Лидас головой тряхнул, лоб потёр ладонью. Трудно было поверить в то, что оче-видно, ведь видел же высоко прикованные руки марага, видел белую повязку на одной из них, это Айна перевязывала его.
Лидас глухо, со стоном, выдохнул сквозь стиснутые зубы. Это правда! Кэйдар прав! Они и вправду были любовниками! Она изменяла тебе с этим рабом, с твоим Виэлом! Она делала ЭТО по собственной воле! Потому и пришла сюда! Она спала с ним, с твоим рабом! Изменяла тебе за твоей же спиной. Обманывала тебя!!!
И этот! Лидас резко голову вскинул, взглянул на марага. Кулаки сами собой стис-нулись. Перед ним был уже не простой раб — соперник! Потому что твоя жена пред-почла его, этого мальчишку!
Но почему?! Что в нём есть такого, чего нет во мне?!
Что не устраивало её? Чего ей не хватало?
Она — такая гордая, такая неприступная?! Она — и этот мараг?!
Чем он лучше меня?
Лидас смотрел на Виэла теперь уже без всякого сочувствия, с одним лишь интере-сом, мучительным интересом, с невыносимым протестом и возмущением. Одно знать хотел: чем он увлёк её, прекрасную гордую Айну? Почему ради него она гото-ва пойти даже на такое унижение? Ради него она добровольно идёт сюда, в тюрьму, в камеру! А я? А мне? Я остаюсь в стороне! Мне никогда не добиться и половины её заботливости, направленной на этого вот раба! Почему? Почему так?
Резким толчком пальцев под подбородок Ликсос вскинул голову Виэла, она опять безжизненно упала вниз, на грудь. Мокрые волосы висели длинными сосульками, с них на иссечённую грудь стекала вода.
— Обморок, господин,— объяснил Ликсос.— Опять у него обморок... Обычно я с ним осторожен... Слежу, чтоб сознание не терял... Знаете, господин, у каждого есть порог боли... Ну, это я так называю тот момент, когда человек перестаёт чувствовать боль... Попросту перестаёт соображать. Тогда и сердце может не выдержать, и умом можно тронуться. И всем по-разному терпение даётся. Кто-то быстро сдаётся, кто-то — нет. Тут и от комплекции мало что зависит, и от возраста. Вот этот парнишка... Ничего особенного, вроде... А упрямый... И терпит недолго. Чуть увлекись, и всё! В глазах муть! Хоть ножом пили — бесполезно! Или сознание теряет... А это тоже плохо. Ждать приходится... А он вообще подолгу может вот так вот...
Видите, господин, ещё вчера вечером его господин, наследник наш, допросить пытался. Не сдержался, дал волю кулакам. И до сих пор расшевелить не получает-ся... Ночь целую проболтался — и ничего! Когда ещё очнётся?— Ликсос вздохнул, повторил:— Да, парнишка упрямый. Его ломать неспеша надо... А говорить начнёт, вы, господин, не переживайте... Все ломаются рано или поздно. А этого я вам бе-режно подготовлю... Как сказано было, сделаю, чтоб потом ещё и проводником смог быть.
Лидас отвернулся, кусая губы, приказ Ликсоса догнал его уже у двери:
— Осторожно лей! Не всю сразу... и так наступить уже некуда... Да на лицо же прямо! Вот так!..
______________________
Они столкнулись с Лилом в коридоре перед дверью в спальню Айны. Лил выглядел уставшим и очень довольным, в ответ на приветствие — рассеянный кивок головой — заговорил первым:
— Могу поздравить вас, господин Лидас! Самым первым...— Лидас, будто не пони-мая, о чём речь, удивлённо бровями повёл.— У вас сын!
— Уже?
— Да!— Лил негромко рассмеялся.— Роды первые, а прошли быстро... Да что там? Когда я появился, уже и воды отошли... А ребёночек слабенький родился... Но с госпожой Айной дело ещё хуже обстоит... Но, я думаю, всё обойдётся... Отдых и сон ей сейчас на пользу... А вы, я слышал, к концу месяца только ждали...
— Да.— Лидас не выказывал бурной радости, но Лила это не удивило, он знал, что мужчины не сразу осознают себя отцами, а Лидас, тот вообще сдержан в чувствах.
— Да, роды раньше начались, больше, чем на две недели. Но вы не волнуйтесь, на ребёнке это не должно никак отразиться... Такое бывает, если мать переволнуется, поднимет что-нибудь тяжёлое... Да мало ли?— Лил опять рассмеялся.— Главное, всё уже позади!
— А увидеть её можно?
— Она уже спит, господин. Я бы не советовал. Если только попозже, после обеда...
"Если мать переволнуется...— повторил про себя Лидас, провожая врача глазами.— Конечно! Она у нас волновалась!.. За любовника своего... За этого... марага!.. Так разволновалась, что чуть в пыточной камере не родила... Среди той грязи..."
Решительно толкнул дверь плечом. Стифоя, сидевшая на краю ложа, удивлённо вскинула на него глаза. Лидас под её испуганно-встревоженным взглядом невольно опешил, первый же вопрос застрял где-то в горле, и голос потерял звучание.
— Что, госпожа уже спит?— шёпот, всего лишь шелестящий несмелый шёпот сорвал-ся с его губ. А ведь не так совсем он хотел войти сюда, к этой обманщице!
Стифоя не успела ответить, Айна, чуть приподнявшись на одной руке, заговорила:
— Стифоя, милая, оставь нас пока. Мы поговорим...
Рабыня покинула спальню, прошла мимо Лидаса осторожной походкой. Тоже будущая мама. Даже глаз на Лидаса не подняла.
Айна опустила голову на подушку, в ожидании чуть прикрыла глаза, позволяя Лидасу первому начать трудный для них обоих разговор. Но тот не спешил, вид Айны, её измученный бесконечно усталый взгляд, бледное похудевшее лицо в об-рамлении распущенных волос поразили его. Он готов был кричать, требовать объяс-нений и оправданий, но, глядя на Айну, растерялся. Глазами скользил по её лицу, — как же он обожал её! Любой! Даже такой, измученной, слабой, лишённой сил, — пока не остановился на крошечном личике новорожденного. Ребёнок, уставший не мень-ше матери, спал возле неё, туго спелёнутый в маленький свёрток.
Видя взгляд Лидаса, Айна неосознанно потянулась рукой к младенцу, подалась загородить его собой: уберечь, защитить, не позволить обидеть.
— И ты собираешься сама ухаживать за ним?
— А почему нет?— Брови Айны дрогнули, будто она улыбнуться хотела улыбкой, преисполненной нежности и ласки.— Почему я должна отдавать его кому-то из при-слуги? Это же мой...
— Потому, Айна, что я знаю всё! Хуже того, это теперь все знают! Что ты с этим... с этим рабом... Что ты изменяла мне с невольником,— Лидас заговорил, чувствуя, как с каждым словом его голосу возвращается сила и напор обличителя. Он был прав, и Айна не могла, как когда-то раньше, просто рассмеяться ему в лицо, унизить его своей насмешкой.
— Ты пришёл сюда, чтоб услышать моё признание?— Айна говорила тихим голосом, смотрела на мужа снизу, но без мольбы. Она не просила прощения! Она не спешила раскаиваться в страшном преступлении.— Да, Лидас! Я спала с ним! И не раз, и не два... Ты это хотел услышать? Более того, я сама хотела этого! Я — первая...
— Хватит, Айна!— Лидас не выдержал, мучительно скривился.— Как ты можешь во-обще?..
— Я просто говорю тебе правду! Всю правду! Как на самом деле было... Ты же этого и хотел... Кто, как не я, знает, что мне нравится этот мальчик? Да, Лидас, я люблю его!.. Люблю, слышишь?!— Айна выкрикнула последние слова в полный го-лос, ребёнок захныкал, сначала слабо, потом всё громче. Он требовал внимания матери, и Айна была рядом, готовая ответить на каждое его желание: подхватила на руки ещё неумело, но бережно, прижала к груди, зашептала чуть слышно что-то ласковое, забыв о Лидасе. Тот смотрел на всё это с возмущением, опять-таки чувст-вуя себя лишним.
— Айна, как ты можешь?!— крикнул так, что Айна невольно вздрогнула, и притих-ший младенец снова закричал.
— Тише! Ты можешь тише?— Айна попросила таким тоном, что Лидас ещё больше разозлился.
— Я вправе требовать твоей казни, а ты приказываешь мне быть потише?! По-моему, ты не понимаешь, что твоя измена — это не очередная твоя забава, это преступление. Неужели тебе даже не стыдно? Нисколько не стыдно?!
— А чего я должна стыдиться?— Айна удивлённо плечами повела, говорила она не-громко, но глядела мужу прямо в лицо.— Своей любви?! Почему мне должно быть стыдно за мою любовь? Я люблю Айвара! Люблю его! Уж теперь-то я точно знаю, что это значит... Разве мы распоряжаемся своим сердцем? Разве мы можем знать, почему мы кого-то любим, а кого-то — нет? Разве мне не было бы легче просто быть рядом с тобой?— Айна отвела глаза, добавила уже тише:— И легче, и проще... Но я не могу, Лидас! Не могу, ты же сам знаешь, как это бывает... Когда понимаешь умом, а сердце разуму не подчиняется...
— Не пытайся оправдаться!— Тон своего голоса Лидас продолжал сохранять серди-тым, но во взгляде тёмных глаз стала появляться растерянность. Криков и обвинений ожидал он, а не просьбы понять себя. Айна не прощения просила, а всего лишь по-нимания.
Головой покачала протестующе, продолжила:
— Разве я не видела ни разу, как ты сам пытался перебороть свою слепую страсть. Даже Стифою себе купил... Думал, как Кэйдар, управлять своим сердцем... Чтоб им управлять, надо убить в себе любовь... Заставь себя — забудь меня, и тебе сразу ста-нет проще жить...
— Что ты говоришь?— Лидас за голову схватился.— Я — твой муж, твой господин перед богами и людьми! И ты должна сохранять мне верность, уважать своего мужа и воспитывать его детей... А ты... Ты спишь с моим рабом! И даже не стыдишься этого... Ты предала меня, Айна... А это подло...
— Если б я только когда-то обещала тебе хоть что-нибудь. Если б я хотя бы любила тебя, Лидас!— Айна держала ребёнка в высоко поднятых руках, лицом прижалась к нему.— Почти шесть лет мы с тобой вместе, но я не люблю тебя, Лидас... Я никогда этого от тебя не скрывала... Пойми ты это!— выкрикнула, с усилием смаргивая с ресниц слёзы.— Я не люблю тебя...
— Зато я тебя люблю...— прошептал Лидас. В этих словах был упрёк, обвинение даже, под его взглядом Айна сжалась, низко опустила голову, длинные волосы, спа-дая, закрыли её лицо, но Лидас всё равно расслышал:
— Прости меня...
Он глубоко вздохнул, аж плечи приподнялись, пытался успокоить себя, заставить чувства подчиниться разуму. Как много он хотел сказать сейчас, ещё больше хотел услышать. Все оправдания, все объяснения. Она должна сказать, что не устраивало её. Что заставило искать на стороне какие-то удовольствия, глупо именуемые любо-вью? Она же понимать должна была, что совершает преступление? Не маленькая...
— Прости меня, Лидас,— повторила Айна уже чуть громче, подняла на мужа потем-невшие глаза, наполнившиеся взявшейся откуда-то решительностью.— Я должна была сказать всё сама... Ещё раньше... Кэйдар хотел, чтоб я молчала... Но дело не только в этом... Ты бы потребовал тогда казни Айвара...
— А сейчас, думаешь, я откажусь от казни?— перебил её Лидас.— То, что он мараг, не освобождает его от ответственности за преступление...
— Да он же ни при чём, Лидас!— хрипло выкрикнула Айна мужу в лицо.— Я сама... Я первая... Хотела сначала отомстить тебе, Лидас... Помучить! Я сама ему себя пред-ложила... А потом...
— Замолчи!!!— Лидас на пятках качнулся, вскинул стиснутые кулаки. В глазах его плескалась ярость, ярость обманутого любимой женщиной мужчины.— Не смей гово-рить такое, слышишь!.. Не смей...— слова с трудом выталкивались через плотно сжатые зубы, и в том, что они звучали чуть слышно, угадывалась такая еле сдержи-ваемая ненависть, что Айна впервые в жизни испугалась собственного мужа. Сейчас он мог даже ударить в ответ на любое неосторожно сказанное слово. Взгляд его, и тот невозможно было выдержать — Айна сжалась, опустила голову, крепко-крепко прижала к себе сына. Он один давал ей силы держаться, несмотря на только что пережитые роды. Он — слабее тебя, его некому защитить, значит, ты одна должна оберегать своего ребёнка.
— Я любил тебя, Айна... Любил до слепоты... до обожания... Я готов был даже Адамаса тебе простить... Потому, что знал, как ты хочешь иметь ребёнка... Но ты?!
Ты повела себя ещё хуже, чем эта твоя подружка, эта твоя шлюха Дариана... Она, если спит, то хотя бы не делает это в открытую... А ты... ты готова кричать об этом на каждом перекрёстке... О себе и своём любовнике... Это мерзко, Айна, мерзко...
И этот твой ребёнок,— Лидас наконец-то взглянул на новорожденного, поморщился, хмуря брови.— Готова спать даже с рабом, лишь бы стать матерью...
— Лидас, он твой! Это твой сын... Неужели не видишь?!— плача совсем беззвучно, Айна на вытянутых руках подала ребёнка мужу. Но Лидас отпрянул, на два шага отступил, выкрикнул:
— Не обманывай меня больше! Хватит!.. Любому ясно, чей он...
— Это твой сын, Лидас... Твой!— Айна очень сильно устала, а тут ещё и обвинения Лидаса, которым нечего было противопоставить. Но говорила громко, с уверен-ностью, её слова трудно было не услышать.
— Сначала ты спишь с моим же рабом... Здесь — в этой спальне, на этой же крова-ти... А теперь ещё и подсунуть мне хочешь этого... этого...— Лидас задохнулся, даже договорить не смог, горло его перехватывали сухие беззвучные рыдания. И в глазах мужа Айна видела уже не ненависть, а одно лишь презрение, разочарование, непо-нимание, протест. И боль. Всё разом! Всё, кроме любви.
Нет, он не слышал её, не мог и не хотел слушать, бесполезно сейчас хоть что-то доказывать, что-то говорить, объяснять или даже просить прощения. Айне хватало сил лишь на слёзы, они сами текли вниз по щекам, да она и не пыталась скрыть их.
Лидас отвернулся в крайнем смятении, нервно потирая подбородок, кусая костяш-ки пальцев. Заговорил не сразу, и очень тихо, шёпотом:
— Ты должна избавиться от него!.. Может, только тогда... я смогу... смогу простить тебя... со временем...
— Нет!!!— зато Айна так крикнула, что и Лидас, и младенец одновременно вздрогну-ли. Лидас голову вскинул, нетвёрдо качнувшись на пятках, а несчастный ребёнок залился диким воплем. Этот крик слушать было особенно невыносимо.— Лидас, это мой ребёнок! И я никому его не отдам! Никогда! Ни за что! И только попробуй за-брать его... Пусть только хоть кто-нибудь попробует подойти... Это мой сын!.. А твоё прощение мне ни к чему, понял! Можешь хоть к Отцу идти, хоть к Кэйдару... Пожалуйста! Требовать развода?! Казни?! Да за ради Создателя!.. Даже если меня камнями забьют, я никому его не отдам. Пускай!.. Или ты сам меня убьёшь?! Ну же, давай!!.. Меня и его — тоже!! Нас обоих!!! Меня — и сына своего!!
И откуда у неё силы брались на этот крик, на эту истерику, на это глупое сопротив-ление? Она тряслась в рыданиях, прижимая к себе свёрток с ребёнком, плотно обхва-тив его обеими руками. Так и придушить недолго...
Лидас отступился, предложил:
— Отдохни пока. Тебе нужно поспать... А потом мы поговорим... Когда ты будешь в состоянии меня слушать...
— Я ничего не скажу тебе больше! Я всё тебе уже сказала! Можешь прямо сейчас отправляться в суд. Иди жалуйся... Называй меня, как хочешь... Мне всё равно! Да, я, может быть, и ложилась добровольно под этого марага, но этот ребёнок — твой... И думаешь, от этого я буду меньше любить его? Нет! Нет, понятно тебе!.. Даже если он будет твоей копией, я буду любить его... буду, Лидас, понятно тебе?!! А ты мо-жешь...
Лидас не дослушал её, тут уж никакого терпения не хватит, чтоб всё это выслу-шать, вышел из спальни, грохнув со всей силы дверью.
