Знакомство с будущей женой предвкушал с любопытством, как всякий мужчина на его месте и всё равно проворонил её появление. Глянул, рывком перебрасывая взгляд, облизнув разом пересохшие губы.
Четвёрка белейших лошадей, управляемая возничим, остановила открытую колес-ницу как раз напротив них. Какой-то человек, незнакомый Кэйдару, соступил с по-возки первым на сырую скользкую брусчатку, и первая кипарисовая ветка упала гостю под ногу, под подошву плетёной с золотой нитью сандалии. А Кэйдар смотрел выше, на девушку, на неё одну, и ничего больше не видел. Вот она оперлась на про-тянутую руку, шагнула на чужую ей аэлийскую землю — и восторженный крик встре-тил этот шаг. Кипарисовые иглы, лепестки цветов, пшеничное зерно и выкрики "Славься!" отмечали её путь по той земле, над которой сама она вскоре станет вла-дычицей.
А она тоже скользила взглядом по лицам, выискивала своего суженого и, наконец, встретившись с Кэйдаром глазами, в смущении отвела взгляд, отгородилась длин-ными ресницами. Роскошный паттий женского покроя необычной расцветки от нежно-голубого сверху с плавным переходом до глубоко-синего по низу, а в боковых разрезах при каждом шаге выгладывала белая-белая ткань девственной нательной рубашки. Золотые пряжки на плечах, пряжка на поясе, золотой венец на голове, оставляющий открытым высокий лоб, височные бляхи, скреплённые тончайшими цепочками с колокольчиками, спускались вниз до самой груди по обеим сторонам от лица. А лицо само показалось Кэйдару в эту минуту божественно прекрасным. Белая кожа потомственной аристократки, тёмные с высоко поднимающимися внешними уголками брови делали всё выражение лица немного удивлённым. А глаза, несмотря на юность черт, смотрели открыто, чуть высокомерно, с осознанием внутреннего достоинства. Да, это была дочь Правителя, привыкшая к подобной шумихе вокруг своей персоны.
Аскал, помогавший девушке подняться вверх по ступеням, и заговорил первым с торжественным поклоном:
— Владыка, великий и милосердный, Афтий и его дочь от лица своего доверенного представителя приветствуют Вас!
Отец лишь устало моргнул в ответ на приветствие. Церемония утомила Его. Как хорошо, что официальная её часть подошла к концу.
— Прошу вас к моему очагу, к моему столу, к моему хлебу!— Таласий отозвался старинными словами, известными каждому народу этого побережья. Это не просто слова, это клятва хозяина, впускающего гостя в свой дом; теперь переступивший порог его жилища получал все права члена семьи и уйти из дома мог лишь по своему желанию, а его враг становился врагом хозяина.
* * *
Обряд помолвки прошёл за несколько дней до начала Бдений, и там же, в главном храме, у Священного жертвенного пламени Отец объявил имя Наследника. Кэйдар долго ждал этого дня, а событие это ничего не добавило, кроме новых забот.
Саму свадьбу решено было справить весной. Негоже это, торопить со свадебной церемонией. От помолвки не меньше шести месяцев должно пройти, таков закон, таковы традиции. Полгода — это до мая! Большой срок.
Но Кэйдар был не из тех мужчин, кто умеет и готов ждать. Ждать то, что он и так получит через полгода по праву супруга и господина над данной ему законным об-рядом женщиной. В первый же вечер после помолвки он явился в комнату своей невесты. Прошёл быстрым стремительным шагом по мягкому ковру, остановился только возле ложа, Хадисса с недоумевающей и удивлённой улыбкой поднялась ему навстречу. Сейчас, без венца, без золотых украшений, в простой домашней одежде, она уже не казалась такой божественно-неприступной. Может, поэтому Кэйдар, несколько оробевший при первой их встрече, сейчас повёл себя довольно нагло. Наклонившись вперёд так, что пришлось упереться коленом в край ложа, он загово-рил, глядя Аскальской принцессе прямо в глаза:
— А я пришёл знакомиться поближе...
— Разве мы уже не знакомы?— Хадисса отодвинулась назад, упёрлась спиной в по-душку, длинные тёмно-русые волосы, обрамляя открытое лицо, лежали на плечах, на одеяле. Острые колени притянутых к груди ног угадывались под тонкой тканью одеяла.
Ей легко можно было овладеть сейчас, этой аскальской девчонкой, не откладывая на полгода. Чем лучше она всех твоих рабынь-наложниц?
— Вам лучше было бы уйти...— Хадисса подтянула край одеяла повыше, пытаясь загородиться им от пристального откровенно-разглядывающего взгляда.
— А что тебя тревожит, моя милая?— Кэйдар с незнакомым блеском в глазах, со странной улыбкой казался сейчас опасней любого дикого зверя. А ещё в его дыхании улавливался запах вина. Конечно, сама Хадисса сразу же после ужина ушла к себе, за столом остались одни мужчины. И теперь после всего он пожаловал сюда! Да как он смеет вообще вести себя с ней так?!
— Вы — жених, но ещё не муж!.. Свадьбы ещё не было...
— А разве это что-то меняет? Что могут изменить эти полгода? Я буду твоим мужем, так какая тогда разница? Сейчас или потом, после свадьбы?.. Иди сюда!— он схватил девушку за плечи, рывком дёрнул на себя. Хадисса испуганно вскрикнула, запоздало пожалев о том, что отпустила свою служанку спать со всеми другими рабынями.
Кэйдар действительно был пьян, но не настолько, чтоб лишиться силы, хотя хватка его пальцев заметно поослабла. Хадисса, отбиваясь с отчаянием любой женщины на её месте, не позволила ему уронить себя на спину.
— Уйдите отсюда, Кэйдар, прошу вас по-хорошему! Вы ведь пожалеете потом, когда протрезвеете. Я точно знаю, что пожалеете...— умоляла Хадисса, всё больше и боль-ше наползая спиной на подушку, всё сильнее прижимаясь к спинке ложа.
Девчонка оказалась неожиданно сильной, Кэйдар и сам не понял, как это случи-лось, но Хадисса почти столкнула его с себя, так, что он мог удерживать свою невес-ту только за одну руку, за левое запястье. Правой рукой принцесса продолжала тя-нуть одеяло на себя. Кэйдар поймал её и за эту руку, за самое запястье, но тут же отдёрнул, выругавшись сквозь зубы.
Через ладонь проходила глубокая царапина, кровь заполняла её прямо на глазах. Стирая кровь, Кэйдар провёл рукой по ткани паттия у себя на груди. Подумаешь, беда: поцарапался о браслет! Но Хадисса злорадно рассмеялась, выкрикнула, подни-мая повыше руку с проклятым браслетом:
— На этой игле яд!! Вы умрёте через день, если не примете меры...
Кэйдар выпрямился, сидя на скомканном ложе прямо с ногами, спросил с хмурым недоверием:
— Блефуешь, да?
— Проверьте! Пожалуйста!— Хадисса выбросила руку с браслетом, пытаясь ещё раз оцарапать Кэйдара, ударить в открытое плечо, но Кэйдар отпрянул, хоть и не верил до конца, что всё сказанное — правда.
— Ты же врёшь мне, да?— он смотрел на девушку серьёзными глазами. Всё! Разом забыл, зачем пришёл. И протрезвел мгновенно.
— А вы проверьте, господин Кэйдар!— Хадисса явно издевалась над ним.— Если сразу же не промыть винным уксусом, то потом уже ничто не поможет. Умрёте в мучени-ях, в страшных корчах, с такой жаждой, какую ничем не утолить...
— Дрянь!— Кэйдар чуть передвинулся, спуская ноги на пол.— Я ведь всё равно своё возьму!.. Не сегодня, так завтра!.. Куда ты от меня денешься?
— Конечно, но только при первой брачной ночи!— глаза у девчонки сверкали, и на скулах появился нежный румянец, но в своём злорадстве, в своём коварстве она уже не казалась Кэйдару красавицей.— Я ношу этот браслет постоянно! Каждый день смазываю его ядом. И я знаю, как с ним обращаться... А вы же, господин жених, рискуете не дожить до своей свадьбы...
— Я накажу тебя, не думай! Такая подлость...
— А набрасываться на беззащитную девушку — не подлость?!— перебила Кэйдара Хадисса.— Вести себя вот так, по-варварски, — не подлость?! Подлый насильник! Не даром отец говорил мне, что вы все...
Кэйдар не дослушал её — почти бегом, сильно хромая, выскочил вон из спальни принцессы. Бешенство и ярость переполняли его. Требовали выхода... Отец Всемо-гущий!.. Такой стыд! Такой позор! И от кого — от женщины! Этот запрещённый приёмчик ей дорого обойдётся... Ну, подожди, моя хорошая! Я тебе ещё припомню! Чтоб меня! Меня — своего будущего мужа!!! Своего будущего господина!
Этот случай надолго отбил у Кэйдара охоту до женской ласки, а сама Хадисса на следующий день за завтраком и вида не подала, улыбалась учтиво и скромно, опус-тив глаза.
* * *
Праздник! Начался праздник! Праздник Ночных Бдений! Миром правила Нэйт-ночекрылая, а люди подчинялись Ей. На эту неделю забыты законы, по которым живут дети Солнцеликого. Всё и все меняются местами. Свободнорождённые и рабы, аристократы и простолюдины, взрослые и дети, отцы семейств и их непутёвые отпрыски. В эти дни — вернее, ночи! — господин запросто может сидеть со своим рабом за одним пиршественным столом, уважаемая всеми целомудренная мать семьи плясать в одном хороводе с публичной девкой. Много удивительного и даже чудес-ного можно увидеть в то время, когда демоны Нэйт получают власть над миром. Переодевания и маскарады, пиры в каждом доме, куда может зайти любой человек с улицы, пляски и хороводы прямо на улицах, обжорство и пьянки, свальный грех и ещё многое-многое другое из тех преступлений, за которые в иные дни можно и головой поплатиться.
Айна не участвовала в празднестве. Где ей плясать в её-то положении? Месяц, считай, до родов остался. Сил хватило подняться поздним вечером на дворцовую террасу. Отсюда, с высокой открытой площадки, весь Каракас светился праздничны-ми огнями. Там праздновали, там веселились. Вся жизнь сосредоточилась там, на улицах города. Почти все аэлы сейчас с факельным шествием идут к главному храму в центре городской площади.
Первая ночь Бдений на то и первая, что требует по традиции присутствия всех верующих тогда, когда чудотворное священное пламя умирает и на глазах всех при молитве Отца Воплощённого оживает снова маленьким слабым язычком. Он, как младенец, требует от жрецов заботы и внимания. Это потом, в последний день Бде-ний, жертвенный огонь легко сожрёт свою жертву: горячее человеческое сердце. Сожрёт без остатка, без пепла — год будет удачным, без бед и несчастий.
А каждый факел или светильник в руке свидетеля чуда понесёт в своём пламени очищающую силу святого Божественного огня. От него зажгутся очаги каждого из домов не только в самом Каракасе, но и по всей округе.
Айна всего раз участвовала в факельном шествии, упросила Отца, ещё до свадьбы шестнадцатилетней девчонкой видела, а запомнила на всю жизнь.
Вот и сейчас в этом году, она никуда не попала. Но, если честно, не жалела об этом. Желания веселиться не било никакого. Сердце и душу заполняла печаль. Пе-чаль и грусть. От воспоминаний о прошлогодних Бдениях не удавалось отделаться. Вспоминался Айвар, её милый сердцу варвар-мараг. Ведь год, считай, минул с той самой ночи, когда были близки в первый раз... Целый год прошёл. Тяжёлый и труд-ный для тебя... Лучший год в твоей жизни! За него не жалко и жизнь свою отдать...
А как первые месяцы неслись! Стремительно! Ты не дни считала — жаркие ночи! Время мерила ими, встречами этими тайными, украдкой, за спиной у мужа. Слепая страсть и страх разоблачения, они подогревали друг друга, смешались в одно целое, и от этого ощущения становились ещё острее. О том, что ходила по краю, по самой кромочке, позднее только поняла. А поначалу ничего не замечала, никого не видела! Никого, кроме своего милого!
Какое же это счастье, когда он рядом, когда его можно видеть в любую минуту. А сейчас? Что сейчас? Ничего тебе не осталось, кроме воспоминаний, кроме этой гру-сти саднящей.
Сердце аж заколотилось, заныло в груди, и ребёнок в животе отозвался тревожно коротким сильным толчком, будто спрашивая: "Ты чего там, мама?"
Да, маленький, мы одни остались с тобой. В неласковый мир предстоит тебе ро-диться, в недоброе время... Что хорошего ждёт ребёнка, если мать его и сама не знает, кто его отец. Как примет тебя Лидас?.. Ну, хоть Кэйдар, глядишь, оставит нас в покое после решения Правителя...
Айна со вздохом положила раскрытую ладонь на выпирающий живот, вторая рука легла на холодный мрамор перил. Ледяной ветер с моря, колючий, оставляющий на губах привкус соли, давно уже стянул накидку с головы. Айна чувствовала, что зябнет, что замерзают открытые руки и плечи, что холод пробирает до костей. Но уходить не спешила. Решила дождаться, когда торжественная процессия двинется назад. Потому что загадала: если повернут налево от рыночных рядов, то всё устроится в жизни у неё и её ребёнка, а если направо... Да, направо!.. Цепочка огней, как гигантская змея, извиваясь и дрожа, огибала главный храм Каракаса, устремляясь в правую часть города. Ветер, возвращаясь, приносил с собой крики, грохот бараба-нов и визг дудок, нестройное хоровое пение пока ещё трезвых голосов.
Это знак, должно быть, приготовиться к худшему. Хотя... Какие перемены могут теперь ждать тебя после всего пережитого? Что нового может случиться с тобой? Ничего! Ты так и умрёшь в этих мраморных стенах, лишённая права покидать Дво-рец Правителя.
* * *
Хадисса отказалась идти на представление, чуть поджав губы, ответила, скрывая в улыбке насмешку:
— И что интересного в этом развлечении? Подумаешь, событие! У нас уже давно проводят ритуальные бои по всем крупным праздникам...
С ней в одном лишь можно было согласиться: ей, женщине, не за чем глядеть на ритуальные бои. Что она в них понимает?
Отец Воплощённый тоже не будет присутствовать. Об этом Кэйдар узнал уже перед самым уходом. И Лидас. А Велианаса так даже в городе нет.
Ну и пусть! Буду один! Что в этом такого?
... Аридис давно уже объявил о начале представления, но в ложе будущего Прави-теля появился только сейчас. И с одной лишь целью: напомнить о себе, заработать ещё одну похвалу в свой адрес. Знал, что господин Кэйдар всегда любил смотреть ритуальные бои, уж он-то знает в этом толк, сумеет оценить.
Но господин Кэйдар оказался занят, говорил с начальником городской охраны. Вернее, больше-то Дириссий говорил, склонив в почтительном поклоне рано посе-девшую голову, а Наследник, глядя куда-то в сторону, но никак не на арену, нервно барабанил пальцами по подлокотнику роскошного кресла.
Аридис различил отрывок разговора, вовсе не предназначенного для кого-то третьего:
— ...Приметы совпадают точно!..
— ...
— Да-да, господин, одна... Одна, без ребёнка... Говорили, она часто там появляет-ся... Хорошо, господин Наследник, воин у входа будет дежурить постоянно...
А на арене уже вовсю разыгрывалось главное действо. Ах, как им гордился сам Аридис! Он так хотел угодить им будущему Правителю. Но этот Дириссий, будь он неладен, только отвлекает от зрелища своими разговорами пустыми. Неужели нельзя отложить дела хотя бы на время?
— Что это?— Кэйдар наконец-то перевёл глаза на арену, непонимающе нахмурился. "Много, много интересного пропустил!"— сделал свой вывод Аридис и, приблизив-шись к сидящему в кресле Наследнику, принялся объяснять суть происходящего, правда, получалось это у него непоследовательно и сбивчиво:
— Господин Кэйдар, перед вами настоящая битва!.. Это представление посвящено именно вам!.. На удалось полностью воспроизвести ваш победный бой с племенем виэлов... Вон они, справа, все в виэлийской одежде... И оружие тоже виэлийское, обратите внимание!.. Всё очень точно!..
