами он объезжает все школы в округе, скупает лучших воинов. Другие пойдут в города провинции... Воз-можно, на тебя придёт посмотреть сам Воплощённый... Говорят, такой варвар после родится благородным аэлом. Ты хотел бы в следующей жизни быть аэлом?— Харита со смехом поцеловала его в губы. Айвар никак не отозвался на поцелуй, буркнул только недовольно:
— Я пока не собираюсь думать о новой жизни... Надо сначала эту дожить!
— Ах, упрямый!— Харита ладонью отодвинула ему волосы назад, открывая склонив-шееся лицо.— Хочешь прославиться, как Антирп? Стать любимцем зрителей? Хо-чешь, чтоб они подарили тебе право жить до следующего года?
— Я просто хочу жить!— Айвар поднял на неё глаза.— Хочу быть свободным!.. Разве ты сама этого не хочешь?
Харита задумалась, опустила голову, закусила губу. Ответила с упрёком:
— Ты родился свободным, ты знаешь, что это такое. А я не знаю другой жизни,— сверкнула глазами обиженно.— Я родилась в этом поместье. Знаешь, кто мой отец? Сам господин Магнасий! И что из того? Стоило родиться дочерью благородного аэла, чтоб теперь ублажать таких вот,— смерила Айвара уничтожающим взглядом.— И каждый год они все новые! Ты у меня, знаешь, какой?
— Не надо!— Айвар выкрикнул, но Харита всё равно докончила:
— Пятый! Пятый, понял!
Оттолкнула его от себя, сбросила руку с плеча: обиделась!
— Ну, прости!— Айвар поймал девушку за запястье, не дал ей встать.— Я ведь не знал!.. Я совсем не хотел тебя обидеть! Честное слово, не хотел...
— Конечно, кто я для тебя?— Харита вздохнула, глаз не поднимая.— Ты станешь лю-бимцем толпы... Они любят хороших воинов... Встречи с тобой будут добиваться десятки хорошеньких молоденьких аристократочек... Готовые выложить немалые деньги за одну только встречу с тобой. Они будут с удовольствием вдыхать запах твоего пота, твоей и чужой крови... Чтоб узнать вкус твоего страха и страха убитого тобой соперника... Им интересна чужая смерть, потому что самим им всем никогда не пережить подобного...
— Харита, что ты говоришь? Как можно вообще?— Айвар перебил её, громко вы-крикнул прямо в лицо, схватив за плечи, заставляя посмотреть на себя.— Откуда ты можешь знать это всё? Откуда ты знаешь, что со мной будет?
— Будет!— она оттолкнула его от себя, раскрытой ладонью в грудь толкнула.— Ты упрямый, ты своего добьёшься... И господин тебя хвалит... Я же уже сказала: ты можешь попасть в Каракас. А о том, как живут выбранные для Нэйт воины, мне рассказывали другие женщины, те, кто постарше. Не думай, я не вру, я говорю то, что точно знаю!.. Про всех этих ряженых богачек... с извращёнными наклонностя-ми...— она говорила с обидой, через чуть выпяченную нижнюю губу. Но в этой обиде улавливалась ещё и ревность. Поэтому Айвар не мог не рассмеяться. Притянув де-вушку к себе за плечи, спросил со смехом, целуя в губы:
— Ревнуешь?
— Ну, вот ещё!— толкнула его локтем в бок, но Айвар всё рано не убрал руки.— Рев-новать? Тебя через месяц здесь уже не будет, зачем мне ревновать?
— Но ведь я же нравлюсь тебе!— Айвар улыбнулся, удивлённо подняв брови.
— Нравишься! Если б не нравился, меня бы здесь не было,— Харита потянула на себя скомканное платье, брошенное в ногах ложа.— А теперь всё! Мне идти пора...
Айвар не удерживал её, только смотрел на сборы с улыбкой.
— Ты будешь в другой раз?
Харита смерила его долгим взглядом, ни слова не сказав, вышла.
* * *
Во всём их быте чувствовался отпечаток крайней бедности, такой, когда лишь тонкая грань отделяет от нищеты.
Несмотря на определённые привилегии, положенные по рождению, Ирида многое умела. Могла подоить корову, кобылу и козу, знала, как створожить молоко и сва-рить сыр, умела жать серпом траву и ячмень, вышивала золотой нитью и бисером. Но все эти знания не имели никакой ценности здесь, в городе аэлов, в храме Матери Сострадающей. Конечно, она многому научилась за три месяца: варить похлёбку из бобов и капусты, мыть посуду и поддерживать порядок в доме, стирать горы грязных пелёнок от малыша и другую одежду.
А сколько сил и внимания требовал маленький Тирон! Ему только-только три месяца исполнилось, он подрос заметно, уже научился улыбаться и даже сидеть с поддержкой. Да, Мирна не зря его хвалила: Тирон опережал своих сверстников. Он уже мог взять в руки игрушку, хоть и не с первой попытки. А игрушки — двух дере-вянных лошадок и собаку — ему вырезал Тутал.
Усаживая сына среди набитых сеном подушек, так, чтоб одна из них обязательно поддерживала его под спинку, Ирида могла теперь больше времени посвятить до-машним делам. Мирна, несмотря на возраст, подрабатывала подёнкой. Уходила рано утром по соседям и часто возвращались лишь к ночи. Стирала в прачечных, помогала на кухне, бывало, что приносила с собой ворохи грязной одежды, и тогда они вдвоём всю ночь топили очаг, грели воду, отмачивали чужое бельё в корыте, и тёрли-тёрли, покуда хватало сил. Всё это давало маленький, но надёжный заработок.
Теперь весь присмотр за храмом и жертвенником лёг на плечи Ириды. Она сама каждые три дня вымывала мыльной водой главный зал и ступени храма, по утрам заправляла светильники маслом, обметала жертвенник веничком из макушки полы-ни, растения священного, любимого Матерью-Создательницей.
А ещё в свободные минутки Ирида усаживалась за прялку. Договорившись с одним ткачом из соседней лавочки, она брала в долг сырую овечью шерсть, стирала её, вычесывала сор мелкой гребёнкой и только затем пряла. Нить получалась очень тонкая, из такой выходило бы дорогое полотно, но за неделю Ириде удавалось на-прясть всего четыре мотка, а за них её давали всего две лиги. А одной лиги едва хватало на день, ведь нужно было купить не только продукты, но и дрова. Без них еды не сварить, не нагреть воды для стирки, не обогреть комнату.
Дни, похожие один на другой, проходили в постоянных заботах, в тяжёлой работе, но ни разу Ирида не пожалела о том, что променяла жизнь во Дворце, среди налож-ниц Кэйдара, на эту, в храме Матери.
Она же и вправду не была больше одна. У неё был Тирон, её маленький сын, без которого Ирида себя уже не мыслила. Она привязалась к нему настолько, насколько может привязаться мать к своему ребёнку. Думала о нём постоянно, где бы ни была, что бы ни делала. С ужасом вспоминала себя прежнюю, своё отвращение к нему, своё страстное желание убить его своими же руками.
А ведь он всё больше напоминал Кэйдара, как будто сама Судьба говорила ей: "Тебе никуда от этого человека не деться. Как ни хотелось бы его забыть, выкинуть из памяти прошлого. Он всегда будет рядом, хотя бы в лице своего сына..."
Похож был до удивления сильно. Тем, как улыбается, как хмурит бровки, когда недоволен, как пристально может смотреть. И даже криком своим, требовательным и сильным, Тирон был вылитый Кэйдар.
А что будет, когда он подрастёт ещё немного?
Ирида со страхом думала о будущем. Искать её Кэйдар так и не перестал. Во время своих нечастых вылазок в город она из обрывков разговоров, из объявлений на сте-нах знала о награде за себя. Немного удивлялась упорству возможного Наследника, когда тот официально увеличил сумму ещё на десять тысяч лиг из своих личных средств. Пятнадцать тысяч лиг — деньги большие, два десятка рабов можно купить, но на то он и Наследник из семьи Отца Воплощённого, чтоб иметь возможность выложить такую награду за беглую рабыню.
Приятно, конечно, что он оценил её так высоко, и в то же время Ирида знала, что в первую очередь Кэйдар озабочен судьбой своего сына, а не ею. Что она для него? Одна из многих — не более того!
Хорошо, что Мирна не задавала больше вопросов. Ирида не смогла бы ей лгать. Но понимала при этом, что ставит добрых стариков в очень неприятное положение. За укрывательство беглого невольника по законам аэлов полагается смерть, если правда раскроется, неприятностей им всем не миновать.
Все знакомые, кто захаживал в храм или просто в гости, считали Ириду племянни-цей Мирны, поэтому не приставали с расспросами.
И всё равно Ирида старалась как можно реже выходить на улицу, все нужные покупки и поход к ткачу в лавку она делала один раз в неделю, не чаще. Повязывала голову накидкой, как все аэльские женщины, держалась со спокойной сдержанно-стью, и говорила на аэлийском совсем без акцента. Сейчас бы её и отец родной не узнал. Она стала как все женщины-горожанки, — не отличить! А Лутан-лавочник, даже пытался выказывать ей знаки внимания. Ирида отшучивалась с улыбкой, а сама с ужасом думала о возможном и скором разоблачении.
Мать-Создательница давала ей отсрочку, берегла, позволяя ходить по самому краю, но что ещё будет, не мог знать никто.
* * *
Кэйдар опять пропадал где-то в городе, и письма, переданные ему для изучения Отцом Воплощённым, без дела лежали на столе. Тоненькие деревянные планочки, скреплённые одна под другой сплетёнными шёлковыми с золотой нитями, были скручены свитками и перевязаны нитью с печатями, неповреждёнными печатями. Лидас перебрал их все: ни одно из писем Сам Правитель ещё не читал. Или болен настолько сильно, или не имеет достаточно времени.
Кэйдару поручено теперь обрабатывать переписку, а он и это дело забросил. Пло-хо!
Лидас со вздохом взял в руки первое попавшееся письмо, судя по печати, от ас-кальского наместника. Воплощённый хочет породниться с ним, об этом Лидас слы-шал ещё летом. Интересно, и как самому Кэйдару нравится эта идея? Вряд ли он сможет противиться Отцу. Придётся, видно, забыть о своих заявлениях.
Лидас обернулся на звук открываемой двери и встретился глазами с рабыней.
Стифоя!
— Ой, простите, господин!— опустила голову, отступила на шаг.— Я просто хотела...— В её руках Лидас увидел лейку и сам, заметно смутившись, заговорил:
— Проходи! Проходи, не бойся!.. Я только хотел видеть господина Кэйдара...
Рабыня прошла вперёд, к окну, принялась поливать декоративную розу в высоком глиняном горшке. Сам Кэйдар к цветам в своём кабинете был равнодушен, убери — и не заметит, но цветок создавал определённый уют, а сейчас, поздней осенью, его зелень радовала глаз.
— Я бы не советовал тебе таскать тяжести,— упрекнул Лидас, наблюдая за движе-ниями служанки. Смущение, с которым он тщетно пытался справиться, сделало голос недовольным и даже сердитым.— Неужели больше некому, кроме тебя, полить цветы?
