Почему она позволяет себе такое?
Потому что чувствует свою безнаказанность! Потому что знает, что ты не нака-жешь её! Почему?! Отчего?!
Потому, что ты слишком слаб! Ты сам виноват в том, что твоя рабыня дерзка и своевольна. Будущий Правитель не имеет права быть слабым. А ты недостаточно строг с ней... Смотришь на неё, как мальчишка, открыв рот...
Конечно, она красива. Но красивых женщин у тебя было предостаточно... Да, дело на в красивом лице, не в стройной фигуре... Хотя и это тоже много значит. Главное — это характер! И независимость!
Все другие женщины обожали тебя, скорее даже, не самого тебя, а то, что ты — будущий Правитель, Наследник Империи, и обладаешь безграничными возможно-стями. Все они ловили каждое твоё слово, угадывали малейшее желание, стремились угодить во всём. Мог ли ты подумать, что какая-то из них может быть недовольна тобой лично и твоими действиями? Конечно, нет! Поэтому тебя удивил тот вопрос виэлийки, когда она крикнула прямо в лицо:
— А хотела ли я?! Моё мнение хоть раз спросили?
Да, она не такая, эта виэлийская царевна. Не такая, как все те, что были у тебя раньше. И для неё ты не будущий Правитель, не просто господин, — обыкновенный мужчина, грубо посягнувший на ей независимость, её волю, её невинность. Поэтому она ненавидит тебя, поэтому ты останешься для неё лишь врагом — и никем больше. И единственное, что можно тут сделать, — отправить подальше с глаз. В поместье загородное или в дворовую прислугу...
Но ведь ты же сам, спустя день или два, отправишься искать её. Так же, как искал её на улицах Каракаса; так же, как спускался за ней в холодную камеру подземной тюрьмы, а потом отпаивал — сам! — тёплым молоком.
Признайся, она слишком много значит для тебя, эта виэлийка Ирида, она дорога тебе не только как мать твоего единственного пока сына. Ты даже забыть её не смог за те неполные четыре месяца, пока она пряталась от тебя за стенами храма.
Какая-то огромная сила ворочается внутри тебя, управляет тобой, твоими чувства-ми, твоими мыслями. И сила эта настолько велика, что ты не можешь с ней спра-виться, она ослабляет тебя, лишает силы и воли, подавляет твою свободу, твою неза-висимость. Ты не можешь уже подчинять свои поступки и действия разуму, борешь-ся с этим, но — не можешь. И сила эта, поглощающая тебя, имеет короткое имя — "СТРАСТЬ".
Да-да, вот так, с большой буквы! Потому, что она, эта сила, как паразит, живёт в тебе, опутав сердце и мозг своим гибким телом, травит твою душу, лишает сил, ломает волю.
И предмет этой страсти рядом, он близок настолько, насколько это может быть возможно. Но запреты, свадебные запреты держут тебя, как цепи, и оттого желание ещё острее, до боли, до режущей боли в мышцах.
Отец Небесный, дай сил пережить эту пагубу! Дай сил справиться с этой слабостью и не навлечь на свою голову проклятия отступника, нарушившего клятву жениха и будущего мужа.
* * *
Вряд ли те, кто знал Даиду и её строгий нрав, могли поверить, что она способна на такую заботу. Эту заботу Ирида, глядя на Айвара, видела во всём.
Каких же трудов стоило бедной женщине превратить то жалкое существо в при-личного человека! Он же теперь сам на себя стал похож.
Длинные тёмно-русые волосы по обеим сторонам похудевшего лица, в них заметна седина: несколько седых прядок падало и на лоб, а виски совсем белые. Бедный мальчик, он пережил такое, чего и на три жизни будет с лихвой. Мягкая рубашка со знакомой, родной вышивкой скрывает под собой следы бича и пыток, но седину при молодом, почти юном лице не скрыть, она как постоянное напоминание.
Ирида смотрела на своего несостоявшегося мужа со смутным ощущением горечи и сожаления. Понимала всё больше, что могла бы полюбить этого человека, в нём есть та глубинная сила, которая помогла ему пережить и боль, и одиночество. Женщины любят сильных, по-настоящему сильных мужчин.
— А я ждал тебя... все эти дни...— он заговорил первым, смотрел ей в лицо с искрен-ней радостью. Он заметно окреп, на ногах стоял твёрже, держался уверенней, только в охрипшем голосе осталась всё та же слабость.
На руке свежая повязка, каждая ссадина на теле промыта и обработана целебной мазью, на плечах тёплый плащ с капюшоном, отороченный колючим мехом. На ногах высокие узкие сапоги из оленьей кожи. Сейчас мараг сильно напоминал себя прежнего, того, каким запомнила его Ирида в их брачную ночь. Но тот странный блеск в глазах остался, несмотря на все старания кухарки. Что-то безумное, опасное во взгляде, какая-то нервная болезненная притягательность в истончённом лице.
Он по-прежнему красив, этот марагский царевич, хоть в нём и не осталось той юношески свежей застенчивости. Это был уже не мальчик — мужчина. Сильный, твёрдый, повзрослевший. И видя это, Ирида снова почувствовала укол сожаления. Они могли бы быть вместе, но боги развели их настолько далеко, что вряд ли они останутся хотя бы друзьями.
— Я не могу появляться здесь слишком часто, Кэйдар и так уже всё знает...— отозва-лась не сразу Ирида, перекладывая плошку масляного светильника в другую руку.— Просто решила узнать, как ты...
Айвар в ответ плечами повёл, будто сам не мог для себя определить, как он. Жив, относительно здоров... Чего ещё можно хотеть в его-то положении? И так есть всё, что можно, спасибо Даиде и её заботам.
— Я слышала, ты поведёшь их к своим... В горы... Ты не боишься, что с твоими родными будет то же самое?
Мараг задумался, молчал довольно долго, будто и вправду думал с трудом. Отве-тил неохотно:
— Они не смогут туда попасть...
— Но ведь ты же сам поведёшь их!
— Волчья пасть...— начал Айвар, и Ирида перебила его:
— Вот именно! Кэйдар убьёт тебя или бросит в горах одного! Он сам сказал мне... А ты поверил ему? Поверил тому, что он сохранит тебе жизнь?
— Нет, ты же не знаешь, Ирида...— Он громко усмехнулся, подходя ближе всего на один шаг.— Из них тоже никто не вернётся обратно... Никто, слышишь?
Ирида непонимающе нахмурила брови, даже переспросить не успела, Айвар про-должил сам:
— Я заманю их туда, откуда никто не найдёт обратной дороги...— Рассмеялся глухим хриплым смехом.— В Волчью пасть! Их всех там накроет лавиной... Это опасное ущелье... Оттуда есть всего одна дорога, но зимой её никому не найти... Они все останутся там...
— А... А как же ты сам?— Ирида смерила его взглядом.— Что будет с тобой, ты поду-мал?
— Мне особо не из чего выбирать.— Айвар рассмеялся с горечью.— Я умру с радо-стью, если Кэйдар пойдёт за мной следом... Если всех их проглотит Волчья пасть...
В его смехе было что-то безумное, нескрываемая радость и предчувствие мести. Что-то зловещее и сильное, особая власть человека, выбранного богами вершить судьбы других.
Этот смех ещё долго эхом отзывался в ушах Ириды. Оглушённая, она шла по кори-дору, ничего не видя перед собой.
Он заманит их... Он убьёт их всех... Один?! Ему, как проводнику, будут доверять до последнего. Он готов погибнуть вместе с ними, но отомстить Кэйдару. Как же сильно Айвар ненавидит его, раз готов пойти даже на это. Это не ненависть бессиль-ного, это не ненависть беззубого, загнанного в угол зверя, нет! Мараг убьёт его! Убьёт того, кого и ты ненавидишь тоже. Он обещал отомстить — и он отомстит!
Впору бы радоваться! Ты же сама об этом мечтала: отомстить Кэйдару! Ты сама пыталась его убить...
Вроде бы всё правильно, всё справедливо... И всё равно в душе и на сердце есть какое-то беспокойство, какое-то неприятие.
Вместе с Кэйдаром погибнут и другие. Многие. Тот же Лидас... И никто из них не знает, что судьба их уже кем-то предрешена. И кем? Марагом Айваром! Кэйдар его не выносит. Он и представить не может, что жизнь его теперь зависит от варвара...
А как ей быть сейчас? Должна ли она предупредить их? Хотя бы намекнуть? Промолчать — значит, взять на свою совесть сотню смертей. А если сказать? Кэйдар убьёт Айвара! Его смерть будет на тебе. Сможешь ли ты жить, зная об этом? Нет!
Но как же тогда быть? Что делать? И зачем он только сказал тебе? Лучше бы ниче-го не знать, чем вот так мучиться теперь...
В смятенных чувствах Ирида возвращалась к себе, всё больше склоняясь к тому, что не стоило ей навещать марага. Он-то для себя уже всё решил, а ей теперь гадать и мучиться, как быть. Что так, что эдак — всё одно! Если б Кэйдар ехал в свои про-клятые горы один, всё было бы куда проще. Что ж, пусть будет всё так, как угодно Богине. А я буду молчать!
Толкнула дверь обеими руками, выпустив края шали, сжимаемые пальцами у гор-ла. Как хорошо, что час поздний, никто не видел, и Тирон уже спит. Днём он плохо спал, сейчас его ничем не разбудишь.
Кэйдар встретил её таким взглядом, что Ирида остановилась там, где стояла, на пороге. Он смотрел на неё сверху, чуть опустив подбородок, яростно сверкая огром-ными в полумраке глазами.
— Я... я...— Ирида судорожно сглотнула.— Вы здесь... Уже ночь...
— Вот именно — ночь!— он говорил глухим низким голосом, выталкивая каждое слово через плотно стиснутые зубы так, будто сплёвывал.— И не смей врать мне...
— Я?!— Ирида уже успела оправиться от испуга и удивления.— С чего бы это вдруг? Не имею такой привычки...
Шагнула мимо, стараясь даже не глядеть в сторону Кэйдара, всем видом своим выражая предельную занятость.
— Дрянь... бесстыжая...— Кэйдар поймал её за локоть, рванул на себя с такой силой, что Ирида сама упала ему в руки. Рванулась с неподдельным испугом. Он давно уже не прикасался к ней, не был так по-настоящему груб.
— Прошу вас... Мне больно...— выдохнула со стоном, пряча вторую руку за спину, но Кэйдар всё равно поймал её за запястье, притянул к себе.
— Неужели? Я смотрю, тебе давно уже не было больно... Ты преспокойно наруша-ешь мои приказы... Крутишь шашни за моей спиной с тем гадом... Ты забыла, кто я? Забыла, да?— Кэйдар встряхнул Ириду с такой силой, что ноги её оторвались от пола. Какую-то секунду она была на его руках вся, чувствуя особенно остро его силу, его власть над собой — и собственную беспомощность, беззащитность даже. Что она могла сделать? Хоть криком кричи — бесполезно! Ещё больше рассвирепеет.
— Прошу вас... Пустите... Не надо так...— прошептала, зажмурившись, судорожно дыша сквозь разжатые зубы.
— А как надо?! Ну?!— Он прижал её к себе так плотно, что колено его оказалось между её ног, она сейчас буквально лежала на его груди.— Я предупреждал тебя однажды: не смей смотреть на кого-то ещё, кроме меня... Я убью вас обоих... Хо-чешь, чтобы я убил этого варвара? Прямо на твоих глазах... Ты этого хочешь?..
— Вы не посмеете... Ваш поход...— даже в таком положении она умудрялась возра-жать ему, не то слово — спорить.
— Какая осведомлённость!— Он хохотнул коротко, зло.— Какая заинтересованность!.. Зря надеешься! Твой марагский ублюдок сдохнет на глазах его папочки-царя... Я специально устрою им такую встречу... А ты... А с тобой у меня будет другой раз-говор...— Он легко швырнул Ириду на ложе, шагнул следом, расслабляя пряжку тонкого пояса.
Отец Создатель! Как же давно он хотел этого! Просто мечтал!.. Даже во сне видел эту девчонку... Её сильное и одновременно мягкое тело. Её глаза, огромные, влаж-ные от нескрываемого желания... Обладать ею... Сделать покорной, послушной, смиренной...
Ирида юрко ускользнула из-под его рук, перекатилась на край ложа, вскочила на ноги с другой стороны. Лишь шаль на смятой постели осталась и ямочки от локтей.
— Ну!— выкрикнула, зло сверкнув глазами, дразня влажной белизной зубов, оскален-ных в злорадной яростной улыбке. Стояла, стиснув кулаки, глядя исподлобья через растрепавшиеся волосы.— Ну, давайте! Только попробуйте ещё хоть раз! И я убью себя... Я не останусь жить... Я так сразу решила...
В руке она держала длинную булавку с медной головкой, такими обычно женщины простолюдинки собирали волосы на затылке и одновременно закрепляли на голове накидку.
— Думаешь, это так легко — убить себя?— Кэйдар усмехнулся, дыша возбуждённо, всей грудью.
— Я не думаю — я знаю! Но не бойтесь, мне хватит сил, и времени хватит...
— Дурочка!— Он натянуто рассмеялся, но с места не сдвинулся.— Наивная дурочка... Да если б я только захотел... Захотел по-настоящему...
— Идите к своей невесте! А я вам не шлюха!.. Не смейте ко мне прикасаться... Ясно вам?!
Кэйдар молча вышел, грохнув дверью со всей силы, так, что пламя в светильнике качнулось, распластываясь, и Тирон спросонок захныкал хрипло, сдавленно. Но Ирида не бросилась к нему, — рыдая, опустилась на пол, пряча лицо в ладонях. Про-шептала одними губами:
— Да чтоб ты сгинул там... среди снегов... Чтоб волки подавились твоими костя-ми... Будь ты проклят на веки вечные!.. Ты и все те, кто послушно следует за то-бой...
* * *
Будь проклято всё их длиннокосое племя! И эта туда же! Угрожать! Мне — угро-жать?! Зря надеешься, что это тебе поможет... Я не уеду, не попрощавшись с тобой должным образом... Ты долго будешь меня помнить.
А я — тебя! Да, вкус твоих губ, нежность кожи, её восхитительную бархатисто-тёплую нежность. Эти гибкие сильные руки, они ещё будут ласкать меня в ответ на мои прикосновения. Ты ещё будешь мне улыбаться, о каждом поцелуе будешь про-сить, будешь умолять...
И тогда я все твои выходки тебе припомню! Каждую! Каждое твоё слово! Все твои угрозы...
Отец Всемогущий! После такого и умереть не жалко. Даже поход этот кажется забавным приключением
Да, я заставлю тебя покориться. Ты ещё будешь таять в моих руках... Ты ещё узна-ешь, что это такое, настоящая мужская ласка.
А сейчас?.. Сейчас у меня есть ещё одно дело...
___________________
...Айвар не понял ничего. Он уже успел обдумать последний приход Ириды. Успел пожалеть, что не сдержался, раскрыл ей свои планы.
А вдруг расскажет? Не удержится?.. Ведь он же всё-таки отец её сына... Может быть, она даже любит его... Женское сердце — неизведанная тропа! Извилистая до-рожка! Куда приведёт — неведомо...
Задремал, сидя на соломенном тюфяке, закутавшись в тёплый плащ. Проснулся даже не от грохота дверного засова — от удара в лицо. Неожиданного, сильного, оглушившего разом.
Кэйдар!!!
Он взбешенным зверем ворвался в камеру, набросился на марага с такой яростью, когда не считают удары, когда бьют, не разбираясь, куда, лишь бы ударить поболь-нее. Бил обеими руками — и правой, и левой. В лицо, в живот, под рёбра, в солнечное сплетение, и снова в лицо.
— Сволочь... Сволочь... Гад...— шептал после каждого удара, вымещая на против-нике всю свою ярость, всё возмущение.
А мараг растерялся поначалу, пропустил несколько тяжёлых кулаков. Потом попы-тался даже блокировать, хотя так и не успел подняться на ноги. Подставил сдуру левую руку — и взвыл, зажимая место перелома правой, повалился вперёд и удачно так попал лицом в подставленное колено.
— Это — что?!— заорал Кэйдар, сдёргивая с плеч скорчившегося на полу варвара отороченный мехом плащ. Швырнул его, скомканный, в лицо тюремному смотрите-лю.— А это — что?!— Пнул тюфяк носком сандалии.
