А убежать отсюда оказалось сложнее, чем подумалось вначале. Весь день на гла-зах. Какое тут? С утра тренировки. Поднимают рано, ещё до кормёжки надо успеть размяться, повторить все разученные приёмы. Урсал за этим строго следит, не по-зволяет ни выходных, ни праздников, даже когда дождь с утра идёт.
После лёгкого завтрака опять тренировки, бег, гимнастические упражнения на развитие ловкости. Только после обеда позволена трёхчасовая передышка и даже сон. Потом опять в оставшиеся до ужина часы выдают деревянные мечи, чтоб повто-рить всё, что разучил за день. А после ужина толпой гоняют купаться в бассейн, здесь же, в стенах школы. И только потом — спать. На ночь закрывают всех отдельно по маленьким каморкам, запирают снаружи на засов.
И так каждый день, всё по одному распорядку. К вечеру выматываешься так, что ни о чём и думать не хочется. Первые дни с непривычки всё тело болело, все мыш-цы. Сейчас уже нет, втянулся, привык.
Говорить друг с другом надсмотрщики не запрещали, не позволяли одного: без-дельничать, стоять без дела. И за едой требовали полного молчания. Хотя это-то правило нарушалось чаще всего.
Вот и сейчас за обедом ровный глухой стук деревянных ложек о миски иногда прерывался шелестящим шёпотом и короткими фразами в полный голос. Когда нужно, они могли в нескольких словах передавать важную информацию.
— Сегодня приведут женщин...
Вот уж точно событие! Народ за длинным столом загудел обрадованно, кто-то даже ложкой своей отбарабанил знакомый всем мотивчик: "Имел я крошку из тавер-ны..."
В прошлый раз Айвару не повезло, он вывихнул себе руку в плече. Лекарь кость вправил, но посоветовал воздержаться, оставив, впрочем, окончательное решение за главным наставником школы, за Урсалом. Конечно же, тот не стал упускать такой возможности. Но Айвар не особо расстроился. Когда приводили женщин, их распус-кали по камерам раньше обычного. Удалось выспаться на славу. Правда, две сле-дующих недели другие рабы посмеивались над ним и его невезучестью.
Сейчас же всеобщее веселье вызывало у него невольную понимающую улыбку. Что ему женщины? Первой и единственно его женщиной была Айна, родная дочь Самого Воплощённого. Кому расскажешь такое? Да и кто поверит?
Разве стоит даже лучшая из этих женщин её мизинца? Как можно сравнивать про-стую рабыню из поместья хозяина с самой Айной? Хотя ему ли говорить с его-то опытом? Смешно.
На обед давали одно и то же. Всегда. Просо на коровьем молоке. Айвар выбрал остатки каши в одну ложку, отодвинул пустую миску, поднял голову, встречаясь глазами с Шарши. Вайдар следил за ним исподлобья, с непонятной улыбкой, смотрел с вызовом. Айвар не отвёл взгляда, напротив, чуть опустил подбородок, расслабил плечи, устраиваясь поудобнее. Это был спор: кто — кого?
Шарши отвёл глаза первым, ухмыльнулся, вставая.
Они шли к своей казарме на послеобеденный отдых, когда лагад Сти́мас спросил Айвара:
— Видел, как Шарши на тебя пялится? Прямо глаз не сводит...
— Видел. Такое не видеть невозможно.— Айвар усмехнулся.
— Он от тебя пакости ответной ждёт.
— В смысле?— Айвар аж шаг сбавил ,позволяя следующему за ним Матти толкнуть себя в плечо.
— Не знаешь, что ли?— Стимас показал в усмешке белые зубы, сощурил голубовато-серые глаза, обычно добродушные и беззлобные.— Это ж он тебе тогда ножку подста-вил...
— Зачем?— Айвар спросил и сам поморщился, чувствуя, как по-детски глупо звучит его вопрос.
— Сам и спроси. Думал, наверно, что сухорукий тебя квакнет. А теперь ждёт, когда ты мстить начнёшь. Про тебя все говорят: с Виэлом шутки плохи. Тебя тогда неспро-ста сухорукий выбрал. Из всех нас одного тебя почему-то...
— А самого Урсала спросить не пробовали, почему?— Айвар рассмеялся. Вот уж глупость где! Да Урсал и сам уже забыл, почему именно меня тогда из кучи осталь-ных выдернул. Наугад приказал!
А они, дурни, меня уже чуть ли не за легендарного Са́краса держут. Нашли себе героя. Для этого и вправду надо быть самим сыном бога твердыни и гор Моха.
Не буду спорить, Урсал мечом прекрасно владеет, несмотря на то, что калечный, знает своё дело. Но он человек, не бог. Не надо и самому быть богом, чтобы продер-жаться против него в том трёхминутном поединке.
— Зря смеёшься,— Стимас ускорил шаг, нагоняя остальных.— Шарши против тебя на первой же спарке выйдет. Он всем про это говорит. Не скрываясь.
— Ну и пускай!— Айвар тоже перешёл на торопливый шаг. Один из надсмотрщиков уже шёл к ним, прокручивая в ловких пальцах палку из виноградной лозы. Тонкая и очень гибкая, такая синяков почти не оставляет, но следы от ударов потом долго болят.
— Ну, смотри, я предупредил.— Стимас обогнал Айвара, закрываясь рукой от зане-сённой над головой палки, скользнул в распахнутую дверь. Айвар последовал за ним, на ходу обдумывая услышанное.
* * *
О травме Кэйдара Айна узнала сразу, в то же утро. Нет, она, конечно же, не броси-лась к нему с расспросами и соболезнованием. Ещё чего!
Он отлёживался в своей комнате, почти не вставал, как рассказывали служанки-уборщицы. Мается от безделья, злится на окружающих и даже на самого себя. Ску-чает от одиночества.
В том, что власть брата в доме несколько поослабла, Айна сразу же на себе почув-ствовала. Он не запрещал ей покидать комнату. Вернее, не то, что бы не запрещал, он и раньше-то не обладал такой властью, но прекратил настойчиво советовать, что ей и как делать.
И Айна не смогла не воспользоваться таким случаем. Она вышла к ужину в глав-ный зал, хотя давно уже, с месяц, считай, ела в своей спальне. Уж очень велик был соблазн показать всем, а Кэйдару особенно, что никто не вправе ограничивать её свободу. А Кэйдар об этом узнает, ему обязательно доложат. Сам-то он со своей ногой вряд ли выйдет.
Но Кэйдар был тут. Уже сидел за столом. В полном одиночестве. Всего один слуга за спиной, из тех, кто подливает вино в бокал.
Айна растерялась невольно при виде брата. Его-то она видеть после всего, что стало с Айваром, не могла без нервной дрожи и яростного блеска в глазах.
Вернуться к себе?
Он поднял глаза, боковым взглядом улавливая движение, выпрямился, откидываясь на спинку высокого стула.
Поздно!
Айна прошла вперёд, села напротив. Внешнее спокойствие давалось с трудом, но пускай не думает, что мне страшно, что я избегаю его.
— На свои шесть месяцев ты выглядишь неплохо, сестрёнка,— Кэйдар улыбнулся. Воплощённая галантность. Если бы ещё не знать его получше. Айну аж передёрнуло.
— Спасибо,— отправила ему ответную улыбку, такую же вежливо-холодную, с про-зрачным налётом издёвки.— Как вижу, мой срок ты знаешь точнее Альвиты. Конечно, в этих делах у нас такой опыт...
Кэйдар перебил её коротким смешком.
— Судьба моей единственной сестры волнует меня не меньше собственной. Я всё сделаю, чтоб не позволить тебе совершить ещё одну ошибку.
— Охотно верю. Ты готов дорого заплатить, чтоб не дать ему родиться,— ответила на реплику Кэйдара Айна, сама даже не глядела в его сторону, следила за тем, как слуга наполняет тарелку дымящейся запечённой на углях рыбой. Аромат, нежнейший аромат дорогих пряностей призван был вызывать аппетит, но его-то как раз и не было. А всему виной этот Кэйдар, будь он не ладен.— Приставил этих девок ко мне. Не проще было бы воспользоваться ядом. Думаю, Альвита могла бы посоветовать тебе снадобье понадёжней.
— Ну, зачем же?— Кэйдар улыбнулся снова, смотрел на неё, вытирая с пальцев лип-кий рыбий сок смоченной салфеткой. Раб в эту минуту успел заменить перед ним тарелку с костями на чистую. Кэйдар лишь бровью чуть повёл в ответ на движение, невольно раздражающее его.— Моя сестрёнка хочет побыть мамочкой. Почувство-вать, так сказать, на собственной шкуре все прелести материнства. Пройти через роды... Пожалуйста! Я ведь обещал, что позволю ему жить...
— Ты не посмеешь его тронуть!— Айна зубы стиснула так, что скулы заныли.— Только пальцем прикоснись...
— И что?— Кэйдар перебил её, смотрел, насмешливо изогнув брови.— Что ты мне сделаешь?
— Я расскажу всё Отцу!
— Не расскажешь,— тон голоса выдавал уверенность Кэйдара. Он и вправду верил, что она будет молчать.— Побоишься. К тому же я сдержал своё слово, теперь твоя очередь. А ты обещала молчать.
— А ты обещал не трогать моего ребёнка! Ты обещал сохранить жизнь и ...
— Я не убил его, ты знаешь.
— Да, конечно. Минан рассказал. Три месяца жизни на каменоломнях — это отсро-ченная смерть. Не более того. Оттуда не возвращаются...
— А ты чего хотела? Чтоб я дал этой твари вольную? Поблагодарил за труды? Соз-датель свидетель, он, верно, очень старался... Лидасу не чета.— Кэйдар пытался со-хранять спокойствие. Собственный несдержанный и взрывной характер он считал главным своим недостатком. И всё равно сам чувствовал, что в голосе его появляют-ся неприятные почти ненавидящие нотки. Раб не стоит твоей ненависти, это же глупо — ненавидеть варвара и невольника. Конечно, жаль, что не получилось наказать его так, как хотелось, и всё же он не стоит того, чтоб занимать им свои мысли.
— Замолчи!— Айна смерила его яростным и одновременно презрительным взглядом.— Ты — бесчувственное животное! Как ты смеешь вообще рассуждать здесь о чём-то? Ты даже не знаешь, что значит любить! О чём с тобой говорить вообще?
Она с такой силой швырнула салфетку на стол, что Кэйдар подумал: уйдёт сейчас. Но Айна осталась, пытаясь успокоиться, взяла кубок со свежеотжатым яблочным соком, разбавленным ледяной водой. Рука её заметно дрожала, и на запястье чуть покачивался тонкий серебряный браслет. Странно. А где все другие её украшения? Где всё её золото? Она же не мыслит себя без всех этих затейливых безделушек. Одна только пластинка золотая на тонкой цепочке на груди поверх паттия из белой простой ткани. К чему этот белый цвет погребальный? Кого она хоронит? Или это всё траур по своему варвару?
Вопрос-издёвка чуть не сорвался с языка, но Кэйдар сдержался почему-то. Может, пожалел?
Какое-то время они ели молча. Айна старательно не замечала брата, но и не спеши-ла. А Кэйдар наблюдал за ней, изучал её, будто впервые увидел в ней что-то такое, чего никогда раньше не замечал. Она всегда казалась ему вздорной, недалёкой, пус-той, как все женщины. Откуда в ней это непонятное упрямство? Любая другая на её месте раскаивалась бы в совершённом преступлении, молила бы о милости, глаз поднять не смела, а эта же ещё и обвиняет в ответ, бросается на каждое слово, как разъярённая кошка. Отцовская кровь в ней играет, это точно. Такую надо держать под контролем, она в запале может наговорить всякого. Поэтому придётся мне тебя, милая, в кулак брать. А самое дорогое сейчас у тебя — твой ребёночек. От одной удавки на твоём нежном горлышке я тебя сам лично избавил, можешь спасибо мне сказать... Но позволить ему жить после всего? Уж нет, увольте!
Айна будто не замечала его пристального взгляда, или просто делала вид. Подняла глаза, осматривая расставленные перед ней блюда. При виде широкого плоского блюда со вскрытыми раковинами моллюска поморщилась недовольно, бледнея ещё больше, оттолкнула тарелку от себя подальше, насколько длина руки позволила. Приказала слуге:
— Унесите это... эту... гадость!
Что это за номер? Кэйдар не сразу понял, что к чему.
— Твой ублюдок не выносит деликатесную пищу?— спросил-уточнил, глядя на сест-ру с насмешливой улыбкой.— Может, тебе лучше подать перловку с говяжьим жи-ром? Или просяной каши на молоке? Подсоленный чёрный хлеб с куском овечьего сыра? Простоквашу с пресной лепёшкой?
Он изощрялся в своём издевательстве, продолжая заботливо улыбаться.
— Лучше замолчи, сделай милость!— неожиданно спокойно приказала ему Айна. Взглянула на него из-под ресниц не томным, известным Кэйдару взглядом, а холод-но-злым, надменно-спокойным.— Ты ведь не знаешь ничего, живёшь в неведении... Одно запомни раз и навсегда: власти ты не увидишь. Как бы тебе ни хотелось, а не увидишь...
— Думаешь пропихнуть к главному жертвеннику своего ублюдка?
— Дело даже не в моём ребёнке,— Айна чуть примолкла, как раз на ту долю секунды, какой ей хватило, чтоб набрать в лёгкие воздуха для следующей фразы.— У Лидаса будет ребёнок, знаешь? Ребёнок от наложницы. От той девочки, которую ты сам выбирал ему этой зимой. Помнишь?
— Нагуляла!— Кэйдар откинулся на спинку стула, упираясь ладонями вытянутых рук в край стола.
— Ага, так же, как и я. Не слишком ли однозначно ты судишь обо всех женщинах?
— Другие мне пока не встречались.— Отрезал Кэйдар, нервно потирая лоб. Новость его порядком удивила.
— Даже та, твоя виэлийка? Может, и к ней похаживал кто-нибудь третий? Мой Лидас, например?— Айна чуть подалась Кэйдару навстречу, сидела, сложив руки перед грудью, улыбалась, но не добро, с ответной издёвкой.
— У Ириды — мой ребёнок! Не смей сравнивать моего сына со своим ублюдком!— Кэйдар чуть повысил голос, пальцы сами стиснулись в кулаки, будто готовясь к драке. Только где он, враг? Не сестра же родная, нет! Её другим способом осаживать надо.
— В отличие от твоего муженька, детишек я делать умею,— Кэйдар ухмыльнулся.— Он у тебя, точно знаю, дефективный. Просто так, от скуки, про такое не болтают.
Вы же пять лет вместе даром прожили, а тут, надо же, Лидаса на детей прорвало. Сначала — ты, теперь ещё и та лагадка. Не надо меня за дурака держать. Думаешь, я при таком известии сразу же твоего щенка тебе оставлю. Мол, любуйтесь, на Лида-сово отродье. Не надо! Ублюдка в Наследниках я терпеть не намерен.
Поэтому молись своей Нэйт, чтоб я вернул виэлийку обратно, а вместе с ней и сына своего, кстати. Найдётся, пожалуйста, рожай, если так хочешь. Мне потом плевать на вас всех будет. А пока же... Молись, сестричка!
Кэйдар поднялся, тяжело опираясь о спинку соседнего стула. Первым направился вон из обеденного зала, даже десерта не дождался.
Айна, в задумчивости покусывая указательный палец на сгибе сустава, провожала его взглядом.
Вид хромающего брата был просто ужасен. Он же никогда не болел, ни на что не жаловался. А тут тянул больную ногу, нелепо и жалко изогнув свои всегда вольно развёрнутые широкие плечи. Его впору было пожалеть, как бывает до обидного жалко вольнолюбивого волка, угодившего в капкан. Да, он жалок, но не беспомощен, отнюдь. Такая беда не отучит его показывать зубы, угрожать всем, кто смеет посяг-нуть на его свободу, на его собственность.
* * *
Если Лилу что-то и не понравилось при осмотре, он не подал виду, сдержался, вздохнул лишь с осуждением и, перетягивая повязку заново, констатировал:
— Останется хромота, господин. Я ничего не сумею уже исправить. Вы поднимае-тесь с ложа?— спросил прямо, а взгляд неодобрительный, недовольный.
— И не только,— Кэйдар небрежно пожал плечами.— Не думаю, что если буду валять-ся весь день напролёт, то это как-то ускорит выздоровление.
— А где ваша палочка?— Лил крутанулся, оглядываясь.
— Мне ни к чему палка!— Кэйдар вздёрнул подбородок. Лил, разглядывая его лицо, покачал головой всё с тем же осуждением.
