Отшвырнул марага от себя небрежным движением, переступил через него, на ходу стирая с пальцев кровь о паттий на груди. Распорядился:
— Пусть он сам похоронит Вимания! Это будет меньшее из того, что он заслужил.
Виманий?!! Виманий погиб?! Это его смерть так разъярила Кэйдара.
Айвар сглотнул стон боли вместе с подкатившим к горлу комком тошноты, под-нялся на руках, хватая раскрытым ртом морозный воздух. При каждом вдохе ныли рёбра и вообще все внутренности.
Сколько можно терпеть такое? Почему он просто не убьёт тебя? Ты и так стара-ешься не сопротивляться, может, поэтому только Кэйдар и сдерживается в послед-ний момент? Его легко вывести из себя и этим можно воспользоваться...
Боль от побоев и слабость во всём теле не помешали уяснить суть происходящего. Виманий погиб! Его убили, убил кто-то этого добродушного безобидного старика. Его застрелили из лука!
Айвар глазами пошарил кругом, заметил обломок стрелы, втоптанный в снег, по-добрал украдкой, чтоб Лидас не заметил, спрятал под плащом, затолкнув за пояс.
— Шевелись!— прикрикнул нетерпеливо Лидас.— Ты не слышал, что тебе хозяин ска-зал?
— Слышал!— огрызнулся Айвар, смакивая рыхло слепленным снежком кровь с раз-битых губ и с подбородка.
Твоё чувство опасности не подвело тебя и на этот раз. Ты ведь всем им говорил с самого начала, что лучше вернуться назад. Это чужая земля. Здесь живут чужие враждебные люди. Какое-то незнакомое племя. Это они убили Вимания! Но почему-то не тронули никого из нас. Но что будет дальше? Что?
Место для Вимания нашли не самое подходящее, конечно, но от Айвара здесь ни-чего не зависело. Закладывая камнями тело картографа, он всё думал, думал, думал. Даже сбитые в кровь пальцы так не беспокоили его, как собственные мысли. Поду-мать только, за Пограничной цепью гор, в мире вечных снегов и вечного холода, живут люди. Мы, мараги, всегда жили с ними пососедству. Мы ничего не знали о них. Кто они? Как они сами называют себя? Чем занимаются и как устроена их жизнь?
Мы никогда не искали пути на эту сторону гор, ведь это запретные земли. Лишь твой отец в свои восемнадцать не поверил рассказам о том, что мир имеет предел. Он нашёл тропу через Пограничные горы, он три года, три полных зимы, пропадал где-то, и вернулся, вернулся тогда, когда все уже считали его погибшим. И вернулся не один, он привёз с собой свою жену и твою мать.
О, об этом слагали песни! Вспомни сам: Дианор Отважное сердце спустился вслед за солнцем в мир мёртвых, похитил оттуда прекраснейшую из дев, жрицу Матери-Владычицы, и вернулся, обретя божественную мудрость и огромные знания. Так пели о нём и поют до сих пор! Ты, Айвар, — сын великого человека! Тебе стыдно быть рабом. Ты позоришь своего отца-героя! Но ты ведь всего лишь младший его сын, в тебе нет той отваги, той силы, той мудрости, которые вели Дианора Могучего на его трудном пути. Поэтому принимай судьбу свою со смирением, ты, жрец-отступник...
Айвар закатил на верх каменной груды последний из камней. Стоя над могилой, прочитал про себя успокоительную молитву. Всё! Он сделал всё, что мог, для этого человека, не самого худшего из тех, что остались жить. Но повезло ли им? Это во-прос без ответа.
А аэлы, потерявшие с похоронами почти весь день, решили остаться на этом же месте ещё на одну ночь. Расставили надёжные дозоры, боясь повторного нападения.
Про Айвара в суете своей на время забыли, а он и рад был этому безмерно.
Устал и вымотался настолько, что задремал, где сидел, завернувшись в плащ, опустив на голову капюшон. Уже проваливался в сон, но вспомнил вдруг ещё об одном деле. Вытащил обломок стрелы из-за пояса, держа его обеими руками, при-нялся внимательно изучать, отодвинув от лица на расстояние полусогнутых рук.
Да, это стрела от очень мощного лука, длинная, хорошо оперённая, довольно тол-стая и, должно быть, тяжёлая. Каким был её наконечник? Кто был тот лучник-силач? Это только половина стрелы, её обломок, а какой должна быть вся её длина? Три локтя? Такой стрелой лошадь убьёшь наповал с одного выстрела. Что уж тут о чело-веке говорить?
Задумался, отвлёкся, вздрогнул всем телом в испуге, когда Велианас неожиданно спросил:
— Твои стреляли, да?
Велианас, незаметно — это по снегу-то?! — приблизившийся к нему, принёс собой ужин: кружку горячего травяного чая, хлеб и кусок вяленой рыбины. Наверняка, опять отделил от своего пайка.
Айвар смутился под его прямым разглядывающим взглядом: каждая ссадина на лице заныла вдруг ещё сильнее.
— Нет, это чужая стрела...— ответил невнятно, еле ворочая разбитыми губами, но аэл, видимо, понял и не стал переспрашивать.— Наши охотники делают оперение для своих стрел из белых гусиных перьев... Чтобы они были заметны издалека, когда охотишься среди гор... Это летом, а зимой — из чёрного пера тетерева...
А это оперение из маховых перьев болотной цапли — серое с чёрными крапина-ми... Эти птицы у нас священны, они стерегут ржавые болота...
Айвар говорил всё чётче, речь его звучала всё громче, ровнее с каждым словом, говорил и сам удивлялся: зачем он рассказывает всё это этому человеку? Аэлу и хорошему другу Кэйдара, если есть они у него, эти друзья?
— Ну и чья тогда эта стрела?— Велианас говорил ровным деловым тоном, он совето-вался с ним, как с равным себе, и этот тон удивил Айвара. С ним никто давно уже так не говорил, может, Лил только, да ещё Виманий. Но один далеко, а другой теперь ещё дальше.
— Я не знаю, господин!— признался честно, и Велианас, протягивающий ему кружку и хлеб, чуть задержался, будто думал ещё: а заслужил ли мараг свой кусок хлеба?
— Я, честное слово, не знаю, кто эти люди!— снова повторил Айвар, но уже громче и с такой мольбой в голосе, за которую он сам себя готов был возненавидеть.
Мать Свидетельница, ты выпрашиваешь кусок у своего врага! Ты готов унижаться ради еды! Но ведь это всё, что ты можешь получить за весь день! Чувствуешь сам, как болит желудок при одной только мысли о горячем? А от аромата хлеба в глазах темнеет. Это же пытка! Настоящая пытка!
— Вам надо быть осторожнее... Этой смертью они предупреждали всех... Если мы не уйдём, будут ещё смерти. Много смертей...
— Ты не знаешь, кто они, но зато знаешь, чего они хотят!— Велианас усмехнулся.
— Это поймёт любой, ведь это их земля,— Айвар в ответ плечами пожал, улыбнулся невольно, принимая кружку из рук Велианаса.
Несмотря на сильный голод, ел он осторожно, без спешки, старался растянуть удо-вольствие, даже пристальный взгляд задумавшегося над чем-то своим Велианаса не очень мешал ему.
— Весь этот поход был одной большой ошибкой с самого начала,— высказал Айвар вслух одну из своих смелых мыслей, у Велианаса аж брови удивлённо дрогнули и губы, вот-вот — и перебьёт, одёрнет. Но Айвар всё равно продолжал:— Да что там? Ещё когда готовились, я говорил, что зимой здесь делать нечего, снег будет лежать до конца марта, и река плохая... Это из-за реки мы вышли не в том месте, мы подня-лись слишком высоко, и теперь здесь вот, по эту сторону гор...
Нам уходить отсюда нужно, господин!— поднял глаза на Велианаса.— Может, тогда они нас не тронут? Не знаю...— покачал головой с сомнением.— Они следят за нами уже несколько дней, на следующий день после того, как мы наткнулись на того охотника... Они всё про нас знают, и это их горы, их земля...
Айвар вдруг подался Велианасу навстречу порывистым движением, будто под-няться на ноги хотел, заговорил с ещё большим жаром:
— Скажите Кэйдару, что нам уходить надо! Он послушает вас! Скажите ему! Мы на чужой земле, мы ничего здесь не знаем!.. Ещё немного — и окончательно заблудим-ся...
— Виманий говорил, ещё день-другой — и мы начнём спуск. Мы просто уйдём от-сюда — и всё!
— О, господин,— Айвар рассмеялся беззвучно.— Виманий не знал всей правды... Кар-та, нарисованная с моих же слов, и горы, в которых сам он впервые в жизни оказал-ся...
— Так ты обманывал его, да? И нас всех — тоже?— Велианас раздражённо глазами сверкнул. Казалось, ещё слово — и ударит, не сдержится.— Мы уже заблудились, да?
— Нет,— Айвар голову опустил, будто признаваясь в чём-то плохом.— Но мы прошли выше того места, где проходит тропа через перевал. Нам надо возвращаться назад, спускаться немного вниз...
— Кэйдар убьёт тебя, когда узнает...
— Понятное дело,— Айвар усмехнулся с горечью.— В моём положении это будет на-градой...
А парнишка этот хитрить способен, подумал Велианас с удивлением, забирая у марага пустую кружку. Ошибочно думать, что все варвары простодушны и бесхит-ростны. Что в наивности своей они говорят, что думают, и думают то, что говорят.
А если б он промолчал сейчас, что было бы со всеми нами? Куда бы ещё мы за-брели вверх по этой горе? Бедный наивный Виманий. Вот, кто действительно по-страдал от уловок этого мальчишки.
А Кэйдару и вправду надо рассказать всё, все мы — и Лидас, и другие — должны знать правду. Про путь обратный, про чужих людей в этих горах. Всё-всё!
* * *
Кэйдар слушал его, не перебивая, от начала и до конца. Сидел, упираясь локтями в колени, сдавив ладонями виски. Лидас тоже стоял рядом, слышал всё до последнего слова.
— Я не доверял этому марагу с самого начала... Он обманывал нас... И сейчас об-манывает!— Кэйдар поднял глаза на Велианаса.— Как можно ему верить?
— Мне показалось, что на этот раз он был честен со мной,— возразил Велианас.
— Честность?!— Кэйдар глухо рассмеялся.— У нас же говорят: не верь бродячему фо-куснику, конокраду и рабу! Это всё мараги! Просто он выгораживает своих... Нам нужно вызвать их на столкновение, тогда и остальные будут посговорчивее.
— Наследник, что бы мы ни решили, нам надо поторапливаться,— заговорил Лидас, и они оба перевели на него глаза.— У нас слишком мало осталось сена, и вяленая рыба почти кончилась... Ещё несколько дней, и наши лошади останутся без корма.
— Да, Лидас, мы поторопимся,— Кэйдар поднялся, пошёл к воинам, отдавая на ходу приказы:— Все вещи свои ещё раз пересмотреть — не брать с собой ничего лишнего! Избавиться от самых слабых и порожних лошадей! Быстрее-быстрее! Мы отправля-емся прямо сейчас!
И они снова двинулись, но теперь уже в обратную сторону. Варвар вёл их, идя са-мым первым в окружении четырёх воинов, приставленных к нему Велианасом.
День, с утра солнечный, ясный, чистый, к обеду заметно испортился. Снова пошёл частый снег. Закрутил ветер, он бил мощными порывами прямо в лицо, будто столк-нуть пытался с узкой тропы, с широкого карниза прямо в пропасть. Именно тогда варвар попросил передать всем: надвигается метель, нужно покрепче связать всех лошадей между собой и самим обвязаться верёвками.
Но ветер к тому времени немного стих, поэтому и слова марага показались запо-здалыми, никто к ним серьёзно не отнёсся. Ни один из его конвоиров не отправился пешком в конец цепочки, передавая каждому совет варвара: было попросту лень терять и силы, и время, как-то реагировать на болтовню этого сопляка.
А погода испортилась ещё сильнее и так резко, что стало уже не до предупрежде-ний. Теперь они просто потеряли всякий смысл.
Снег валил огромными хлопьями, настолько частыми, что люди в метре друг друга не видели: натыкались, сталкивались; лошади сбивались с шага, наступали на ноги, ломали принятую дистанцию в пять локтей длины.
Ветер, поначалу притихший, задул с огромной силой, ударял, выл, свирепствовал. Это была метель, настоящая метель.
Под напором ветра, несущего с собой тяжёлый снег, ноги почти не держали, какое там идти вперёд? На это сил уже не оставалось никаких.
Что-то страшное творилось вокруг. Где земля, где небо, было не понять. Снег за-стилал собой всё, слепил глаза, падал на ресницы, на волосы, таял на одежде, на спинах лошадей. Они не шли — они барахтались на месте в глубоком снегу, цепля-лись друг за друга, сбиваясь в кучу.
Так прошла вторая половина дня, а к ночи все попадали там, где стояли, побросали и лошадей, и поклажу. Снег завалил всех с головами, даже лошади не двигались с места, а самые уставшие из них вслед за людьми ложились в снег.
С такой погодой невозможно бороться, её можно только переждать, если на то хватит сил и здоровья.
А на утро всё стихло, ветра не было совсем, и снег лишь изредка срывался отдель-ными снежинками. Одно только небо ещё хранило молочную густую белизну, а вершины гор спрятались за завесой низких снеговых туч.
Те, кто пережил ночь и непогодь, поднялись первыми, принялись откапывать и расталкивать остальных. По глубокому рыхлому снегу перебирались медленно, тратя остатки сил и время.
Все, кто выжил после этой страшной ночи, собрались на широкой каменной пло-щадке. Пересчитав выживших, Лидас за голову схватился, а Кэйдар, тот вообще взбесился. Тринадцать человек, тринадцать лучших воинов-аэлов!
Кто отстал и попросту сгинул в снегах, кто сорвался с тропы в пропасть, кто-то замёрз до смерти. И лошадей они лишились почти половины, а с ними и запасов еды. Это был провал, это была катастрофа. И это понимали все. Все понимали, единст-венное, что им остаётся в нынешнем состоянии, — это возвращаться назад, к кораб-лям. А значит, варвар был прав, прав во всём с самого начала: им нельзя было ехать именно сейчас, в это время года, и вообще весь поход выглядел неудачной глупой авантюрой, исход которой был предсказан марагом ещё во время её подготовки.
И этот факт особенно злил Кэйдара. Сама мысль о том, что мараг прав, и то, что, несмотря ни на что, он остался жив и возвращается назад со всеми.
Многие погибли, глупо, бесславно, не в бою от меча, а в снегу во время метели; многие из лучших, а этот варвар жив до сих пор. Держится себе молодцом и даже лошадку свою сберёг, не бросил по дороге, не сгубил.
— Заберите у него лошадь!— распорядился, когда сборы в дорогу уже подходили к концу.— Пусть на своих двоих пройдётся... У нас есть такие, кому лошадь будет нужнее, чем этому...
Да, он только так мог наказать марага, не ясно, за какую точно провинность, но на душе спокойней как-то стало сразу, когда видел с высоты своего Сервуса, как тащит-ся пешком мараг, проваливаясь в снег выше колен.
Все измотались вконец: и люди, и лошади. Эта метель и глубокий снег лишили по-следних сил. От отчаяния и возмущённого ропота спасало одно: мысль о том, что этот путь — путь домой. Они возвращались обратно по известной тропе, и поэтому путь, тяжёлый, трудный путь пугал не так сильно.
Приказ на ночёвку все восприняли с радостью. Из последних сухих дров разожгли костры, готовили ужин из запасов ржаной муки, поделили остатки рыбы и копчёной баранины. Те, кому не хватило, напивались до сытости горячим чаем.
Спать улеглись рано, Велианас только дозорных выставил и определил сменных.
Айвар на ужин не получил ничего, ни крошки. Но устал он сильнее, чем проголо-дался, поэтому, не требуя ничего, улёгся спать, завернувшись с головой в плащ. Рядом звенели удилами голодные лошади, добирали выданное им сено. Буквально в двух шагах перетаптывался воин-аэл, Скеспий, из тех, кто постоянно сопровождал Айвара по приказу Велианаса.
