— А ты как? Сам-то? Что-то не захаживаешь?
— Времени нет,— ответил Айвар коротко.
— Всё так же, в кузнице, да?— Айвар кивнул, отводя взгляд, и тут же добавил:— Я пойду, пока не хватились. А они назад дорогу и сами найдут...
Айгамат указал Лидасу на свободную лавку у стены, Кэйдара же усадил на невы-сокую скамеечку недалеко от очага.
— Мне сказали, ты глазами слаб,— сказал, остановившись как раз напротив.
— Да, это всё слепота какая-то непонятная... А сначала приступы были... Так ведь, Кэйдар, да?— Лидас заговорил со своего места, он и волновался, и тревожился, и торопился — не мог на месте усидеть спокойно. Но аран руку поднял раскрытой ладонью с понятным приказом: "Тихо!", и Лидас тут же примолк, прикусил губу.
— Какие такие приступы?— Старик сухими сильными пальцами осторожно взял Кэйдара за подбородок, заставил голову поднять, заглянул в глаза, в самую глубину зрачков. Заметил:— Цвета глаза твои, ми-аран, удивительного... Не дневное небо в них отражается, не вечернее, ночь в них глухая, беззвёздная...
Слышал я, ты взглядом своим огонь рождать способен, негасимый, жаркий огонь... Ты из рода Великих, не так ли?
— Мой отец — Правитель огромной Империи! Я наследую за ним!— заявил Кэйдар с гордостью, она даже Лидаса удивила невольно. "Значит, верит он в своё возвраще-ние! Верит, несмотря на безнадёжность положения..."
А старик-аран головой покивал, пожевал губами, в слабой его понимающей улыб-ке увиделось Лидасу скрытое сомнение. "Он, что, не верит? Не верит, что перед ним Наследник?! Особа важная? Да что там — будущее Воплощение Солнцеликого!.. Или он знает, что мы не вернёмся обратно? Да откуда ему знать? Откуда?"
— Далеко отсюда твои земли, ми-аран, и дорога до них очень трудная,— Айгамат отошёл, принялся палкой ворошить угли в очаге.— Царь наш не отпустит ни тебя, ни друга твоего, а здесь вам тоже жизни нет и не будет... Дальше этого лета я не вижу вас в нашей долине, благословенной Матерью и Сыном Её... Вы покинете наши земли, и довольно скоро...
Говоря эти слова на неспешном аранском, чуть растягивая их, будто нараспев, Ай-гамат лучиной зажёг небольшой масляный светильник. Поднёс трепещущий язычок пламени к глазам Кэйдара. Подержал немного сначала у самого лица, затем — ото-двигая то вправо, то влево, а потом вообще убрал Кэйдару за спину. Сообщил с задумчивым видом:
— Глаза твои ещё реагируют на свет, значит, ты различаешь то, что светлое и хоро-шо освещено. И зрачки твои тоже прозрачные, молодые зрачки... О каких приступах говорил твой друг?
Кэйдар объяснил буквально в нескольких словах. Говорил неохотно, подбирая те немногие слова на аранском, какие ему были известны. Ко всему этому лечению да и к самому старику он относился с недоверием, смотрел настороженно, исподлобья, нахмурив брови.
Айгамат выслушал его с неподдельным вниманием, переспросил только, явно за-интересовавшись:
— Чернота появлялась после движений резких и всё? Не сама по себе?
— Ну-у, ещё, когда били... в лицо... или по затылку...— с ещё большей неохотой признался Кэйдар.
Как же больно ему было говорить о себе такое. Он даже покраснел от возмущения, и загар на скулах не помог, не скрыл от глаз.
Аран ничего больше не спросил, но приказал:
— Глаза закрой! Дыши ровно и глубоко, как во сне.— А сам повёл себя довольно странно: одну ладонь положил Кэйдару на лоб, другую — правую — на затылок, и сам глаза закрыл, подняв голову так, будто в чёрный от сажи потолок всматривается.
Тишина повисла полная, лишь камни в очаге, остывая, чуть потрескивали, и угли.
Лидас, глядя на всё это со стороны, дышать боялся и шевелиться, смотрел во все глаза, втягивая воздух беззвучно сквозь разжатые зубы.
Наконец Айгамат опустил руки, отступил с усталым выдохом.
— У тебя не так давно было сотрясение мозга, головные боли сильные и тошнота. Было так?
Кэйдар кивнул, ещё ниже опуская голову, а потом добавил:
— Я упал вместе с конём во время боя... Головой о камень сильно ударился... Не могу до сих пор вспомнить... что после было...
— Да, а потом тебя ещё били? Как ты сказал... Твоя слепота, ми-аран, от всех этих побоев!— сказал, как заключение сделал Айгамат.
— И что?— вырвалось у Кэйдара против воли.— Всё, да?
Аран плечами пожал, избегая его прямого пытающего взгляда.
— Да такого же не бывает!— выкрикнул Лидас с таким отчаянием, будто это его судьба сейчас решалась.— Я сам сколько раз мальчишкой с лошади падал — и ничего! Синяки одни и шишки! Да и многие падают, чего уж там?.. Но чтобы слепнуть от этого?!! Нет! Такого быть не может! Вы просто не хотите нам помогать!.. Потому, что мы чужие!.. И заплатить нам тоже нечем...
Аран-старик смотрел на Лидаса, удивлённо приподняв седые брови и чуть улыба-ясь, а рука его лежала на плече Кэйдара ободряющим прикосновением.
— Синяки, говоришь?— усмехнулся, но не обидно Айгамат.— Вот именно, синяки!— Положил ладонь Кэйдару на затылок, потрепал чёрные мягко вьющиеся волосы, как сына родного приласкал, — Кэйдар аж растерялся, моргнул, глядя на Лидаса.— В этой голове сейчас такой же синяк и есть. Или опухоль. А может, и то, и другое. Такое лечится трудно и очень медленно. И я не могу обещать, что зрение вернётся.
— Но ведь попробовать вы можете?!— Кэйдар глаза на арана поднял.— Я не могу сле-пой, поймите меня!.. Кому я буду нужен слепой?! А обратно как...— не договорил, понял, что лишнее сказал, сам себя оборвал на полуслове и опустил взгляд в земля-ной пол.
— У людей по-разному судьбы складываются. Кому-то боги дают больше, а кому-то меньше. Глаза одного видят будущее людей и прошлое, их болезни и их печали, а другой может не различать и того, что у него под носом,— Айгамат заговорил после долгого раздумчивого молчания. Стоял посреди своей пещеры, среди стеллажей и полок, заставленных, загромождённых какими-то нужными ему вещами. Это был его мир, и здесь он был хозяином. Одно его слово решало иной раз судьбу посетителя и гостя, могло вселить надежду, а могло и последней лишить. Но, что главное, он всегда был честен со всеми, со всеми вежлив и старался помочь любому.
— Если ты будешь приходить ко мне каждый день, в любое время, когда тебе будет удобно, я попробую полечить тебя. Но скорого выздоровления не жди! Я и сам не знаю, справлюсь ли ещё. Ты слишком поздно обратился ко мне — время упущено.
А сейчас пусть друг твой выйдет — я начну лечение!
Лидас вышел на улицу, не дожидаясь повторения приказа. Внутренне он даже рад был этому. Этот старик, он будто до нутра своим взглядом пробирается. Как-то про опухоль эту в голове Кэйдара узнал. Как он мог её видеть или почувствовать? Но, видимо, знает, что говорит. Он — лекарь, ему виднее. К тому же аран...
Лидас на камень сел, только сейчас заметил, что марага нет нигде поблизости. Ушёл, значит. А ведь узнать у него хотел побольше про этого странного арана.
* * *
Лишь на десятый день Кэйдар заметил кое-какие улучшения, и это отразилось на всём его облике. Он стал веселее, общительнее, проще, что ли. Особенно со стороны видна была эта перемена. В простой варварской одежде, в прямой рубахе и узких штанах, в невысоких кожаных сапожках, он ничем не отличался от варвара-вайдара, смуглого, черноволосого, поджарого, как степной волк.
Лидас смотрел на него и сам не мог понять: откуда это всё? Откуда в Кэйдаре эти перемены? Где его так знакомая всем лениво-разнеженная сытость и небрежность барса? Этот взгляд с надменным холодом в зрачках, глядящий выше голов окру-жающих? Что влияет на него так? Что его меняет?
Может быть, каждодневные обязанности? Пастушечья работа, которую надо было выполнять и в жару, и в дождь? Поить, кормить, чистить, варить еду для себя и под-держивать порядок в доме и во дворе.
А может, общение со старым араном с длинным именем Айгамат так влияло на Кэйдара?
После визитов к нему он часто и подолгу был задумчив, иногда выдавал такие не-ожиданные мысли или задавал странные вопросы, изумляющие Лидаса своей неожи-данностью. Например, такие: "Почему Создатель Сотворил благородных аэлов по-добными всем другим варварам? Ведь они схожи не только внешне, они имеют ра-зум, какую-то свою мудрость. Не животную — человеческую мудрость!"
Или вот ещё: "Судьба любого человека предопределена свыше или нет? Может ли он изменить что-то в своей жизни? И вправе ли он вмешиваться в жизнь другого? Не раба — свободного, равного себе!"
Особенно его тревожило собственное положение среди аранов. Кэйдар искал в се-бе перемены, намекающие на то, что он действительно стал невольником. Пытался понять разницу между теми, кто родился быть рабом, и теми, кто стал им случайно, по воле судеб. При этом самого себя он относил к последним и верил, что это не на всю жизнь.
Однажды они сидели вечером у костра. Кэйдар ворошил палкой угли и вдруг заго-ворил:
— Знаешь, всё как-то думаю в последнее время, что будет с нами, когда мы вернём-ся.— Лидас в ответ только громко хмыкнул, он не очень-то верил в это, как во что-то, способное свершиться в скором будущем, а Кэйдар продолжил, говоря тихим задум-чивым голосом:— Представь, нас все будут считать погибшими. Отец, твои Айна и Стифоя, и моя Хадисса... Она не хотела этой свадьбы, и сейчас я её понимаю... Я и сам не хотел!— усмехнулся с горечью.— А мой сын, он, наверно, уже ходить начал... Ты видел его, Лидас? Хорошенький мальчишка, правда?.. И на меня похож...
— Отец его, наверное, Назначил Наследником... Его, твоего сына,— заметил вдруг Лидас.— Больше-то некого. Не Айниного же ублюдка, правда?— Поднял глаза на Кэйдара с усмешкой, уже знал, что тот с ним согласится, но Кэйдар ответил, немного помолчав:
— Вся эта власть... И Империя эта вся... Она без нас с тобой стояла и дальше сто-ит... Не всё ли равно, кто ей править должен по закону?.. Тут, вот, живёшь и кажет-ся: послал бы к демонам всю эту власть! На что она? Это такая тоска — указы сочи-нять, письма писать и разбирать... Ещё и суд этот... Ни вникать, ни понимать не хочется!.. Советник порекомендовал! Советник приказ составил... Хочешь — прини-май! Не хочешь — не надо! Вот и вся воля! Нет, это скучно,— Увлёкшись, Кэйдар проговорился:— Я — лучше б с Иридой, но без венца, чем с Хадиссой этой... со злюч-кой...
— Ты же говорил, что вольную ей дал, этой виэлийке!— воскликнул Лидас изумлён-но. Всех этих слов от Кэйдара он в жизни представить не мог. Чтоб он о власти Во-площённого — и так говорил?!
Нет, с Кэйдаром определённо что-то не то творится!
— Да, написал прошение... перед самым отъездом,— согласился Кэйдар, стирая с ру-ки пятно сажи.— Чтоб ей, как вольнонаёмной няньке, жалование назначили, если захочет остаться... И обращение соответствующее. Но Отец никогда не Позволит нам пожениться, так и так...
— А она сама захочет? Ты её спросил?— перебил Лидас Кэйдара, продолжающего рассуждать с беспечностью ребёнка.
— А согласия невесты по закону не спрашивают! Всё отец решает или старший мужчина в семье...
— Так ты сам и лишил её семьи!— снова перебил Лидас, вставая. Сверху он во все глаза смотрел на Кэйдара, будто видел его впервые.
Что он говорит?! Что он болтает вообще?! Что-то не то с ним, точно, творится! Может, его аран тот не так лечит? Он же все мозги ему задурил!
— Я люблю её, понятно!— громким и чётким голосом со знакомой тысячу лет инто-нацией заявил Кэйдар, упрямо наклоняя загоревший лоб.— Я ей так и скажу, когда вернёмся. Я не могу без неё! Она мне каждую ночь снится... И Тавиний тоже...
— Не о ней речь сейчас и не о мальчишке твоём! Ты будешь Воплощением Солнце-ликого! На тебе такая ответственность, а ты о виэлийке думаешь. О свадьбе о какой-то там... Тебе о том, как возвращаться будем, думать надо... Вот зрение полностью вернётся... Нам надо будет пробовать бежать... Нам нельзя оставаться здесь ещё и на зиму...
— Надо же, что я слышу,— Кэйдар громко рассмеялся с непонятной злостью.— А я думал, ты здесь жить собрался... Найдёшь себе какую-нибудь светлокосую араноч-ку, наделаешь ей детишек...
— Араны не женятся на чужих! Они берегут свою кровь...— напомнил Лидас резче, чем следовало бы.— Почти как и вы, аэлы... Я же знаю, как ко мне в твоём доме отно-сились. И кому эта свадьба с Айной нужна была. Один расчет — ничего больше!
— Как ты заговорил!— Кэйдар глаза сузил с тихой яростью, тоже поднялся, и теперь они с Лидасом стояли так, что между ними обоими горел очаг, полный раскалённых углей.— С претензиями! С обидой! Только я тут не при чём. И я не виноват, что ты жену свою не удержал... Что она с этим...
— А это тут вообще при чём?— крикнул Лидас.
— Да ты на себя посмотри! Ты же обиженный на весь мир... Я тебе тут тоже что-то не то сделал...
— Это я-то — обиженный?!— поразился Лидас.— Мне вообще-то и обижаться неко-гда... Каждый день с этой скотиной проклятой... И чем тебя накормить, голову ломаешь... Мы вот и без молока ещё остались... Увели нашу коровку, и телёнка её — тоже... Сегодня днём, пока ты у Айгамата был...
Лидас незаметно принял примирительный тон, заговорил о делах, общих им дво-им. Кэйдар понял его правильно, проглотил резкие слова, готовые сорваться с языка, подумал: "И чего это ты на него чуть не вызверился? Он же единственный здесь, кому можно доверять... Считай, друг твой. Нет, не стоит с Лидасом отношения портить. Хотя он и сам хорош! Ему слово, а он — десять! А раньше такой смирный, такой тихий был, слова резкого в ответ не услышишь... И чего это с ним сделалось? А может, мы просто устали друг от друга? Когда каждое слово, каждый взгляд раз-дражают... А что тут сделаешь? Я и так по полдня его не вижу, пока к лекарю схо-дишь, пока обратно... И всё равно! Терпеливее быть надо, вот что!"
— Что-то телята какие-то беспокойные,— отвлёк Лидас от мрачных мыслей своей репликой. И Кэйдар невольно прислушался. И точно: костёр они разожгли на улице, тут от загонов совсем близко, и слышно было, как тревожно двигается по утоптанной земле их многоногое хозяйство: стучат копыта, трещат доски забора, мычат придав-ленные телята, те, что из самых маленьких.
— Я видел два дня назад следы волчьи у ручья, может, они ещё ближе подобра-лись?— Лидас начал поджигать ветку потолще, делать факел, и в этот момент земля под ногами задрожала. Качнулась с глухим отдалённым стоном.
Они устояли на ногах, а вот лачужка их пастушья с оглушительным скрежетом разъехалась так, что крыша накренилась.
— Что это было?— Кэйдар перевёл огромные глаза на Лидаса, но и тот смотрел с не-меньшим изумлением. Плечами пожал, поднимая повыше горящую ветку.
— Создатель Гневается...— ответил не сразу.— Там, где горы, такое, говорят, бывает.
Телята мычали, казалось, все разом, и всё случившееся сейчас только что, среди ночи, выглядело как кошмар из сна.
— Надо посмотреть, не сломали ли они загон,— сказал Кэйдар, тоже делая себе фа-кел. Пошёл первым, ступая осторожно по земле, оказавшейся вдруг такой ненадёж-ной.
* * *
Весть о ночном землетрясении оказалась событием для всех. Конечно, его почув-ствовал каждый. И те, кто спал уже, и те, кто бодрствовал. А утром царю Даймару понесли последние новости: крыша курятника обвалилась, задавило столько кур, что сейчас вся прислуга из женщин теребит и потрошит то, что ещё можно пустить на еду; из колодца на соседнем дворе за ночь ушла вся вода.
