Айвар нехотя поднялся, придерживая штаны обеими руками, босиком прошлёпал по холодному земляному полу, остановился на мягкой медвежьей шкуре.
— Здоров он... Ишь ты!— Айгамат дёргал подбородком с усмешкой, повязку на ране ми-арана он не снимал уже довольно давно, всё как-то руки не доходили, да и были заботы поважнее. Скручивал полотняный бинт трубочкой, бережно расправляя паль-цами каждую складочку, заставил марага поднять руки над головой, а сам не спешил, решил про себя: "Пускай потерпит! Чтоб не огрызался в другой раз..."
— Смотрю, бичом-то тебя в своё время хорошо охаживали,— заметил, взглядом ука-зав на шрамы на плечах и даже на груди.— И спина вся расписана... Вредничал, не-бось?— Айвар в ответ плечами пожал, промолчал.— После бича обычно не выживают. Тебе повезло, парень.— Оторвав присохший к краям раны бинт, Айгамат изумлённо округлил глаза, понял сразу: мараг не только везучий, но и живучий, кроме всего прочего.
Рана, — колотая рана от меча, на вид небольшая, но с повреждением правого лёгко-го, — сейчас выглядела почти полностью зажившей. Затянувшийся шрам длиною по ширине клинка. Ни крови, ни воспаления.
— Хм...— Айгамат глазам своим не верил, пальцами коснулся шрама, будто убе-диться хотел в увиденном.— Неплохо выглядит,— Поправился:— неплохо для ми-арана... Наружные ткани уже здоровы...— Не договорил, раскрытой ладонью накрыл шрам, закрыв глаза, сосредоточился.
— Что вы делаете?— удивился Айвар, опуская руки. Старик недовольно бровями по-вёл, заставляя замолчать. И Айвар подчинился.
— Рана в лёгком ещё не зарубцевалась,— сообщил Айгамат, отнимая руку,— но кости и мышцы межрёберные уже совсем здоровы.— И тут рассмеялся, не в силах скрыть удивление.— Но почему?! Такое естественно для нас, но ты не аран...
— Моя мать — из аранов. Жрица Айвин...— Айвар поднял глаза и встретился взгля-дом с серыми глазами Айгамата.
— Затянулось прямо-таки отлично,— Айгамат отвёл глаза первым, снова принялся изучать место ранения. Говорил и двигался так, будто слова Айвара не расслышал, пробормотал себе под нос:— Я ведь и купал тебя только в первые дни... Да и потом, промывал обычно, или просто повязку смачивал... Но всё равно, ми-аран...
Ведёрко с тёмной, густой, как масло, водой стояло от них довольно далеко, старик подтянул его к себе поближе за полуоторванную ручку, принялся купать в воде тряпочку. Айвар смотрел на старика сверху, прислушиваясь к его тихому ворчанию:
— От луны только четверть была тогда, когда Сактамат в прошлый раз приходил... У него уже не было крови, рана с корочкой была... А тебя я даже не смотрел в тот день... И после не смотрел... Это ж выходит, две недели я тебе повязку не менял... Да, где-то так.
— На мне всё с детства быстро заживает,— сообщил Айвар, скосив глаза, он глядел с любопытством на то, как Айгамат стирает влажной тряпкой пятна засохшей крови вокруг затянувшейся колотой раны.— А вот у Ангуса, у моего старшего брата, такого нет... У него, как у всех. Дня три надо, пока порез затянется...
— Тихо, болтун, отвлекаешь!— не сердито прикрикнул на Айвара аран.— Чёрная вода — Матери подарок! С ней грех беспечным быть... Об излечении надо думать, о поль-зе своей для рода людского... И Богиню благодарить.
Айвар губы сжал в тонкую линию, встал прямо, глядя поверх головы старика. Тя-жёлые капли целебной воды стекали вниз по груди, щекотали кожу, вызывая неволь-ный озноб. Ни о чём другом думать не хотелось, лишь об одном: утереться.
— Воде этой все раны, все болячки, все скверны подвластны. Она любую хворь из-лечит. Так излечит, что и шрамов на теле не остаётся...
А ты-то, смотрю, много боли видел. И хлыст и бич тебя секли, и огонь жёг, и меч жалил. За грехи отца, за ошибки матери кто платит? Дети! Кровь родная. Плоть единая. Страдания детей — трижды и ещё три раза боль для родителя.
— Не при чём тут мои родители!— Не выдержал Айвар, отталкивая руки старика, возмущённо глазами сверкнул.— Я сам виноват во всём! Я — и никто больше! Вы ведь не знаете ничего, как вы можете говорить такое?
— Сердцем горяч ты, мальчик! Где терпение твоё?— Айгамат головой покачал, опус-тился перед ведёрком с водой на корточки. Чёрная, непрозрачная вода скрыла его правую руку выше запястья, будто ножом обрезала.
Чудная вода! Неужели бывает такая?
Айвар ничего подобного сроду не видел, смотрел, как аран промывает тряпку, как моет руки до самых локтей, и желание ругаться сразу же пропало.
— Это не вода, это масло,— вырвалось у него невольно,— чёрное масло...
— Это не простая вода, это — подарок Матери. Подарок для нас, перворождённых,— Айгамат усмехнулся, выпрямляясь.— Ты бы помер уже, если б я в первые дни не купал тебя в этой воде. Ты не помнишь сам, ты тогда в беспамятстве был...
Но Айвар помнил. Кое-какие ощущения, которые помнило тело, а не мозг: чувство общей лёгкости, расслабленность, умиротворение.
— Правда, вода священного озера доступна лишь перворождённым. Мне пришлось отвозить тебя туда тайно, чтоб никто другой больше знать не мог.
— Отвозить?— Айвар поморщился.
— Да. На повозке с мулом. Сколько можно, а потом на руках... Мне внучка моя по-могала. Она одна знает, что я купал тебя,— Айгамат улыбнулся, выставляя обе руки раскрытыми ладонями так, чтоб показать, как он держал в воде тело Айвара.— В этой воде вес совсем не чувствуешь. Она приятная, тёплая, ласковая, как во́ды в чреве матери...
Да, так ему и казалось тогда. Эта лёгкость в теле, она долго в памяти хранилась. И голоса ещё. Голос самого старика и женский, молодой, с тёплыми звучащими нотка-ми голос. Значит, всё это не было сном, как тебе думалось поначалу.
Вместе с воспоминаниями опять нахлынули те, давно пережитые ощущения. при-ятные и лёгкие, но голос арана отвлёк, вернул к действительности:
— Ты про мать свою, кстати, не болтай никому. Айнур страшным проклятием про-клял отца твоего, Дайанора. Он и тебя убить потребует...
— Но меня-то за что?— удивился Айвар.
Старик ответил не сразу, он переливал лечебную воду в глиняную бутыль с высо-ким узким горлышком.
— Нет более страшного позора для отца, чем дочери лишиться, без выкупа, без свадьбы. Украли, как рабыню! Это ж позор на всю семью.
Айнур, главный жрец в храме Моха, фигура почётная и уважаемая, такого он ни-когда не забудет. Он мстить будет всему роду твоему, мстить за кражу.
— Моя семья далеко отсюда, как тут мстить?
— Зато ты близко!— Айгамат глянул на Айвара поверх плеча, сцедив последние кап-ли, отставил в сторону опустевшее ведёрко.
— Меня поэтому и жить оставили, да?— с горькой усмешкой спросил Айвар.— Этот Айнур меня за отца моего убивать будет. Зачем тогда лечить было?
— Я не знаю, что с тобой делать хотят. Жрец Айнур хоть и брат мне,— При этих сло-вах Айвар удивлённо бровями дрогнул,— но его мысли даже мне не ясны. Мне прика-зали тебя лечить и кормить, я лечу. А что дальше с тобой будет, не знаю.
Айгамат вышел на улицу, ещё шире отдёрнув войлок, закрывающий вход в пеще-ру. Айвар, проводив старика-арана взглядом, поднял с пола пустое ведро. Приклё-панная проушина для ручки оторвалась с одной стороны. Сама-то жесть неплохая, а вот клёпки дрянноватые, уже перетереться успели.
Был бы подходящий инструмент под рукой, здесь работы на пять минут. Кусочек железа от гвоздя для клёпок и молоток обычного веса.
Айгамат вернулся с охапкой дров, и Айвар встретил его неожиданным вопросом:
— Здесь где-нибудь поблизости кузня есть?
* * *
Мехи с упругим хрипом гнали воздух в горн. С каждым выдохом раскалённый уголь чуть потрескивал, отдавая свой жар. Мальчишка-помощник, парнишка лет четырнадцати, тянул ручку на себя обеими руками, водил лопатками под мокрой от пота рубашкой. Приказ кузнеца принял как передышку:
— Эй, сгоняй-ка, узнай точно, на скольких лошадей ковать?
Сам мастер выделывал подковы. В небольшие, заранее просверленные в трёх мес-тах отверстия вбивал раскалённые шипы. Специальные, чуть заострённые книзу. Они, мараги, такими подковами ковали своих лошадей для езды по скалам, для большей устойчивости.
Айвар сидел на чурке возле чана с водой, рядом у ног — сломанное ведро, молча наблюдал за работой кузнеца. Аран, довольно молодой, лет тридцати или чуть боль-ше, крупнотелый, но высокий ростом и потому казавшийся необычайно сильным, легко перемещался на крошечном пяточке между горном и наковальней. Управлялся один без помощника: в одной руке клещи, в другой — небольшой молот на короткой ручке.
Движения спорые, но без лишней суеты, чётко выверен каждый удар. Под лосня-щейся от пота кожей мышцы, твёрдые, как камни, перекатываются. Аран работал голым по пояс, только повязал передник кожаный.
Готовая подкова с шипением опустилась в воду. Держа поделку клещами, аран пе-ревёл глаза на Айвара, глянул сверху, спросил с усталой улыбкой, впервые за всё время интерес выказал:
— На починку что принёс или просто посмотреть?
Айвар без слов, без объяснений протолкнул носком сапога ведро поближе.
Аран бросил подкову в общую кучу, утираясь локтем, коротко рассмеялся.
— У меня ещё, вон,— Подбородком двинул в сторону горна,— на три подковы заго-товки калятся, когда сделаю, посмотрю.
— В четыре руки быстрее управимся,— неожиданно даже для себя самого предложил Айвар.
— А сумеешь, справишься?— Аран чуть правый глаз сощурил, смерил Айвара взгля-дом. Ми-арана из последних пленных он сразу узнал. Его бы любой узнал, кто тот поединок видел. Неплохой бой, достойный "бычьей шкуры", занимательное зрели-ще, оно тогда всех впечатлило. Один тот обмен ударами чего стоил. Царевич Дайрил, говорят, всю жизнь теперь хромать будет, а этот ми-аран ничего, вроде, даже помо-гать напрашивается. Ну, что ж, пусть помогает. Посмотрим, на что он ещё годится.— Вон, инструмент на стене!— согласился, а сам отвернулся к горну, принялся копаться в углях, вылавливая заготовленные подковы.
Работа не казалась Айвару сложной, он только куртку скинул, закатал до локтя ру-кава. Через минуту они с араном уже в два молота стучали на наковальне, каждый со своей стороны.
Удар молотком, ещё один — и размягчившееся железо расплющилось. Повернув подкову боком, Айвар точным ударом выровнял шип. Несложно, да и руки, руки помнили, а ведь столько времени уже прошло, почти два года с тех пор, как послед-ний раз работал в кузнице.
Ковка подков, гвоздей, наконечников для стрел, всякой другой мелочи — с этого ты начинал мальчишкой, а сначала помогал отцу и брату. Кузня была для тебя вторым местом после дома, хотя много времени отнимало ещё и служение в храме Матери.
Они бойко стучали в два молотка. Аран посматривал на Айвара, тот чувствовал на себе его взгляд. Каждый со своей заготовкой управился одновременно, и пока Айвар ворочал в остывающих углях последнюю подкову, аран взялся проверять его работу. Покрутил в загрубелых пальцах ещё горячую подкову, похвалил, видя, что придрать-ся не к чему:
— Неплохо. Неплохо для ми-арана...
Айвар усмехнулся, убирая тыльной стороной ладони сырые от пота волосы, ме-шающие видеть. Любимые слова Айгамата. Тот постоянно сравнивает и постоянно удивляется, когда убеждается в том, что не всё дано одним лишь перворождённым.
— Это просто! Мальчишечья работа...
— А ты, смотрю, и кузнечному ремеслу обучен. Не только мечом махать...
Айвар плечом повёл, не ответил никак на эти слова. Пока доводил до ума послед-нюю подкову, кузнец стоял посреди кузни, смотрел, произнёс, пропуская Айвара к чану с водой:
— Удары так аккуратно кладёшь... Как ювелир прямо.
Айвар рассмеялся.
— Подкова не кольцо, её не сломаешь,— согласился с хозяином кузницы, а потом по-яснил:— Болит ещё, когда ударяешь.— Повёл правой рукой — затянувшаяся рана ото-звалась внутренней болью.
— Понятно,— аран улыбнулся, небольшая русая борода казалась тёмной от угольной пыли и копоти, а зубы блеснули приветливой белизной.
Айвар взялся за ремонт ведёрной ручки. Обратной заострённой стороной молотка выбил перетеревшиеся заклёпки, прилаживал новые, когда в дверном проёме, засло-няя свет закатного солнца, появился мальчик лет десяти. Не успел заговорить, как кузнец сам спросил:
— Где мой Астасий? Я его как к дяде Дайвису послал, так он и пропал...
— На сегодня всё сказали, отец. Все за столы уже садятся. Мама за тобой послала...
— Ладно, передавай: буду сейчас.
Мальчишка с места сорвался, бегом помчался.
— Сорванец,— ласково ругнулся аран. Видно было по лицу и по голосу, что сыном он гордится.— Ты сам-то не торопишься? Тебя Айгамат не потеряет?— Сняв фартук, он умывался потеплевшей водой из чана, плескал на грудь и на спину, смывая пот и грязь. Айвар головой покачал задумчиво, сам глаз не поднял, крутил ведро, прове-ряя, ладно ли держится ручка.
— Ты, парень, смотрю, не из болтливых,— заметил аран, вытираясь захватанным по-лотенцем.— или язык наш плохо знаешь? Как зовут-то тебя, мараг?
— Айвар, сын Дианора,— Айвар наконец-то поднял глаза на кузнеца. Тот в полотня-ной рубашке с расшитым затейливой вышивкой воротом уже не казался таким уж большим, каким выглядел при первом впечатлении.
— А я — Дайгас-мар,— представился кузнец с достоинством.— Давай,— Бровью повёл в сторону чана,— и ужинать со мной пойдёшь. Я тебя сегодня приглашаю. Гостем моим будешь.
Отфыркиваясь с удовольствием, Айвар плескал в лицо водой с обеих ладоней, тщательно мыл руки и думал: "Дайгас-мар — это, значит, из рода Дайев, сын Дайма-ра. А Даймар — это царь, как помнится, царь всех аранов. Ты же, дурень, полдня с царевичем провёл, работал с ним за наковальней и понятия не имел, кто перед тобой. А сейчас сын царя тебя за один стол с собой зовёт, не гнушается. Это ж честь, вели-кая честь! Грех от такого отказываться."
Дом у царя Даймара со стороны показался прямо-таки огромным. Высокий, из толстенных брёвен, с фундаментом из камня, с крытой дёрном крышей. Он не был похож на те небольшие дома из камня и глины, какие строили себе мараги, не распо-лагавшие достаточным количеством строевой древесины.
Дом имел две входных двери, и посередине был разделён глухой перегородкой. В одной половине, как оказалось, обитали дружинники, в другой — сам царь и вся его большая семья, собиравшаяся вместе только за столом.
У Даймара было три взрослых сына от первой жены, ещё два сына близнеца-подростка и четверо дочек от наложниц и рабынь. Невестки, зятья, внуки — Айвар прямо растерялся при виде такого числа народа. Сам он за месяц жизни с Айгаматом успел отвыкнуть от шума голосов, от незнакомых лиц. Сидел на скамье в углу, там, куда указал ему Дайгас, с настороженным любопытством озирался, чувствуя, что и его рассматривают тоже.
Огромный зал, дощатый пол, в центре длинная очажная яма, обложенная выбелен-ным камнем. В такой очаг запросто можно было бы уложить бревно в три человече-ских роста.
Столы стояли полукругом, так же, как и в трапезном зале у аэлов. С одной сторо-ны рассаживались дружинники со своим сайгаром, с царевичем Дайвисом, с другой — семья Даймара; сам же царь и самые уважаемые из приглашённых к столу гостей располагались в центре, за самым высоким столом.
